Рыцари без страха, но не без упрека

Галахова Галина Алексеевна

Сердце щемило у нас, даже у бабушки и то защемило, когда дедушка вернулся домой один без ЧЕТЫРЕЛАПЫОДИНХВОСТ. А когда бабушка узнала, что у дедушки среди бела дня вырвали из рук поводок и обозвали собачьим вором, она возмутилась: «ТАКОГО НЕВИДАННОГО, НЕСЛЫХАННОГО БЕЗОБРАЗИЯ не видела и не слышала за всю мою жизнь! Зачем ты отдал собаку? Дети, да перестаньте вы надрываться! Я ничего не слышу, что говорит дедушка». – «Собака чужая. У того гражданина был на неё документ. Родословная. Его, оказывается, звали ЧЕЛПИХ». – «Какой ещё ЧЕЛПИХ, сам ты ЧЕЛПИХ! – возмутилась бабушка. – Лично у меня бы его никто никогда не отобрал, а ты – разиня. Его звали ЧЕТЫРЕЛАПЫОДИНХВОСТ. Вот

как его звали! Это самое лучшее имя для собаки, которое я когда-либо слышала. А я, можешь мне поверить, слышала их немало. Где моя шуба, где моя шапка? Павлик, не реви, подай мне сапожки! Я сейчас поеду туда, где можно восстановить справедливость. Я поеду в клуб собаководства! И этот прохиндей – дети, заткните уши! – проходимец… нет, тоже не то… дети, вы ничего не слышали, вы плачете… этот прохожий ещё меня узнает. Я верну вам ЧЕТЫРЕЛАПЫОДИНХВОСТ, или я вам больше не ваша бабушка!»

И хотя бабушка всё-таки осталась нашей бабушкой навсегда, но вернуть нам ЧЕТЫРЕЛАПЫОДИНХВОСТ даже она не смогла, потому что он был чужой собакой. У него был свой хозяин, которого, возможно, когда-нибудь лишат пса, раз он так жесток к нему. Но надо ждать повторного случая. И хорошо бы свидетелей побольше… ну, людей в этом не заинтересованных. Так объяснили бабушке в клубе собаководства.

Но бабушка сказала в ответ, что лучшего свидетеля, чем она, нипочём и никогда не найти. Она самый что ни на есть незаинтересованный свидетель, потому что терпеть не может собак. Накормить их ещё может. Но об остальном не просите.

Бабушку просить не стали, только сказали ей, что клуб собаководства никогда не доверит ей в руки ни одну собаку, а тем более породистую овчарку, такую, как ЧЕЛПИХ.

«Вот и хорошо! – сказала бабушка. – Хватит с нас собак. На всю жизнь зареклась. Вот сейчас приду домой и разорву весь ваш «Мир животных» Акимушкина. Будете тогда меня знать».

Но этого не случилось, потому что в тот вечер бабушке было уже не до «Мира животных» – ей бы с миром людей как следует справиться. С нами ей было уже не справиться: сначала мы плакали и плакали. А потом стали такие серьёзные и грустные, что бабушка всерьёз за нас обеспокоилась. Беспокоилась она не так за меня и Павлика, как за дедушку.

Хотя мы очень любили ЧЕТЫРЕЛАПЫОДИНХВОСТ, но скоро привыкли, что его у нас больше нет. Зато наш дедушка очень изменился. Он вообще перестал разговаривать и даже отвечать бабушке на её наскоки. Это напугало бабушку особенно сильно. Дома стало тихо. Дедушка, вернувшись с работы, садился теперь у окна и смотрел на поле (из наших окон оно видно), как там вовсю разгуливают собаки со своими хозяевами.

Поначалу бабушка думала, что эта дурь у дедушки пройдёт. Так она про это говорила. Но дни шли, а это… эта дурь не проходила у дедушки. Мы с Павликом тоже стали за него волноваться. И чтобы дедушка наш развеселился, мы решили купить ему щенка. Но на это нужны были деньги. И мы с Павликом стали копить. Копили мы из моих завтраков и обедов, которые я не ела в школе. Мы уже накопили семьдесят два завтрака и семьдесят два обеда, когда однажды хлопнула под вечер входная дверь и на пороге показалась наша бабушка. Она была очень весёлая. После пропажи ЧЕТЫРЕЛАПЫОДИНХВОСТ все свободные вечера бабушка где-то пропадала.

