Рыцари былого и грядущего. Том I

Катканов Сергей Юрьевич

Подтверждение не замедлило. Собравшись спать, Жан увидел на своей подушке золочёный кинжал. При этом он вообще не испытал никаких чувств, ведь ничего нового не произошло, просто догадка превратилась в уверенность. Тамплиеры наняли ассассинов, чтобы разделаться с ним за невозвращённый кредит. Он усмехнулся: кто бы мог подумать, что смерть придёт вот так.

Всю ночь Жан не сомкнул глаз, вздрагивая от каждого шороха на улице. Он не молился, имя Божие ни разу не пришло ему на память. Просто лежал на кровати и тупо смотрел в потолок.

Когда уже забрезжил рассвет, его неожиданно посетила отрадная мысль: если этот кинжал лежал у него на подушке, а не торчал из груди, значит, его не собираются убивать, а предупреждают. Хотели бы убить, так давно бы уже убили. Им не нужна его смерть. Им нужны деньги. Его, конечно, могут убить после того, как он передаст деньги, но тут уже можно разговаривать словами — человека всегда можно в чём-то убедить, а тот ассассин, похоже, был не человеком, а… морской пучиной, готовой поглотить его, не испытывая при этом никаких чувств. Но по поводу кредита говорить с ним будет тамплиер, а не ассассин. Какой же он дурак! Как же он сразу этого не понял! Он будет жить! Мысль о том, чтобы расстаться с деньгами вдруг стала для него не только лёгкой, но и радостной — ведь за 8 тысяч ливров он покупал свою жизнь. Вряд ли можно найти этим деньгам лучшее применение.

Как только колокола ближайшего храма зазвонили к обедне, в дверь уверенно постучали. Он не ошибся. На пороге стоял тамплиер. Не из провенских храмовников — этого он никогда не видел. В глазах таинственного тамплиера, как ни странно, совершенно не было угрозы. В них читалась лишь спокойная скорбь, боль, подёрнутая пеленою пепла.

Жан сразу же засуетился:

— Я прикажу подать вина.

— В вашем доме, сеньор д'Арти, я не стану пить даже воду. Давайте сразу к делу. Вы должны подписать обязательство, в котором возьмёте на себя выплату хорошо вам известного кредита.

— Я могу сразу же отдать все деньги, все 8 тысяч безо всяких обязательств.

— Я не понятно говорю? — в голосе тамплиера читались только равнодушие и усталость. — Вы должны подписать обязательство. Надеюсь, вам не надо объяснять значение финансовых документов?

— Как скажите, мессир, — голос Жана радостно дрожал, с ним говорили на понятном ему языке.

Тамплиер выглянул за входную дверь, в дом зашёл хорошо известный Жану нотариус. Жан быстро подмахнул уже составленное обязательство, тамплиер пояснил:

— Итак, сегодня в полдень вы явитесь в командорство Ордена Храма и передадите братьям 7 с половиной тысяч ливров — долг и штраф. У вас останется ещё около тысячи, эти деньги нам не нужны. Постарайтесь потратить их с хотя бы некоторой пользой для вашей мерзкой души.

— Да, разумеется, мессир, — прошептал Жан с какой-то уж совсем неуместной улыбкой.

— И последнее. Не верьте бредням про ассассинов. Ни один из них никогда не был в Европе. Впрочем, кинжал, который вы нашли у себя в спальне — настоящий, ассассинский. Оставьте его у себя. Пусть он станет для вас напоминанием о неотвратимости возмездия. Гнев Божий куда страшнее, чем ассассинские кинжалы. Теперь позовите вашу жену.

— Она здесь ни при чём, мессир!

— Мне повторить просьбу?

Пьеретта была скорее растеряна, чем напугана. Она просто не понимала что происходит. Голос тамплиера прозвучал как-то потусторонне:

— К сожалению, сеньора д'Арти, я не был знаком с вашим отцом, когда он был жив. Но уже после его смерти я очень много узнал о нём. Это был замечательный человек. Очень честный, всегда и во всём верный своему слову. Ещё он очень любил вас. Постарайтесь стать достойной своего отца.

Пьеретта напряжённо пыталась понять, к чему клонит этот тамплиер, но Эмери ни к чему не клонил. Произнеся последние слова, он молча ей поклонился и шагнул к выходу. Уже открыв день, командор д'Арвиль сказал Жану: «Итак, ровно в полдень, сеньор д'Арти. Если вы опоздаете хоть на минуту, мы удвоим штраф».

* * *

Сиверцев не знал, закончил ли он опус. Эмери д'Арвиль, покинув дом д'Арти, словно растаял в тумане. Андрей подумал о том, что больше они, наверное, не встретятся с Эмери, и он ничего не узнает о его дальнейшей судьбе, но это невозможно было предсказать. Вдруг он когда-нибудь услышит, как Эмери разговаривает с королём? Сиверцев хотел бы это услышать, но что тут от него зависело?

С Дмитрием они почти не виделись, а сэру Эдварду он не хотел рассказывать про свои опусы. Не то что бы он не надеялся на понимание британца, просто не был ещё готов ни с кем обсуждать то, что у него получилось. В душе Андрея устойчиво держалось тревожное ощущение того, что он так и не смог до конца понять и почувствовать Орден Храма.

Иногда выраставший из глубин прошлого образ Ордена не только восхищал его, но и пугал. В его неземном величии смутно ощущалось нечто зловещее. Кажется, Орден Храма шёл по великому, по страшному пути, в конце которого и не могло быть ничего, кроме катастрофы. Речь тут шла вовсе не об инквизиторских обвинениях в адрес храмовников, в справедливость которых Андрей ни на секунду не верил. И всё-таки он чувствовал, что развитие отношений Ордена с европейскими монархиями ничем иным, кроме катастрофы, закончиться не могло.

Андрей решил заняться этой темой поглубже и свести воедино, логически выстроив, факты, которые в разных книгах представали разбросанно и непоследовательно.

Общеизвестно то, что тамплиеры управляли финансами французской короны, меньше пишут о тамплиерском управлении финансами других европейских государств, совсем ничего не говорят о том трагическом противоречии, которое было заложено в этой практике.

Начало парижского банка возводят к тамплиеру Эсташу Шьену. В нём видят доверенное лицо Людовика VII, другом которого он был. Первым тамплиером, который стал заведовать королевскими финансами Франции, стал брат Эймар, доверенный человек короля Филиппа Августа. Судя по всему, Эймар был одним из главных создателей состояния Ордена во Франции.

Казначей Ордена брат Эймар управлял королевской казной 25 лет. Ему удалось после присоединения Нормандии к Франции утвердить в новой провинции монету, ходившую в королевстве, и вытеснить старую — сложнейшее финансовое мероприятие, которое мало кому можно было поручить. В 1222 году Филипп Август назначил Эймара одним из трёх своих душеприказчиков — доверие огромное. Весьма примечательно, кстати, то, что первые и самые блестящие финансисты Ордена, державшие в руках всю Францию, известны лишь по именам, то есть мы вообще ничего не знаем об этих таинственных личностях. Впрочем, приемником Эймара в количестве министра финансов Франции был несколько лучше известный казначей Ордена Храма Жан де Милли, исполнявший эти функции с 1228 по 1231 год.