Рыцари света, рыцари тьмы
Шрифт:
— Постой. Оставь пока. Думай о своих ногах, о пальцах. Попробуй пошевелить пальцами, хоть чуть-чуть.
Сен-Клер зажмурил глаза, приготовившись к новому приступу боли и разочарования, и сосредоточил все свои мысленные усилия на правой ноге, приказывая своим пальцам шевелиться, но не почувствовал ничего, кроме ужаса, от которого все внутри похолодело.
— Ну, вот видишь. Пробуй еще раз.
— Еще раз?
Незнакомец удивленно воззрился на него:
— Ну да, двигай снова. Шевели пальцами.
— Разве они шевелятся? Ты не ошибся?
— Не ошибся, нет. Ты сам разве не видел?
— Я закрыл глаза.
— Тогда открой и посмотри. Пошевели пальцами еще.
На этот
— Хорошо. Если ожили пальцы, то и ноги попозже оживут. Надо немного подождать. Теперь руки. Тоже будет больно, но не так сильно. Сначала попей. Эти скоты хоть кормили тебя?
Сен-Клер напился из подставленной ему чаши, затем кивнул:
— Да, кормили, хотя редко и мало. Они давали мне есть, когда ели сами. А кто они?
— Скоты. Вонючие и презренные шакалы, чтоб им сдохнуть. Сиди смирно.
Ловко орудуя острым кинжалом, незнакомец с легкостью перерезал кожаные путы на запястьях Стефана. Действительно, на этот раз боль пришла быстрее, но не была столь нестерпимой. Вскоре она поутихла, и пленник, поскрипывая зубами, смог сжать и разжать кулаки.
Незнакомец тем временем снял с вертела жаркое из козлятины и разложил сочные дымящиеся куски на металлическом блюде, которое извлек из дорожной сумы. Присовокупив к мясу продолговатую пресную лепешку и небольшой сосуд с оливковым маслом, он отставил поднос, быстро подсел к Стефану и защелкнул кандалы на запястьях и лодыжках рыцаря. Сен-Клер пытался защититься, но был еще столь слаб, что смог протестовать только на словах. Незнакомец, игнорируя его возмущение, вернулся за подносом и поставил перед пленником.
— На, поешь. Мясо я приправил чесноком, как принято у ференги. Мне приходилось жить среди ваших, поэтому я знаю. Хлеб и соль делают у нас, а масло, выжатое из олив, — это милость Аллаха благодарному миру. Ешь. Тебе надо набираться сил.
Сен-Клер принялся за еду, обнаружив, что зверски голоден. Когда он насытился, его стражник снова дал ему напиться, а потом велел спать, поскольку наутро рассчитывал отправиться в путь. С этими словами незнакомец встал и куда-то отошел; Сен-Клер слышал, как тот ходит неподалеку от бивака. Он уже совсем было заснул в приятной истоме, почти радуясь, что на руках и ногах у него — свободные браслеты вместо немилосердных кожаных ремней, как вдруг его осенило, что освободитель знает его — знал с самого начала. Пришелец сразу обратился к нему «Санглар», что на арабском явно соответствовало фамилии Сен-Клер.
Сон у Стефана как рукой сняло; он сел и окликнул незнакомца, озираясь вокруг и пытаясь установить, куда тот подевался, но ничего не мог разглядеть. Костер уже догорел, поскольку топливо иссякло, и никто не отвечал на призывы рыцаря. Тогда, убедившись в своем бессилии, Сен-Клер снова лег и тут же заснул.
— Санглар.
Стефан открыл глаза: неверный снова склонялся над ним. Теперь Сен-Клер чувствовал себя гораздо лучше, чем за все последние дни — с тех пор, как покинул Иерусалим. Руки и ноги вновь обрели подвижность, а легкие оковы почти не ограничивали свободу — по сравнению с недавно снятыми путами. По-прежнему стояла ночь, но черное небо над головой незнакомца едва заметно посветлело, неуловимо отливая синевой.
— Откуда ты узнал мое имя? Санглар — это ведь мое имя, да?
Человек оторопело заморгал.
— А разве нет? Ты — Санглар.