«Дедушка дома?» – спросила наша бабушка. Мы ответили, что дома. «Всё так и сидит, упёршись лбом в стекло?» Мы ответили, что так и сидит, но не упёршись, а, наоборот, отодвинувшись. «Зовите его сюда! Быстро. Немедленно его зовите. Я хочу видеть выражение его лица».

Мы вызвали в коридор дедушку. Выражение лица у него, как всегда, было серьёзное.

«А

что я вам принесла! – сказала бабушка. – Вернее, кого! Отгадайте».

Мы с Павликом стали отгадывать, кого нам бабушка принесла, хотя она нам никого и не принесла: в руках у неё ведь было пусто. Мы с Павликом просто так начали ради интереса отгадывать, но, оказалось, не отгадали. Отгадал за нас дедушка. Он подошёл к бабушкиной сумке и заглянул туда.

«Никак ЧЕТЫРЕЛАПЫОДИНХВОСТ?» – радостно воскликнул он и засмеялся, вынимая из сумки месячного щенка.

«Он, он! – сказала бабушка. – Еле доверили мне его. Курсы заставили пройти. Целых три месяца меня мучали. Экзамены заставили сдавать. В такой омут бросили – не знаю, как теперь оттуда и выбраться: ведь надо его правильно растить, кормить, ходить на площадку, всему учить, выставлять на выставках. Нет, это просто уму непостижимо!»

И всё-таки это было уму постижимо, потому что это был НАШ СВОИ ЧЕТЫРЕЛАПЫОДИНХВОСТ – второй. Мы все были счастливы. Но особенно счастливы мы были оттого, что бабушка у нас тоже взяла и приручилась. И виноват в этом или, вернее, прав был НАШ ЧЕТЫРЕЛАПЫОДИНХВОСТ-второй, и первый, конечно, тоже.

БРАТ И СЕСТРА

С пирамидой сыщиков всё-таки вышла осечка: не вся она развалилась тогда – рассыпалась только одна её половина, из первого «б». Вторая же половина, из первого «а», продолжала существовать и, мало того, действовать.

Итак, не сорок, а двадцать сыщиков принялись теперь за дело.

Но Рите от этого было ничуть не легче, поскольку везде и всюду ей на пути встречались хитрые глаза. И до того эти сыщики своими глазищами замучали её, что однажды она не выдержала и взмолилась:

– Отстаньте вы от меня, ну честное слово! Что вы ещё опять придумали?!

Но никто от неё, конечно, и не подумал отстать. А раз так, то по Ритиной просьбе пришлось в игру вмешаться Андрюшке. Андрюшка вмешался, но успеха не достиг. Да чтобы канцлер Коретты командовал и распоряжался Псами-рыцарями из Сабаккио! Да никогда в жизни!

Тогда за дело взялся Влад. Влад, он сразу всех утихомирил. Он им быстро объяснил, что на этот раз они затеяли и впрямь дурацкую игру.

Во всяком случае, он как бывший Гаскон Неповторимый, император Лабрадорской империи ни за что не вступил бы в неё: шпионить, следить, подглядывать? Да никогда в жизни! И все ему, конечно, поверили – ведь это говорил им сам Влад.

Но двое всё-таки не поверили даже Владу – Верблюжонов и Димка. Они рассудили так.

– Если бы Рита, – сказал Димка, – была бы чья-нибудь чужая сестра, а не моя, тогда было бы другое дело. Я бы сразу отпал. Но раз Рита своя, то есть моя собственная родная сестра, хочу – за ней слежу, хочу – нет. А давай, вообще, будем даже не следить, а просто наблюдать.

– Ну и верно же ты говоришь! – восхитился Верблюжонов. – А если бы я был тоже не твой, а чей-нибудь чужой друг, то я бы тоже отпал. Но раз я твой собственный друг, то, значит, буду как ты.

При этом они стали наблюдать не только за Ритой, но заодно за Андрюшкой и за Владом, поскольку те зачастили к Рите в гости. Уроки у неё делали, а потом, разложив на столе какие-то клочки, о чём-то шептались и клеили эти клочки на большой лист бумаги.

Димка попробовал однажды сунуть нос в ту бумагу, но Рита его быстро прогнала. Он и без того ей страшно надоел. Он стал просто невыносим. Его было не узнать: он подслушивал, подглядывал, колотил кулаками в дверь. А когда к нему присоединялся Верблюжонов, то они вообще поднимали вверх дном весь дом. Куда там поросёнок и петух! Даже они такого не устраивали.