Рыцари удачи. Хроники европейских морей

Снисаренко Александр Борисович

Может быть, именно этим обусловливались неред­кие случаи расправы на месте, причем методами, заим­ствованными из арсенала самих же пиратов: «Жителям Штральзунда удалось захватить один из разбойничьих кораблей. После этого команду заставили также (в от­вет на аналогичное действие пиратов.- А. С.) лезть в бочонки. Потом был объявлен приговор, согласно которому, все, торчащее из бочек, должно быть сруб­лено палачом».

Живучесть витальеров казалась сверхъестественной в те суеверные времена, и знатоки классической фило­логии все уверенней производили название братства от латинского «виталис» - жизненный, живой.

В июле 1397 года витальеры вдруг вспомнили о богатом городе Стокгольме, выстоявшем с их помощью против датчан. Времена переменились, теперь пираты думали только о добыче, ожидавшей их за стенами шведской столицы. Свейн Стуре, укомплектовав сорок два корабля тысячью

двумястами головорезами, дви­нулся на штурм города. Он несомненно увенчался бы успехом, так как стокгольмский бургомистр Альберт Руссе уже обсуждал с членами городского магистрата условия сдачи. Но неожиданно витальеры получили известие о смерти своего господина и покровителя Эрика, и это удручающее обстоятельство посеяло бро­жение в головах пиратских вожаков, так как сводило на нет все их каперские свидетельства и превращало в обыкновенных пиратов без всякого прикрытия. Те из них, кто еще не окончательно порвал со своим ари­стократическим прошлым, заколебались и решили выйти из игры. Это спасло Стокгольм. Но это же и по­губило витальеров, ослабленных раздорами.

Воспользовавшись тем, что Готланд остался без хозяина, Маргарита сочла момент как нельзя более удобным для захвата Висби. Не доверяя собственным полководческим талантам после трагикомедии 1396 года и не желая понапрасну рисковать, она призвала на помощь крестоносцев. В 1398 году войско рыцарей креста двинулось на Готланд, и это второе появление тевтонов в западной Балтике оказалось роковым для витальеров.

31 марта орденский флот, усиленный ганзейскими и датскими судами и насчитывавший восемь тысяч ко­раблей с пятью тысячами отборных воинов под коман­дованием магистра Конрада фон Юнгингена бросил якоря южнее города Висби. Однако ни закованные в броню рыцари, ни осадные машины, ни предательство готландцев не помогли тевтонам. После длительной осады магистр вынужден был заключить со Стуре пере­мирие. По его условиям Готланд «на вечные времена» становился владением ордена, а Стуре и около двух тысяч уцелевших витальеров получали право отбыть на своих кораблях, куда пожелают. Свейн Стуре и не­которые вожаки из аристократов примирились с Марга­ритой и стали добропорядочными горожанами, многие витальеры избрали местом своих набегов Ботнический и Финский заливы с устьем Невы. Большая же их часть ретировалась на остров Гельголанд и укрепилась там, нависнув дамокловым мечом над Бременом и Гамбур­гом.

Зараза пиратства распространялась от Невы до Ла-Манша с молниеносной быстротой. «Вольные брат­ства» возникали и лопались одно за другим, и даже со­временные этим событиям историки становились в ту­пик, не в силах разобраться, кто есть кто. Их базы были на островах Рюген и Хиддензее, на полуостровах Даре и Сконе, в городах Аурих и Эмден, на побережьях Фризии и Финляндии.

Нередко всех пиратов того времени называют ви-тальерами. Но это неверно. Витальеры были лишь самой могущественной и долговечной организацией из сотен других, и именно это обстоятельство обеспечило им место в истории. Уже в 1394 году, когда Ганза органи­зовала вторую экспедицию к Готланду против виталье­ров, ей пришлось столкнуться на острове Рюген с дру­гим пиратским братством - ликеделерами («равно-дольными»), пиратствовавшими под девизом «Друзья Бога и враги мира». Ликеделеры, как и витальеры, поначалу действовали в союзе с Ганзой и по ее поручению против Англии и Дании, но вскоре тоже вышли из-под контроля и превратились в самостоятельную и грозную силу.

Историки дружно отмечают монастырскую дисцип­лину на ликеделерских кораблях: вино и азартные игры были у них якобы под запретом, все признаки роскоши и излишеств тщательно преследовались, перед каждым боем все ликеделеры исповедовались корабельному священнику и причащались, малейшие попытки не­повиновения грозили им смертной казнью и т. д. и т. п.

Что-то из всего этого, по-видимому, соответствует истине, но все вместе - безусловная легенда, и одни факты опровергаются другими, столь же правдоподоб­ными. С суровостью дисциплины плохо согласуются, например, некоторые статьи свода морских законов города Висби XIII века - вроде той, что разрешает ответить на пощечину капитана корабля пощечиной, на удар ударом, на зуботычину зуботычиной. Библей­ский принцип «око - за око» делал всех равными на борту, и поддержание дисциплины должно было вы­расти в проблему. Трудно поверить и в то, что разбой­ники были равнодушны к деньгам и драгоценностям, а утверждение, будто они изгоняли из своей среды тру­сов, плохо согласуется с неотвратимостью смертной казни в случае невыполнения приказа.