— Верно. Но откуда ты знаешь?
— Я искал тебя… меня послали.
— Кто же? Кто послал?
Тот пожал плечами и уклончиво ответил:
— Друг.
— Чей друг — твой или мой?
По губам незнакомца пробежала чуть заметная усмешка:
— Спроси
— Как ты отыскал меня? Откуда ты вообще узнал, где надо искать?
Чужак снова снисходительно улыбнулся.
— Это нетрудно, Санглар. Я на своей земле.
— Пусть так, но такой ответ не годится, потому что возможности были ничтожны. Тебя послали искать меня — ладно, верю, раз уж ты знаешь мое имя. Но что тебе подсказало, откуда начать поиски? Никто, даже я сам, не знал, куда я отправлюсь из Иерусалима… Я много дней скакал, не встретив ни души.
— Хм, если ты не встретил ни души, это не значит, что никто тебя не видел. Я пустил слух среди своих, что разыскиваю сумасшедшего ференги, путешествующего в одиночку, и предупредил, чтобы тебя не трогали. Хвала Аллаху, что вскоре после этого тебя обнаружили, о чем я сразу же узнал. Когда я нагнал тебя, ты был уже в плену у этих оборванцев. Я тебя нашел, а они отказались отдать тебя мне. Теперь хватит разговоров: остальное тебе известно, а нам еще многое предстоит сделать. Я захватил с собой одежду, чтобы прикрыть твою бледную, как у всех ференги, кожу от солнца нашего Аллаха. Но поскольку я сам когда-то носил эти вещи, мне не хочется, чтобы ты надевал их на мерзкую коросту, которой весь оброс. Поэтому прежде, чем мы отправимся дальше, тебе придется помыться и почиститься.
Сен-Клер не верил своим ушам.
— Прямо в пруду?
— О нет, Аллах не простит! Отсюда будут пить более достойные создания, чем ты. Ты вымоешься неподалеку, на бережку, а я постерегу, чтобы никакой шакал или другой дикий зверь, пришедший к водопою, тебе не помешал. Вода очистит тебя и, пройдя через песок, очистится сама, прежде чем стечь обратно в пруд. У меня есть ведро. Пойдем.
Он протянул Сен-Клеру руку и помог подняться на ноги.
Через полчаса выскобленный франкский рыцарь был первозданно чист и обсыхал на набирающем силу солнце. Стефан чувствовал прилив сил. У него закралась мысль, что грешно так радоваться купанию, но наслаждение пересиливало чувство вины.
Его рослый надзиратель молча взирал с откоса, как скованный по рукам и ногам Сен-Клер тщетно пытается одеться. Наконец Стефан беспомощно протянул к нему руки, красноречиво натянув цепь на запястьях. Тот для видимости постоял, будто взвешивая риск, а затем медленно спустился к нему, доставая ключ из поясного мешочка.
— Куда тебе бежать, — пробурчал он, размыкая оковы. — Но потом, когда оденешься, я застегну их снова, договорились?
Сен-Клер предпочел промолчать и принялся облачаться в предложенные неверным длинные просторные одежды. Он уже успел привыкнуть к таким, поскольку, едва оказавшись в Святой земле, по примеру многих своих товарищей обнаружил явное преимущество одеяний кочевников перед тяжелыми и колючими франкскими костюмами. Замотав на голове бурнус, Стефан распрямился и наконец смог как следует рассмотреть стоявшего перед ним инородца.
Плавные ниспадающие складки кольчуги неверного выгодно подчеркивали его рослость и стройность, сочетаясь с вертикальными линиями доспехов; дополнял картину высокий островерхий шлем. Начищенный стальной нагрудник и кольчужная ткань отливали серебром в лучах утреннего солнца; остальная одежда — хламида под кольчугой и штаны, заправленные в высокие башмаки, — была черной, как, впрочем, и обувь незнакомца, выделанная из мягкой кожи и подбитая толстой подошвой. В такой нипочем бездорожье пустыни. Длинная и также черная спадающая с плеч накидка почти доставала до земли. Вся наружность инородца свидетельствовала не только о его храбрости, но и о богатстве. Сен-Клер нерешительно шагнул к нему.