Рыцари Дикого поля
Шрифт:
Шло время.
Король бездумно смотрел на огонь, осознавая, что пламя подступается к нему все ближе и ближе. Через секретаря Мачур подал королю кружку с какой-то жидкостью. Тот безропотно, не произнеся ни слова, выпил.
Ему стало жарко. Он расстегнул и спустил с плеч подшитый мехом кунтуш. Но это не спасло его. Так, объятый пламенем, он погрузился в полусон-полузабытье.
Время сгорало в огне вместе с ним. Король очищался в нем от гнева, зависти и болезней.
Привалившись спиной к каменной спинке и глубоко осев, он какое-то время витал в пространстве,
— Ты должен был умереть еще позавчера, — вернул его из мира грез в суровый холодный мир кельи хриплый монотонный голос Мачура.
— Еще позавчера, — повторил монарх.
— Но ты жил надеждой на исцеление. Только поэтому ты сейчас все еще здесь, а не на тех лугах, на которых только что побывал.
— Ты прав, колдун, я жил надеждой. Никаких земных смертных сил во мне уже не оставалось, — сквозь дремоту ответил король. И, с усилием покачав головой, ощутил, что он действительно проснулся.
— Ты бы умер завтра, если бы отдохнул на берегу озера, на котором к весне душа твоя окончательно успокоится.
— Так, значит, это произойдет уже нынешней весной?
— Произойдет. Готовься. Немного времени у тебя все еще найдется.
— Неужели действительно весной… — обреченно сдался на милость Мачура король.
— Еще увидишь такую же траву, какую видел во время своего нынешнего паломничества по божественным лугам «потусторонья».
— Говорят, ты очень редко ошибаешься, проклятый колдун.
— Поскольку никогда не ошибается смерть, которая всегда приходит не вовремя, но всегда неотвратима.
— Тогда скажи определеннее, когда именно это произойдет? В мае? Может, и день укажешь?
Мачур помолчал.
— Тебя спрашивает король, — напомнил затворнику полковник Гурницкий.
— Считаешь, что все же… в мае? — не смел монарх ни повысить голос, ни хотя бы ожесточить его.
— Ты сам определил свой срок, — услышал в ответ.
— Нужно было назвать август?
— Теперь главное утвердиться в том сроке, который определил себе. И доживешь до мая. Встань. Подойди.
Мачур вынимал из каменной ниши зеленоватые флаконы и кувшинчики, осматривал их, принюхивался. Одни возвращал назад на полочку, из других нацеживал в наперсток какой-то жидкости, которую сливал потом в небольшую кружечку. Накрыв эту кружечку ладонью, он минут пять сидел так, сомкнув глаза и погрузившись в свои заговоры.
— Выпей это. И до конца апреля забудь о смерти. Постарайся забыть. Считай, что на какое время забудешь о ней, столько и проживешь.
Король выпил, поднял с земли свой кунтуш и вновь уставился на колдуна, словно послушник на настоятеля монастыря.
— Чего ждешь? Иди. Это сражение ты еще выиграешь.
Король дошел до двери и только тогда вдруг вспомнил, что колдун упомянул о каком-то сражении.
— Что ты имел в виду? Какое сражение упомянул?
— Сражение, в котором ты победишь послезавтра под Черным Замком.
— Не пойму я тебя, Мачур, будь ты проклят. Под каким еще Черным Замком?
— Под деревушкой, что неподалеку от Гданьска, в нескольких милях от побережья.
— Но там сейчас нет войны. Господь миловал…
— Войны на землю не я посылаю и не я унимаю их. Это — в руках Высших Посвященных. Все остальное узнаешь за стенами моей кельи.
— Но я намерен возвратиться в Варшаву. Меня ждут дела.
— Делами королей тоже не распоряжаюсь. Жизнями — другое дело. Но ехать, земное величество, ты должен сейчас не в столицу, а к Черному Замку. Независимо от того, что услышишь за стенами храма.
— Но я еще должен помолиться? — вдруг спросил Владислав IV.
— Зачем? Все равно молитвы короля слушать некому. Тот, кто избрал для себя земное величие, небесного уже лишен. И запомни: молитва — для тех, кто не знает пути к Высшим Посвященным. Это всего лишь скуление у подворотни. Но только что ты побывал в их райских лугах. Теперь осталось одолеть отведенный тебе путь.
2
Оставив келью, король обошел храм, вновь ступил на широкую, мощенную гранитными плитами паперть и содрогнулся. Солнце светило по-весеннему ярко и тепло. Словно не было зимы, не лежал на окрестных полях и в перелесках снег, не кричали на продрогших, заиндевевших ветках вороны.
Это было солнце его гибели. Теперь он знал, что до конца дней своих каждое яркое, по-весеннему теплое солнце будет воспринимать как предвестника своей гибели.
Там, внизу, стояли кареты и повозки. Удивленные неожиданным потеплением, гусары эскорта мечтательно подставляли лица солнечным лучам. Вся площадь вокруг храма, включая старинное кладбище, была оцеплена всадниками, чтобы ни одна католическая душа не проникла в это время в храм. В конце концов, не каждый день в нем отмаливали свои грехи короли.
— Мы готовы, Ваше Величество, — раздался за спиной у Владислава IV вкрадчивый голос епископа.
— К чему? — резко спросил король.
— К возданию молитвы. Прибыли два священника из окрестных приходов. Я сам поведу…
— Будьте готовы к тому, чтобы, как только я уеду, объявить всей округе, что в этом храме творил молитву перед сражением король Владислав IV. Здесь когда-нибудь молился кто-либо из королей?
— Он расположен вдали от дорог. По преданию, здесь воздавал хвалу Всевышнему только Сигизмунд II Август.
— Это всего лишь предание. И не более того, — король вдруг почувствовал, что хворь действительно отступила. Он ощущал себя окрепшим и бодрым. Надолго ли?
«Пусть даже всего лишь до мая. Зато, не валяясь в постели, — сказал он себе. — Уходить надо тоже по-королевски».
— Отныне в округе должно быть одно предание: здесь творил молитву король Владислав IV. Перед сражением под Черным Замком.
Епископ чуть подался вперед и, поскольку король все еще стоял спиной к нему, чуть отклонился, чтобы заглянуть Его Величеству в лицо.