Рыцарь в потускневших доспехах
Шрифт:
— Прямо сейчас? — Он стоял так близко, что ощущал обволакивающее тепло ее тела. Все его существо заполнилось ее изысканным запахом. — Дорогая, для каждого из нас это не выход.
Он нагнулся и взял ее за плечи, притянул к себе.
— Не волнуйся, дорогая. Я не сделаю тебе ничего плохого.
— А если ты не сможешь справиться с собой? Он нервно сглотнул. Его мозолистая рука ласкала ее щеку, а потом спустилась вниз, к ее шее. Ее кожа оказалась столь же нежной, сколь и ленточка Стефи, — только еще шелковистее и теплее. Он почувствовал ее дрожь даже от легкого своего прикосновения, и едва заметная улыбка
Она стояла все так же неподвижно. Он наклонился и мягко коснулся губами ее рта. Она оказалась очень вкусной. Теплой. Притягательной. Природа взыграла в нем. Она заставила его искать то, чего он всегда хотел от женщин — и никогда не имел. Его язык обвел край ее нижней губы.
Даллас задыхалась и на мгновение уступила сильному желанию, которое он разбудил в ней, с голодной жадностью обнимая ее. Она бегала руками по теплой мускулистой груди Кристофера, запуская тонкие пальцы в спутанные золотисто-коричневые курчавые волосы на его груди. Кончики ее пальцев парили в трепетном изумлении над сумасшедшим волнением его глухо стучащего сердца. Подойдя к нему еще ближе, она казалась готовой отдать ему всю себя.
Он еще крепче прижал ее к себе. Даллас запрокинула голову и задохнулась. Очень медленно подняла руки к его лицу и горячими дрожащими пальцами обвела очертания его подбородка, а потом провела по линии его губ.
Его опять разобрало от ее мягкого прикосновения. А потом в ее глазах вновь появился непонятный страх, и она тихо заплакала и отпрянула от него.
Он дал ей уйти. И озадаченно посмотрел ей вслед, когда она вбегала в дом.
Что с ней такое? Она даже не знала, кто он, и испугалась его. Он не мог сказать ей правды.
А хотел.
Глава 5
Раздосадованный, Кристофер сидел на ступеньках крыльца, уронив голову на руки, когда вернулась Даллас.
— Извините, — нервно прошептала она.
Он обернулся.
Она стояла босиком в дверном проеме. Копна светящихся волос разлилась по ее плечам подобно золотой реке. Она смотрела на него сурово — как самка, не подпускающая к себе. В ее голубых глазах стоял страх, а лицо было бледно. Время остановилось в огромных глазах, устремленных на него.
— Простите, — ее голос смягчился. Теперь он услышал настоящее извинение. И был польщен: вопреки ее страху он значил для нее достаточно много, чтобы вернуться к нему. — Вы спасли Стефи, — проговорила она. — Я вела себя непростительно грубо.
— Потому что я был непростительно напорист.
Ресницы Даллас затрепетали.
— Вас тоже преследуют привидения? Она сглотнула и кивнула. Его рот сжался.
— Может, вы думали, что я завлекала вас, придя на вашу яхту? — прошептала она.
— Я много чего думал.., но такое мне в голову не приходило.
— Может быть…
Он видел, как вздымалась ее грудь под футболкой. Неужели она не знала, что ее вкус и запах, все еще заполнявший его ноздри, разжигали в нем огонь желания?
— Давайте прекратим этот разговор.
— Вы выглядите печальным. Кристофер сжал зубы:
— Со мной все в порядке.
Они опять сбились с пути друг к другу, и наступило неловкое молчание.
Мало-помалу напряжение между ними стало спадать. Даллас села ступенькой ниже его. Теплая, отливающая серебром
— Стефи сказала, что днем вы протаранили причал.
— Я лишь недавно научился управлять парусником.
— Большинство начинает с маленьких лодок. И тренируется в знакомых местах.
— Я.., не большинство. Если у меня опасные наклонности, я им следую.
— То есть?
Он смотрел на ее роскошные золотистые волосы, на тонкую спину, узкую талию и потрясающий изгиб ягодиц. И вспоминал сильное волнение, охватившее его, когда он обнимал ее. Его тело напряглось.
— Например, приехал сюда.
— Что вы имеете в виду? Что вы отправились в путешествие, не обучившись управлению парусником?
Он загадочно улыбнулся:
— Это. А также то, что сижу здесь с вами.
— Я — не опасная женщина. Вы — один из немногих…
— О, но вы опасны для меня.
— А почему же я все время убегаю?
— Я сказал вам: если у меня опасные наклонности, в отличие от вас я им следую.
Настроение у него стало великолепным.
— Наверное, у вас очень интересная жизнь.
— Есть люди, которые так думают.
— А что вы сами думаете о своей жизни?
Прежде никто не спрашивал его об этом.
— Я чертовски одинок. — Он был принцем Голливуда, но ему было горько вспоминать обо всех этих больших, прекрасно отделанных, но одиноких дворцах, в которых он жил. О гувернерах и слугах, игравших роли мамы и папы, в то время как настоящие родители им никогда не занимались. — Я совершил в жизни много ошибок.
— Потому что следовали опасным наклонностям?
— Частично.
Он начал говорить о себе. Почему он считал, что с ней тяжело говорить? Это оказалось совсем легко. Кристофер поведал Даллас о пустоте своего детства. Он никогда раньше ни перед кем не раскрывал своей души. А сейчас делился с ней своими бедами. Хоть он и сказал, что родился в богатой семье владельцев ранчо, говорил он о том, что было в его реальной жизни, — и это было эмоционально правдиво. Он рассказывал о своих поглощенных собой родителях, об их пренебрежении им. Он был их игрушкой, но не их ребенком. Его воспитали слуги, а потом родители отправили его в военную школу. Он объяснял ей, почему делал глупости, если бывал взбешен или обижен.
Она слушала его серьезно и сочувственно. Но он знал наверняка: все ее сочувствие вмиг рассеется, едва лишь откроется, кто он в действительности.
Когда она стала менее осторожной, он спросил о ее жизни. Она рассказала ему об университете, об умерших сестре и зяте. О том, как занялась морским рестораном и стала поднимать детей, отказавшись от интеллектуальной жизни; о том, как она тайно тоскует о ней.
— Уверен: можно было найти другое решение, — мягко сказал он, с изумлением сознавая, что они говорят как друзья — не как враги.