Рыцари Дикого поля

Сушинский Богдан Иванович

21

Прежде чем войти в Перекоп, Хмельницкий, в сопровождении двух татар и казаков, не спеша проехал вдоль рва вправо, потом влево от ворот и был удивлен, что со времени его последнего посещения города в крепостном облике его, по существу, ничего не изменилось. Тот же неглубокий, с полуобвалившимися стенками, ров, та же глинобитная крепостная стена, напропалую исполосованная трещинами и дождевыми вымоинами, та же убогая серость пропахших конским навозом лачуг-мазанок…

«И

это крепость, рассматриваемая татарами как мощные ворота Крыма?! — вновь удивился полковник. — От чего это у татар: от лени или от наглости? Похоже, они свыклись с тем, что единственный враг, который мог захватить полуостров — турки, — уже давно захватил его. И никто другой сунуться в таврийские степи не посмеет. Это, в самом деле, выглядит странным: иметь такие горы и столько камня на равнине — и не удосужиться возвести нормальные стены. Я подтяну сюда орудия, — сказал себе полковник, — и гарнизон задохнется в тучах пыли, которая поднимется во время обстрела крепости. Беспечность, как и наглость, должна быть наказуемой».

— Прикидываете, как лучше штурмовать ее? — добродушно рассмеялся Карадаг-бей, вышедший встречать Хмельницкого вместе с мурзой Сулейман-беем, главнокомандующим, как он его представил, «перекопским мурзай-станом». Я понимаю, что ров кажется слишком мелким, а стены слишком хрупкими, глина — не камень. Однако не советую забывать о воинах, готовых защищать эти стены до последней сабли.

— Именно о воинах, которые будут пытаться защищать эти стены «до последней сабли», я и подумал, — столь же вежливо ответил Хмельницкий.

Любезности, которыми время от времени приходилось обмениваться с турками или татарами, никогда не мешали ему говорить так, чтобы врагам — собеседникам его было над чем задуматься.

— Вас могут принять за лазутчика, полковник, — сказано вроде бы в шутку. Но Хмельницкий почувствовал, что в словах этой шутки заключено серьезное предупреждение. И грозный вид закованного в кольчугу военачальника мурзай-станом, мрачно, настороженно созерцавшего встречу двух давних знакомых, служил подтверждением того, что пренебрегать подобным предупреждением не стоит.

— Лишь бы в Ор-Капи не решили, что все, что мне понадобится узнать об этой крепости, я смогу узнать от вас, досточтимый Карадаг-бей.

Тайный посол и советник хана в последний раз улыбнулся признательной улыбкой человека, которому плюнули в лицо, и, искоса взглянув на Сулейман-бея, от его имени пригласил посла Сечи войти в ворота города.

— Неплохая будет столица, как считаете, Карадаг-бей? — слишком рискованно развивал свою мысль Хмельницкий.

— Столица чего? Созданной вами империи Дикого поля?

— Что вы! Никогда не помышлял. Имел в виду Великую Тавриду от Днепра до Дуная.

Хмельницкому интересно было бы видеть, как отреагирует на этот намек Карадаг-бей, но командующий войсками Перекопа упредил его ответ.

— Так что же все-таки ведет вас в Крым, полковник? — он спросил это по-татарски, очевидно, рассчитывая, что тайный советник хана переведет его слова. — И давно ли вы пришли на Сечь? До сих пор мы не слышали о таком атамане Сечи — Хмельницком, хотя нам известно обо всем, что там происходит.

И был не столько удивлен, сколько озадачен, услышав, что Хмельницкий спокойно заговорил по-татарски.

— Я всегда считал, что благополучие наших народов зависит от того, насколько прочно будут стоять стены Перекопа и валы Сечи. Зачем воевать между собой, если самими небесами нам предначертано помогать друг другу в борьбе против более грозных врагов?

— Тогда кто же вас послал решать судьбы этого мира? — обвел руками вокруг себя Сулейман-бей.

— Казаки.

— Посылает повелитель, а воины только повинуются. Кто сейчас является повелителем казаков?

— На Сечи считают, что теперь таким повелителем всех казаков являюсь я, — вскинул подбородок Хмельницкий.

Прежде чем что-либо ответить, седобородый командующий медленно, величественно повернул лицо в сторону Карадаг-бея: «Неужели?» На что будущий правитель Великой Тавриды утвердительно кивнул.

— Странно, — пальцами расчесал свою густую бороду Сулейман-бей. — До сих пор я считал, что правители способны договориться только о том, что сумели решить своими саблями их воины. И не помню, чтобы когда-нибудь правители прибывали сюда раньше воинов.

— Когда я решу навестить ваш благословенный край во второй раз, уважаемый Сулейман-бей, то, несомненно, учту традиции Перекопа, — заверил его Хмельницкий, в столь же высокомерной форме, что и прежде.

По части высокомерия он сейчас явно переигрывал, прекрасно понимая при этом, что в восприятии татарских чиновников высокое положение неотделимо от не менее высокого мнения о себе.

Сулейман-бей вновь поскреб бороду толстыми узловатыми пальцами и подозрительно осмотрел небольшой эскорт Хмельницкого. Перехватив этот взгляд, полковник понял, что лучше было бы, если бы с командующим войсками Перекопа они расстались до этого обещания. Вмиг помрачневший взгляд Карадаг-бея тут же подтвердил его худшие опасения.

* * *

Заезжий двор, в котором им предписано было расположиться, содержался каким-то стариком-турком, некогда служившим офицером очаковского гарнизона. Возможно, поэтому его мрачная, частью выложенная из камня, частью из самана гостиница напоминала восточную цитадель, выдержавшую длительную осаду.

Перекоп-Шайтан и Корфат сразу же куда-то исчезли. Как исчезли и остальные обители заезжего двора. В то же время у массивных, поистине крепостных ворот появились два стражника в кожаных шлемах и кольчугах.