Рыцари пятого океана
Шрифт:
Однажды командующий, главный инженер армии и я прилетели в Мукачево, чтобы поблизости найти площадку, с которой могли бы работать наши истребители: строить аэродром по всем правилам инженерного искусства не было ни времени, ни материалов. Площадку мы нашли, но грунт оказался слабым.
— А что, если сделать на полосе настил из толстых досок? — предложил инженер. — Лесу-то вон сколько! — обвел он взглядом растущие по склонам гор могучие ели.
Крестьяне ближайшего поселка показали, где находится небольшой лесопильный завод, и на второй день началась работа. Готовые толстые доски отвозили тракто ром на аэродром, под руководством инженеров укладывали их и скрепляли болтами. Не прошло и недели, как полоса была готова.
Посмотреть, как на деревянный настил будут садиться самолеты, пришли все жители поселка. Они стояли в сторонке и, довольные, цокали языками, когда приземлившиеся машины, закончив пробег, отруливали в сторону. Многие крестьяне помогали нам строить посадочную полосу, и мы поблагодарили их, оплатили труд и на прощание устроили дружеский обед.
Нередко местные жители помогали нам в борьбе с вражескими агентами и диверсионными группами. Так, в ночь на 6 марта над одним из лесных массивов немцы сбросили парашютистов — разведчиков. Местный крестьянин сообщил об этом в 312–й батальон аэродромного обслуживания.
Вскоре специально организованная поисковая группа обнаружила вражеских разведчиков. Парашютисты пытались сопротивляться, но их быстро обезоружили. За смелые действия офицер БАО Коваль, оперативный уполномоченный старший лейтенант Боголюбов и старший сержант Донцов были представлены к правительственной награде. Командование отблагодарило и крестьянина, сообщившего о выброске десанта.
Были случаи, когда местные жители спасали наших летчиков. Вот что рассказал польский крестьянин Геник Станиславский. В начале октября 1944 года в воздушном бою был подбит советский самолет. Когда он приземлился в поле, около одной из деревень, нагрянули немцы. Двух членов экипажа им удалось схватить. Третий же убил из пистолета стоявшего поблизости немецкого солдата, вскочил па его коня и скрылся.
— Слышу, кто-то стучится ночью в окно, — рассказывал Станиславский. — Поднимаюсь, открываю дверь. Входит советский офицер. Я дал ему свой рабочий костюм, а его обмундирование спрятал на сеновале. Оставаться у меня летчик не мог — кругом немцы. Я проводил его в лес, в шалаш, и по ночам носил ему пищу. Когда стала приближаться Красная Армия, летчик перешел линию фронта.
Геник Станиславский очень сожалел, что не спросил фамилию офицера.
Мы сначала усомнились в достоверности рассказа крестьянина. Решили проверить. Оказалось, что такой случай действительно был.
Недалеко от города Ясло немцы подбили другой наш самолет. Пилот Андрей Солтан выпрыгнул с парашютом. Польские жители несколько дней укрывали его, потом переправили к партизанам, откуда он возвратился в свою часть.
Подобные факты служили для нас, политработников, хорошим материалом для пропаганды дружбы между советским и польским народами. Мы рассказывали жителям об участии выдающихся польских революционеров в борьбе против царизма в России, приводили примеры, когда наш народ приходил на помощь полякам в пору тяжелых для них испытаний.
Мне довелось встречаться почти со всеми категориями людей на территории освобожденных от немецкого пга стран: с рабочими, крестьянами, интеллигенцией и даже духовенством.
Однажды мне позвонил Лев Захарович Мехлис и предупредил, чтобы я подготовился к встрече группы священнослужителей, которые прибудут на один из наших аэродромов, откуда вылетят в Москву.
— Что же мне нужно делать? — с усмешкой спросил я.
Как-то не вязалось: коммунист и попы, война и медоречивые проповеди…
— Да вы не смейтесь, — заметил Мехлис. — Дело серьезное, на уровне государственной политики. Духовенство надо встретить, как положено, с достоинством.
— Но я не знаю церковных ритуалов, — высказал я сомнение.
— Ритуал один — вежливость, — сказал Лев Захарович.
К вечеру на машинах прибыла группа священнослужителей. На них были черные сутаны, бархатные шапочки, на ногах до блеска начищенные ботинки. Старший из них — престарелый отец Алексей с седой окладистой бородой вежливо поздоровался и представил остальных.
Я отрекомендовался и сказал, что самолет для отправки в столицу Советского Союза готов. Ли-2 стоял неподалеку. В его салоне мы поставили столик, несколько мягких кресел — все сделали так, чтобы слуги всевышнего не испытывали неудобств в небесах. Приготовили чай, печенье, конфеты. Старший хозяйственник предусмотрительно захватил с собой бутылку коньяку. Заметив этот мирской напиток, отец Алексей замахал руками:
— Что вы, что вы! Сие грешно, особливо перед поднятием в обитель божью.
Когда мы в шутку сказали, что крепкий виноградный напиток согревает тело и душу веселит, отец Алексей отвел лукавый взгляд в сторону.
Вернулись они на аэродром Берегово дней через восемь. Из штаба фронта позвонили, что завтра с ними хочет встретиться командующий. Надо было найти предлог задержать гостей до утра. Этому способствовали приближение вечера и не просохшие после дождя дороги.
— Темнеет, — со вздохом говорю служителям божьим. — Куда в такую непогодь ехать? Сейчас поужпиаете, отдохнете с дороги, а завтра побеседуете с генералом армии Петровым, командующим фронтом, и, как говорится, с богом по домам.
Священнослужители переглянулись: а при чем, мол, тут командующий, коли мы были в самой Москве?
Все ждали, что скажет отец Алексей. Он подумал, перекрестился и сказал:
— Оно н в самом деле, утро вечера мудренее. А беседа с полководцем братьев — освободптелей будет весьма кстати.
Этот поп был неплохим дипломатом.
В одной из просторных комнат летной столовой был приготовлен ужин по всем правилам доброго гостеприимства. При свете люстр заманчиво искрились графины с наливками. «Православный» полковник Лисянский, начальник района аэродромного базирования, не поскупился^ на угощение. Когда мы его представили, слуги божьи с благодарностью пожали ему руку.