Рыцари плащаницы
Шрифт:
– Привязался, проклятый! – прошипел он, скользя вниз по разъезжающим под ногами камням. – Второй раз по говну ползти, а тут эта гнида лезет…
Дервиш исчез в расщелине, из которой струился по склону зловонный ручеек, и, если б кто из войска Саладина смог проследить за ним, то увидел бы нечто любопытное, Но следить было некому…
С первым лучом солнца голос муэдзина, взобравшегося на высокий камень, призвал правоверных к молитве. Сотники и тысяцкие, простые мамлюки; кто с верой в глазах,
Аль-Адил, быстро покончив с молитвой, вскочил в седло. Войско поднималось с колен, выстраиваясь в колонны набега. Повинуясь знаку брата Несравненного, снялась и поскакала к лагерю конница, охранявшая ночью щиты и сложенные в штабеля лестницы. У стен Азни всадники больше не нужны. Места за большими щитами займут лучники, пешие мамлюки подхватят лестницы – по двое с каждой стороны, остальные ринутся вверх по ступеням…
Аль-Адил обернулся к войску, но поднять жезл для команды не успел… Вначале ему почудилось, что над его головой разверзлось небо – так силен был гром, прокатившийся по долине. Но взгляд в сторону замка убедил наместника Египта, что это не гроза… Там, где еще мгновение назад стояли щиты и громоздились лестницы, встало огромное серое облако, полностью закрывшее Азни. Над облаком, медленно кувыркаясь, летели деревянные обломки, и Аль-Адил, как завороженный, наблюдал за ним, застыв не то от изумления, не то от страха…
Мелкий камешек, щелкнувший по панцирю, привел его в себя. Брат султана глянул на изготовившееся к приступу войско. Стройных колонн набега больше не было. По полю метались сотни перепуганных насмерть мамлюков, а над ними, едва не задевая головы несчастных, носился крест многобожников, надрывно гудя и усиливая воцарившийся в долине ужас…
– Ни один мамлюк не пойдет больше к стенам Азни! – сказал Аль-Адилу султану. – Они уверены, что замок охраняет дэв, который сметет громовым дыханием любого, кто приблизится к стенам.
– Ты тоже так думаешь? – спросил Саладин.
– Нет. Но мне никто не верит. Боюсь, что не поверят и тебе.
– Ты уверен, что в замке нет дэва?
– Имад видел там людей.
– Он сумел взобраться наверх?
– Когда на поле все бегали в ужасе…
– Пусть Имад придет!
Опальный эмир, видимо, ждал неподалеку, потому что явился сразу. Он попытался растянуться ничком перед повелителем, но Саладин властно указал ему на подушку рядом с братом.
– У себя на площадке под стеной я не видел, что творилось в долине, – начал Имад, не ожидая дополнительного приглашения к рассказу. – Раздался грохот, и я решил, что время лезть в замок. Взобрался…
– Кто был наверху?
– Люди, обычные люди, – Имад облизал губы. – Воины. Они прятались за зубцами и смотрели вниз. Одеты по-сарацински…
Саладин удивленно поднял бровь.
– Они видели тебя?
– Те, что стояли неподалеку, оглянулись. Они… – Имад замялся.
– Что?
– Я узнал их. Это мой евнух Ярукташ, попавший франкам в плен в Масличном ущелье и раб-лекарь, отпущенный мной на волю и уехавший из Эль-Кудса вместе с Зародьяром.
– За что ты явил пленнику милость?
– Он спас от смерти мою жену и помог появиться на свет моему сыну. Первенцу. Он хороший лекарь, Ярукташ жалел, что я отпустил его.
– Они узнали тебя?
– Не знаю. Они достали сабли и двинулись ко мне. Я бросил взгляд в долину, чтобы понять, как близко подошли мамлюки, но увидел другое… После чего скользнул меж зубцов и по веревке спустился вниз. Прости, Несравненный!
– Ты поступил правильно. Смерть воина Аллаха должна служить делу Всевышнего. Расточать жизни правоверных понапрасну – грех!
Имад поклонился.
– Этот… Евнух, – спросил Саладин. – Считаешь, предал веру?
– Не знаю, господин. В юности он был многобожником, но потом родители продали его правоверным, которые его обратили. Мой отец купил его уже верующим в Аллаха. Я подозревал, что он не ревностен в истинной вере, но сомневаюсь, чтоб он был привязан к какой-то иной.
– В Масличном ущелье он сражался с Зародьяром насмерть, как истинный правоверный! Потерял почти всех своих воинов и сам попал в плен. Я желал бы, что все мои сотники так стояли за веру. Ты несправедлив к Ярукташу, Имад!
– Прости, Несравненный, но я никогда не видел Ярукташа в битве. Он умный, проницательный, распорядительный и хитрый человек. Замечательный управитель. Мой покойный отец (мир праху его!) ценил его за это и передал мне его по наследству. Евнух управлял хозяйством освобожденного от многобожников Эль-Кудса, и сумел быстро наладить жизнь в городе, вернуть жителей, наладить сбор подати. Эмиром был я, но управлял он. Я воин, Несравненный, и не умею править городами. Я готов отдать жизнь за моего султана, но не смогу быть его визирем.
– Ты не будешь им. Иди к своей сотне! – велел его Саладин. – Сделай так, чтоб сердца воинов пылали такой же отвагой, как твое…
Оставшись вдвоем с братом, султан некоторое время молчал, думая. Затем поднял взор на Аль-Адила.
– Этот гром уничтожил все наши щиты и лестницы?
– Они разлетелись в щепу! То, что подобрали, годится только для костра.
– Сколько погибло мамлюков?
– Ни одного. Тех, кто стоял поближе, покалечило разлетевшимися щепками и камнями, но живы все. Когда войско металось по полю, кони затоптали шестерых.
– Скажи! – медленно произнес Саладин, – если б в замке был ты, а у тебя – гром, способный разметать в щепу огромные деревянные щиты из толстых досок и тяжелые лестницы. Как бы ты поступил?
– Я привел бы его действие, когда мамлюки встали за щитами, а другие подошли к лестницам. Убил бы сразу сотню! Или даже две.
– Я поступил бы также. И Конрад… Но Зародьяр не захотел убивать. Почему?
Аль-Адил развел руками.
– Почему его воины одеты по-сарацински? Это неправильно. Когда бой закипит на стенах, легко спутать своего с чужим. Почему плененный евнух, умный, хитрый и не ревностный в вере, стоит с саблей на стене рядом с многобожником?