Более правдоподобны, хотя и не бесспорны, другие черты их быта и деятельности: что они оставляли восьмую часть груза добровольно сдавшемуся купцу, а остальной товар доставляли на продажу в порт на­значения, указанный тем же купцом, и там сбывали; что они хорошо

обращались с пленниками, предостав­ляя им свободу в ближайшем порту, предварительно обеспечив одеждой и провиантом (так поступали и пруссы, это зафиксировано хронистами); что все, без различия происхождения и корабельной должности, получали равную долю добычи (на то они и были «равнодольными»); что если они что-то отбирали у населе­ния для своих нужд, то потом отдавали в возмещение половину добычи.

Все это могло быть, хотя и неизвестно, было ли: мы знаем, что ликеделеры грабили одни приморские города и селения и, по примеру фризов, облагали данью другие. Едва ли эти реквизиции шли на удовлетворение нужд первой необходимости, и трудно увязать эти дей­ствия с тем, что разбойники брали «взаймы» там, где могли просто взять, да еще потом расплачивались по-царски с теми, кто ничего не осмеливался потребо­вать. Пираты есть пираты, во все века и у всех народов, и если что-то действительно выделяет ликеделеров из среды себе подобных, так это то, что на первых порах своей деятельности - только на первых!
– они воздер­живались от грабежей побережий и искренне хотели помочь Ганзе, нападая исключительно на пиратские корабли и отбирая их добычу, чтобы получить часть ее в виде законного приза. Но они быстро сориентирова­лись в обстановке, и за пиратскими кораблями после­довали ганзейские (если не было свидетелей), потом английские и датские. Именно к раннему периоду дея­тельности ликеделеров, когда они выступали как каперы под флагом Ганзы, относится известный эпизод: ан­глийский король арестовал несколько ганзейских ког-гов в своих портах и потребовал возмещения убытков, понесенных британскими купцами в балтийских водах. Ликеделеры не дали в обиду своих покровителей и за­хватили в ответ английские корабли в Гданьском за­ливе, уравняв тем самым убытки обеих сторон.

После изгнания витальеров с Готланда вместе с ни­ми на Гельголанд пришли и ликеделеры, ставшие к тому времени заправскими пиратами. Обосновавшись там, они перерезали важнейшие артерии фризско-английской и фризско-норвежской торговли. Если говорить точнее, их действия были теперь направлены против фризских городов неблагодарной Ганзы, не оценившей в должной мере их услуг. Самих же фризов пираты не трогали, за что и пользовались их покровитель­ством до самого конца XIV века.

Фризы встретили полуторатысячную армию балтий­ских головорезов как родных, как собратьев по почет­ной и доходной профессии. Ослабление торговли с Ан­глией и Скандинавией мало затронуло их карман: во-первых, многие города регулярно присылали им дань как плату за свою безопасность (Бремен, например, откупился в 1397 году от их нападений десятью ты­сячами рейнских гульденов); во-вторых, в том муравей­нике, состоявшем из бесчисленных враждующих мел­ких княжеств, каким была тогда Фризия, многие надея­лись поправить свои дела руками пришельцев; в-третьих, витальеры и ликеделеры не оставались в долгу за госте­приимство и нейтралитет и аккуратно возмещали все убытки, вольно или невольно причиняемые ими фризам; в-четвертых, Фризия их стараниями сразу выдвинулась на одно из первых мест в Европе как рынок всевозмож­ных товаров.

Словом, фризам не на что было сетовать, выгода была обоюдной. У нового пиратского братства быстро объявились именитые покровители - такие, как эмденский пробст (старший пастор) Хиско или графы Кон­рад II Ольденбургский (его сын сам подался в ликеделеры) и Кено тен Брок.

Лишь после того как связи с Англией и Норвегией прервались совершенно, Ганза решилась отрядить для борьбы с пиратами три с половиной тысячи человек, а 25 июня 1399 года по настоянию Гамбурга ганзейцы созвали экстренный съезд в Любеке, чтобы принять наконец решение о совместной борьбе с пиратством. Присутствовавшая на съезде Маргарита направила целую серию писем фризским князьям и городам с тре­бованием прекратить покровительство ликеделерам. А начиная со следующего года против пиратов были высланы несколько экспедиций, не принесших, впрочем, заметного успеха.

Ликеделеры, в отличие от витальеров, происходили в основном из социальных низов. Быть может, упоми­нание Детмаром среди витальеров «городских запра­вил, горожан из многих городов, ремесленников и кре­стьян» ошибочно, и он имел в виду ликеделеров. Среди их вождей особо выделяются полулегендарные фигуры Клауса Штертебекера и Годеке Михеля, Мольтке и Мантейфеля, Вигбольдена и Вихманна. В романах XIX и XX веков их личности окутаны ореолом тайны, хроники XIV-XV столетий сообщают об их исключи­тельной жестокости. С 1394 по 1399 год их именами англичане пугали своих детей. Особенно зловещую славу снискали ликеделеры тем, что пытались устано­вить в своей среде равноправие и, по существу, поста­вили вне закона всех сколько-нибудь состоятельных граждан любой страны. (Это, впрочем, не помешало Штертебекеру жениться в 1400 году на фризской ари­стократке, дочери владетельного Кено тен Брока.)