Рыцарь в черном плаще
Шрифт:
— Придет! Он смог освободиться только в полночь. Это он вел дело Жакобера, агента де Марвиля.
Начальник поднял глаза на В.
— Все сделано? — спросил он.
— Да, сделано в половине двенадцатого, за несколько минут до того, как я пришел сюда.
— Хорошо! А рапорт?
— Он будет составлен этой ночью.
— Ничего не будет упущено?
— Все будет описано в мельчайших подробностях, и вы получите отчет завтра утром, никак не позже.
— Его нужно передать до полудня начальнику полиции, чтобы он мог прочесть донесение королю. — Начальник насмешливо
Он, по-видимому, принял окончательное решение.
— Позовите сюда Бриссо, — сказал он В, — черт возьми! Она или заговорит, или я клещами раскрою ей рот.
— Не хотите ли сами пойти наверх? — спросил В.
— Нет, пусть она спустится сюда. Здесь вполне безопасно, стены достаточно толсты.
В вышел из комнаты. Начальник, оставшись один, стал медленно прохаживаться, склонив голову.
— Кто же этот враг, который уже шесть месяцев вредит мне?
Он остановился, скрестив руки на груди.
— Горе ему! — продолжал начальник. — Он вчера ночью осмелился коснуться одного из двух существ, которые дороги моему сердцу! Кто бы он ни был, он падет в борьбе!
Начальник поднял голову, лоб его прояснился внезапной мыслью, пальцы сжались.
— Да, ночь на 30 января трагична для всех, кого я люблю, — сказал он. — Я отомщу тем, кто наделал мне столько зла! Отомщу! Но, — сказал он, переменив тон, — кто все-таки этот невидимый враг?
Начальник погрузился в глубокое раздумье.
— Эта двойная жизнь была так прекрасна, — сказал он, — сколько радостей я принес обиженным! Скольких я осчастливил! Как будущее мне улыбалось! И на вершине этих успехов неизвестная рука вдруг поразила ангела моих мечтаний и моей жизни!
Начальник остановился. На него страшно было смотреть, его лицо отражало самые сильные и самые противоположные чувства.
— Горе! Горе ему, — продолжал он, — я отомщу!
Он ходил взад-вперед по комнате, потом снял со стены план Парижа и положил его на стол, медленно проводя пальцем по всем белым линиям, представлявшим улицы.
— Как объяснить исчезновение этих людей? — говорил он, глядя на план. — Двое с одной стороны, трое с другой — и ни малейшего следа! Но это невозможно! Решительно невозможно. Неужели люди, которые мне служат, сговорились, чтобы обмануть меня, чтобы изменить мне? Нет, нет, это исключено!
Он опять остановился.
— Но если они не изменяют мне, кто тогда?
Начальник стоял с нахмуренными бровями, на лбу его появились складки, предшественники бури. Раздался скрип, и дверь отворилась.
XXVI
Бриссо
В, все еще в маске, вошел в комнату и, шагнув в сторону, пропустил вперед себя женщину.
Это была известная сводница Бриссо, вписавшая свое имя в любовные летописи царствования Людовика XV.
Бриссо была высока ростом и чрезвычайно стройна. Ее рост и сложение говорили о физической силе, присущей не многим женщинам. Она была одета в костюм яркого цвета. Войдя в комнату, она очутилась лицом к лицу с начальником и отступила, как бы пораженная ужасом.
Действительно, вид этого человека, освещенного лампой, имел что-то страшное и фантастическое. Рост его был очень высок, пояс, за которым были заткнуты шпага, пистолеты и кинжал, стягивал стройный стан. Лицо, черты которого мешали рассмотреть густые усы и борода, имело дикое выражение, черные глаза бросали сверкающие взгляды из-под косматых бровей, а рука, положенная на кинжал, будто приготовилась к удару. Бриссо отпрянула назад.
— Подойди! — сказал ей начальник властным тоном. После довольно продолжительного молчания он продолжил:
— Ты знаешь, перед кем находишься?
— Нет, — нерешительно ответила Бриссо.
— Ты находишься перед человеком, который, будучи верен друзьям, не имеет привычки прощать своим врагам. Я буду тебя допрашивать, и ты обязана мне отвечать.
Сказав это, начальник отворил железную дверь небольшого шкафа, вынул мешок, который бросил на стол, а возле мешка положил заряженный пистолет.
— В этом мешке двадцать тысяч ливров золотом, — сказал он, а в этом пистолете пуля. Если ты будешь служить мне, как я хочу, эти двадцать тысяч станут твоей наградой. Если ты попытаешься меня обмануть, я всажу эту пулю тебе в лоб. Ты можешь мне верить, когда я говорю подобным образом.
После минутного молчания он прибавил:
— Я — Петушиный Рыцарь!
Назвав себя, он отступил назад, и свет лампы хорошо осветил его. Он предстал во всем блеске гнева. Бриссо сложила руки на груди и не имела сил даже вскрикнуть, будто грозное имя вдруг парализовало ее. Наконец она, сделав усилие, упала на колени.
— Пощадите! — сказала она. Петушиный Рыцарь пожал плечами.
— Ты будешь отвечать ясно и прямо на мои вопросы? — продолжал он очень спокойным голосом.
Бриссо медленно встала.
— Садись, — сказал Петушиный Рыцарь. Она повиновалась.
— Где ты провела прошлую ночь?
— В домике графа де Сувре, — отвечала Бриссо не колеблясь.
— На улице Сен-Клод?
— Именно там.
— Кто был за ужином?
— Д'Айян, де Лозен, Фиц-Джемс, де Гонфлан, де Лаваль и де Шароле.
— А из женщин?
— Мадемуазель де Тутвиль, баронесса де Бревнан, Лекок и Феррати.
— Что делали за ужином?
— Что делают всегда за ужином — забавлялись, — сказала Бриссо, к которой мало-помалу возвращалась ее обыкновенная самоуверенность. — Мужчины и женщины переоделись олимпийскими богами и богинями. Это было очень смешно.
— Ты что там делала?
— Меня не было в начале ужина, я приехала после, по делу девочки…
— Какой девочки?
— Я не знаю, должна ли я…