Рыцарь
Шрифт:
Ревик сказал, что он придёт за нами и отведёт на часть этих ритуалов, если это покажется уместным, но пока что мне нужно сосредоточиться на Джоне, ибо Джон больше нуждался во мне.
Так я и сделала.
Не знаю, как долго я этим занималась, но за окнами комнаты Джона стемнело… затем снова рассвело.
Я ощущала частицы первого этапа ритуалов, возможно, через Ревика.
На нас лился Барьерный свет, и Джон спал.
Я помню, что тоже спала — или, по крайней мере, проснулась через несколько часов. Мне снился Вэш, золотистые океаны и красно-золотые облака.
Я помнила белый меч, умирающее солнце.
Я помнила, как он говорил мне, что есть и другие миры.
Снова стемнело, затем рассвело, и время как будто размылось, и было ещё больше ритуалов. Ещё больше света лилось на нас каскадами, ещё больше образов этого мира и следующего.
Я чувствовала Вэша — и позднее Дорже.
Я так часто слышала в голове церемониальное пение, что не могла понять, то ли оно доносилось из Барьера, то ли извне. Я не могла понять, то ли оно поступало через разум Ревика, то ли через мой разум, то ли даже через Вэша. Джон проспал большую часть самих ритуалов, но временами на нём было столько света, что я гадала, не стоит ли его разбудить. Я гадала, не расстроится ли он, что упустил это, упустил последний шанс поговорить с Вэшем, а может, с Дорже.
«Позволь ему спать», — тихо сказал мне голос один раз, когда я едва его не разбудила.
Не знаю, чей это был голос, но я подчинилась.
Всё время мы с Джоном не оставались одни, даже в физическом мире.
Люди приходили и уходили, некоторые задерживались дольше других. Я помнила, что тут был Викрам, который, пожалуй, являлся лучшим другом Дорже, не считая Джона. Я знала, что они вместе выросли в Адипане, будучи примерно ровесниками.
Я помнила, что отвечала на вопросы, хотя не могла вспомнить, о чём именно. Я помнила, как несколько раз приходил Балидор. Он клал ладонь на моё плечо, говорил со мной и Джоном о ритуалах и приготовлениях.
Конечно, они делали ритуалы и по Дорже, заверил он Джона.
В какой-то момент до меня дошло, что я не могу позволить себе просто сидеть там.
Я не могла позволить себе быть такой же потерянной, как Джон.
Как только эта мысль отложилась в сознании, что-то во мне как будто собралось.
Частицы паззла сложились в относительно связную картинку, и внезапно я оказалась в комнате, глядя на нас двоих на диване.
Я посмотрела на Джона, который всё ещё прислонялся ко мне почти всем весом.
От него мой взгляд переключился на тележку для обслуживания номеров и несколько подносов на журнальном столике. Один из этих подносов оставался неприкрытым, и поначалу это сбило меня с толку, пока я не увидела, что Джон держит сэндвич, от которого откушен один кусок. Он всё ещё жевал его, глядя на новостной монитор, который показывал всего лишь воду и трёхмерных голографических рыбок. Они плыли по дальней стене, выпуская мягкие импульсы пузырьков.
Я невольно задалась вопросом, осознает ли Джон, что он делает — или насколько давним может быть этот сэндвич.
Когда он откусил ещё кусок, создавалось ощущение, будто электрические сигналы приходили в его мозг откуда-то издалека и говорили ему, как совершать правильные моторные функции. Я не видела в его глазах ничего от знакомого мне Джона, когда он проглотил еду.
Однако от наблюдения за тем, как он ест, мой желудок заурчал.
— Где Ревик? — спросила я, не подумав.
— Он сказал, что вернётся.
Я кивнула, гладя Джона по волосам. Я не хотела, чтобы вопрос прозвучал так. Я скорее гадала, не хочет ли Ревик тоже быть здесь и помогать мне заботиться о Джоне.
Зная Ревика, он наверняка думал, что будет только мешаться.
— Ревик этого не делал, — сказал Джон, отвечая на вопрос, которого никто не задавал. Его взгляд сделался таким пустым, что я едва его узнавала. — Он не убивал Дорже. Дорже сам убил себя.
Я кивнула, не отвечая. Я поправила воротник его рубашки, наблюдая за его лицом, пока он бездумно жевал еду.
Джон тупо добавил:
— Они пытались привести его в чувство. Они пытались, но он уже умер.
Я кивнула, не говоря Джону, что я всё это знала, что я стояла там, рядом с ним, когда медики всё это объясняли. Я невольно заметила, каким измождённым он выглядел, каким совершенно выжатым ощущался его свет.
— Хочешь выпить, Джон? — спросила я. — Что-нибудь, что поможет тебе уснуть?
Он покачал головой, затем посмотрел на меня, словно впервые осознав моё присутствие.
— Разве тебе не нужно уйти? Ты же опять новобрачная, верно?
Я покачала головой, мягко щёлкнув языком.
— Мне и здесь нормально. И Ревику тоже.
— Ты в этом уверена? — он попытался улыбнуться. — Я слышал, что вы, ребята, наделали немало шума. Перед собранием… — он нахмурился, когда воспоминание всплыло, затем откусил ещё еды. — В любом случае, — сказал он. — Я так слышал.
То, что несколько дней назад меня смутило бы, теперь стало желанным отвлечением. Я закатила глаза в манере видящих и выдавила улыбку.
— Что ж, — сказала я, массируя плечо Джона. — Они сами виноваты, разве нет? Может, если бы в конструкции не было столько любопытных ворон, сующих везде свой нос, они бы не начали истерить, когда нам с Ревиком наконец-то удалось побыть наедине без вооружённых охранников. Клянусь, мы как будто опять очутились в старших классах… или принимаем в гостях маминых назойливых кумушек из церкви.
Джон фыркнул, откусив ещё кусок сэндвича.
Его взгляд потихоньку становился прежним. На самом деле, настолько прежним, что я хотела задержать его ещё на несколько минут.
— Они действительно слетели с катушек? — спросила я. — Я поражаюсь, что на этом этапе кто-то ещё удивился. Они должны были знать, что это лишь вопрос времени, — я пожала плечами. — Но Ревик говорил, что что-то происходит. В конструкции, имею в виду.
Джон взглянул на меня, и его ореховые глаза отразили свет. После очередной паузы он пожал плечами, словно возвращая свои мысли к нашему разговору.