Рыцари Дикого поля
Шрифт:
— Просто все вы: и татары, и казаки, по духу своему — кочевники. Вам доступна только степь, по которой кочуете под ветрами, как перекати-поле. А я метнулся к морю, где меня ждал припрятанный до лучших времен челн с четырьмя гребцами и надежным парусом. И высадили они меня прямо напротив Бахчисарая, нужно было только перевалить через горы.
— Вот он — истинный путь на Крым. Вчера вечером я уже успел повидаться с ханом.
— Вчера вечером я уже знал об этом.
— Четыре гребца и надежный парус на припрятанном челне… — завистливо согласился полковник, признавая несоизмеримость их возможностей. Сошел с коня
— Вы приглашаете меня сюда?! — высокомерно спросил советник хана. — Ну, спасибо, полковник. Кто куда прибыл: вы ко мне в Крым или я к вам на Сечь? Поэтому не я, а вы станете моим гостем. Не волнуйтесь, это недалеко. Тем более что завтра хан все равно не сможет принять вас. Встреча перенесена на послезавтра, на утро.
Хмельницкий удивленно взглянул на Карадаг-бея.
— Неужели вы считаете, господин полковник, что вчера он принял вас потому, что узнал о красавце-коне, которого вы собираетесь поднести ему в дар и которого ваши казаки строго охраняют в конюшне заезжего двора? Смиритесь с тем, что о коне и прочих дарах он тоже узнал от меня. Что вы так удивленно взираете на меня, полковник? Это в степи я был несостоявшимся правителем несуществующей Великой Тавриды, или Тавристана. Здесь же я все еще советник хана. И что-то вроде начальника его личной охраны.
— То есть встречей с Ислам-Гиреем я обязан вам? Я все верно понял?
— Главное, что она состоялась, — рассмеялся Карадаг-бей. — Прикажите своим воинам и слугам готовиться к переезду.
— Вы настолько довольны нашей встречей, что создается впечатление, будто сами заинтересованы в ней.
— Позвольте ответить лишь на первую часть вопроса, полковник. Я не очень доволен результатами вашей первой беседы. Ожидал большего.
Дальнейшие объяснения Хмельницкому не понадобились. Не прошло и часа, как легкая дорожная карета, в которой сидели он и Карадаг-бей, а также конные казаки, сопровождавшие полковника, предстали перед небольшим, выстроенным в рыцарском стиле замком, возвышавшимся на двух уступах горы. К нижней части подходила вымощенная булыжником дорога, к верхней вела едва приметная тропа, по которой опасно было подниматься даже всаднику. На склоне тропа раздваивалась и одна часть уводила в поросший кустарником горный овраг, по которому беглецы из замка могли уходить дальше в горы.
Мощные стены, узкие стрелецкие бойницы, между которыми виднелось несколько отверстий пошире — для орудий; массивные дубовые ворота, намертво перехваченные железными крестовинами, — все свидетельствовало о том, что люди, возводившие сооружение, думали не об уютной жизни, а о надежном прибежище на случай нападения.
— Эту цитадель начал строить еще мой прадед. Завершали дед и отец. Мне осталось лишь немного видоизменить внутренние строения, чтобы они больше напоминали флигеля французского дворца, нежели восточного караван-сарая, — коротко объяснил Карадаг-бей, когда ворота закрылись и они оказались посреди двора, в который мастера удачно превратили обширный скальный выступ.
Хмельницкому нравилось здесь буквально все. Небольшой бассейн, чаша которого тоже была выдолблена в скальном грунте, представлялся достаточно глубоким, чтобы в нем можно было купаться; кроны двух абрикос создавали призывную тень, а расставленные по периметру двора четыре настоящих крепостных орудия, возведенные на каменные лафеты, обнюхивали стволами неширокий подъезд к замку, напоминая всякому, кто попытается проникнуть сюда, что возводили эту обитель мастера, привыкшие не к роскоши, а к войне.
Полковнику вдруг показалось, что всю жизнь он только и мечтал о таком замке, который стал бы и родовым гнездом Хмельницких и родовой цитаделью их чести. Не то что подверженный налету любого проходимца его хуторок Субботов, неподалеку от Канева.
Однако он прибыл сюда не для того, чтобы расточать восхищения.
— Извините, Карадаг-бей, но все же мне не совсем понятен ваш интерес ко всей той кампании, которую мы затеваем против Польши. — Теперь Хмельницкий понимал, почему европейским стилем жизни совращал хана именно Карадаг-бей. Оказавшись в его покоях, полковник не мог отделаться от мысли, что опять попал в один из дворцов Франции или в замок польского аристократа, в стенах которого больше общались по-французски, нежели по-польски.
— Вас удивляет все это? — обвел рукой хозяин, приглашая его в небольшой банкетный зал, где слуги успели накрыть на стол, на котором исходили ароматами истинно восточные блюда.
— Уже нет.
— Даже то, что, попав в мой замок, чувствуете себя так, будто находитесь в трех милях от Парижа?
— Скажу вам больше: с некоторых пор я не удивляюсь даже тому, что могущественный Ислам-Гирей все чаще посматривает на запад, нежели на восток, чем очень озадачивает не только местных исламистов, но и стамбульских правителей.
— Скорее огорчает, — уточнил Карадаг-бей. — У меня закралось подозрение, что вы успели побывать в последнем осколке Византии, в котором, словно на Ноевом ковчеге, все еще держится на плаву досточтимый греческий князь Кремидис.
— У него титул князя?
— Хотя и скрывает это от всех смертных.
— О, тайны Бахчисарайского двора! Мне их не постичь.
— А зачем постигать? Теперь, когда вы оказались за этими стенами и над вами больше не витает угроза ареста или убийства из-за угла…
— Вы опасались, что меня могут убить?
— …Вы можете себе позволить просто пить это прекрасное вино… — «не расслышал» его вопроса Карадаг-бей.
— Которое, могу поклясться, доставлено сюда из ресторанчика все того же греческого князя Кремидиса…
— …Вдыхать воздух весенних гор и наслаждаться красотой моих наложниц.
— Вот этого я опасаюсь. Тем более что пока что в этом суровом рыцарском замке мне не пришлось усладить взор ни одним женским силуэтом, не в обиду вам будь сказано, Карадаг-бей.
— Этим невозможно не обидеть. Но у меня есть оправдание. Сюрпризы обычно приберегают напоследок, на прощание.
— Уже заинтригован.
Вино было прекрасным. Как и плов, шашлык, бастурма и еще какие-то заумные блюда, названия которых Хмельницкому не дано было запомнить.
После ужина советник хана показал ему все комнаты, тайные закутки и мрачные переходы замка, который изнутри представлялся Хмельницкому более просторным, нежели снаружи. К тому же значительная часть комнат располагалась как бы в подземелье, где все было построено таким образом, чтобы, оказавшись в осаде, обитатели замка могли еще какое-то время сражаться здесь, словно в подземной крепости, со своими воротами, несколькими мощными дверьми, колодцем и уводящим в горы подземным ходом.