Рыцарство
Шрифт:
Эти мысли, странные, чудовищные и сумрачные, неожиданно смутили его самого. Что он делает? Тут семя излилось из него, Ормани рухнул на ложе и на несколько минут погрузился в темноту. Потом очнулся и ощутил, что горло совсем пересохло. Вдруг Бьянка соскочила с кровати и кинулась к столу. Она наполнила бокал легким белым вином и поднесла ему двумя руками. Теперь Северино Ормани подлинно удивился. Почему она это сделала? Как поняла, что он хочет пить? Но выпил до дна и отдал ей бокал.
Тут он заметил, что она манит его за собой, указывает на занавес в комнате. Чего она хочет? Он поднялся и пошёл за ней. Бьянка уже стояла около ванны, она положила ему руки на плечи и чуть нажимала, зовя опуститься в воду. Северино сел в ванну. Вода была прохладна, как на запруде в летнее полнолуние. Он вспомнил Энрико и улыбнулся. Теперь она натирала его благовонными эссенциями с запахом лимона и мяты, умащивала ароматами волосы. Северино впервые открыл рот и чуть насмешливо проронил:
– Я чувствую себя как Гелиогабал в термах...
Бьянка улыбнулась и продолжала оглаживать его, нежно лаская. Чертова бестия, ну, почему бы тебе не начать с этого? Теперь Северино принимал её услуги, подлинно как услуги рабыни, а ведь еще вчера душа его томилась по этой девице, как голодный по куску хлеба. Она снова возбудила его, он поднялся, огромным и сильный, схватил её в охапку и отнес на ложе, теперь навалился сверху - ему были уже безразличны её глаза. 'На, отведай жердины, коль хочется...' Снова упивался собственным блаженством, и тут заметил, что её глаза мутны и туманны, её лоно содрогается под ним. Для девицы она излишне чувственна, пронеслось у него в голове, но он тут же и забыл о том - что ему за дело до её содроганий?
За окном прокричал первый петух, и Ормани вздохнул. Ну и ночка выдалась, не приведи, Господи. Северино снова излил семя и откинулся на подушку. Тут оказалось, что Бьянка непросохшими волосами увлажнила её, он с досадой поднялся и перевернул её. Теперь стало удобней. Ормани накрылся одеялом и заметил, что она подползла ему под бок. 'Ишь ты, кошка, то царапаться, то ластишься? Лучше б вина ещё принесла...' К его изумлению, она снова прочла его мысли и вскочила за вином. Северино выпил и твердо решил уснуть. Подмял под себя снова прильнувшую к нему Бьянку, положив на неё для верности ногу, чтобы уж наверняка ограничить её передвижения и возможность разбудить его, лениво обнял и уснул.
Глава 24.
...Чечилия сидела за столом и грызла крыло рябчика. На башенных часах была половина второго пополудни. Рядом восседал её супруг, и методично поглощал аппетитные деревенские булочки с начинкой из перепелиного мяса.
– Чего ты волнуешься?
– безмятежно вопросила супруга.
– С чего это ты взяла, обожаемая кошечка, что я волнуюсь?
– поинтересовался Энрико, нервно дожевывая восьмую булочку.
– Ты всегда когда нервничаешь, ешь вдвое против обычного. Успокойся, ну, что там могло случиться?
– Мы договорились на двенадцать. Они ещё не выходили. Неужели...
– Ну, перестань. Может, твоя сестрёнка все же бросит свою придурь и оценит его?
– Твоими бы устами... Я сказал ей - если он будет недоволен, просто выпорю дуру.
– Поздно, мой котик. Она ушла под мужа, а мессир Ормани уж какой экзекутор...
Тут разговор супругов был прерван появлением опоздавшей на полтора часа молодой супружеской четы. Первым вошел Ормани и, морща нос, извинился, сказав, что он просто проспал. Он обнял Энрико и раскланялся с донной Чечилией. Сама донна Чечилия почти не заметила его приветствия, оторопело озирая новобрачную. Донна Ормани казалась меньше ростом и тоньше, глаза её запали и казались огромными, на скуле сквозь белила проступала краснота, губы были распухшими. Но вид Бьянки не шёл ни в какое сравнение с её поведением. Новобрачная больным и рабским взглядом пожирала супруга, торопливо кинулась отодвигать ему кресло, накладывала на тарелку лучшие куски. Не менее удивительным было и поведение молодого мужа, не только воспринимавшего заботу супруги как должное, но и почти не обращавшего на неё внимания. Он заговорил о решении Совета Девяти построить новую общественную мельницу, чтобы ограничить произвол хозяина ныне единственной мельницы синьора Мазуччо, пригласил шурина поднять в среду молодого оленя-шестилетка, условился о покупке двух новых седел от Лабаро.
Супруги Крочиато были слишком хорошо воспитаны, чтобы выразить вслух удивление подобным, но ничего не помешало Энрико пригласить новобрачного к дальней заводи - короткая прогулка освежит его. Северино кивнул.
– Да, освежиться не помешает, твоя сестрица этой ночью несколько вымотала меня...
Чечилия в изумлении закусила губу. Произнёсенное было грубым, и никак не вязалось в её мнении с робостью и всегдашней деликатностью Ормани. Ещё удивительнее была реакция на эти слова синьоры Бьянки, она застенчиво зарделась и бросила на супруга взгляд обожания, двумя руками взяв его руку и поцеловав. Энрико быстро подтянул отпавшую в изумлении челюсть. И это его сестрица? Что произошло? Как мог Северино Ормани, ещё недавно красневший от невинных шуточек про жердину, в одну ночь сделать из строптивицы рабыню? Что с ней?
...На заводи Ормани разделся и пошёл в воду, проплыл до отмели, вернулся и вышел на берег.
– Это крушение, друг мой, - начал он, и Энрико снова изумился его новому тону, исполненного ледяного спокойствия и непробиваемой уверенности в себе, - я молился все эти дни и продолжал молиться у алтаря, чтобы меня полюбили. Я, глупец, не спросил, сколько это будет стоить. Я разлюбил и охладел.
– И он поведал другу о событиях ночи - ничего не скрывая, даже свои помыслы.
– Прости, это твоя сестра, но ...
Энрико долго молчал.
– Я оскорбил тебя своим рассказом?
Крочиато покачал головой.
– Ничуть, я понимал, что ей мозги вправит только чудо, но вот оно и случилось. Но мне кажется... не торопись опровергать меня... Мне кажется, это временно. Это наказание ей - горделивой и упрямой. Для тебя это ... просто испытание. Пользуясь своей властью - заставь ее усвоить твои мнения и твои суждения, а потом... может, ты полюбишь её как себя.
Ормани вздохнул.
– Как ... пусто. Я предпочел бы несчастно любить, чем быть любимым, не любя. А, может, это равное горе?
– Он потрусил головой, как бык, отгоняющий муху, - а впрочем, чего это я? В конце концов, любовь красавицы - не бочка дегтя, моей жердине в ней уютно.
Крочиато покраснел. Он не узнавал Ормани. Потом ему вдруг стало страшно.
Бьянка дельи Ормани оказалась на удивление рачительной и разумной хозяйкой. Северино ни разу не имел повода быть недовольным: в доме царил образцовый порядок, когда бы он не пришел - его ждала обильная трапеза и горячая вода, супруга ловила каждый его взгляд и угадывала каждое желание. Северино не понимал себя - вот то, о чём он и мечтать не мог, но почему оно теперь не нужно? Он пристально вглядывался в Бьянку - чистота кожи просвечивала розовым румянцем, бездонные синие глаза смотрели на него с раболепным обожанием, по плечам струились белокурые пряди густых волос. Нет, она, конечно, красавица. В этом он не обманулся. Почему же он холоден? Северино приказывал жене раздеться и потом - стелить ему постель, и когда она, обнаженная, суетливо спешила взбить подушки и откидывала одеяло, Ормани возбуждался.
Он расслышал слова друга, и даже временами следовал им, навязывая супруге свои взгляды и воззрения, но чаще, не утруждая себя разговорами, просто обеспечивал приятное времяпрепровождение своей жердине. Ему было подлинно хорошо с лежащей под ним Бьянкой, он разрешал ей при этом многое - стонать, кричать и дергаться, все, что душе угодно - только не разговаривать. Эта метода принесла удивительные плоды - донна теперь была тиха и кротка, как ангел, никогда без позволения супруга не раскрывала рта, а если раскрывала - то только затем, чтобы выразить полное согласие с его мнением.