Рыцаря заказывали?
Шрифт:
Увела в дом Ада. Без него он был пуст. Голова гудела. Слёзы булькали где-то в горле. Душили, не имея возможности выбраться наружу. Виски лопались от шума. Упала на кровать и замерла. Беспомощность забирала силы. Потом долго смотрела на дверь и ни о чём не думала. Просто не было сил думать о чём-нибудь. Привёл в чувство стук в дверь. Попробовала не замечать его. Но стук тем временем не прекращался, пришлось подойти. За порогом стоял прибежавший вероятно по поручению Кости его адъютант, с пунцовым лицом от натуги, велел им немедленно собираться. Брать с собой только самое необходимое. Совсем усердием принялась возражать, но напоролась на не терпящий возражения голос:- "Юлия Петровна, я солдат, у меня приказ командующего и я выполню его". Она попробовала строго глянуть на него, но офицер не отступил. Пришлось подчиниться. Не драться же в самом деле. Передвигалась как в тумане, больно стукнувшись о край кровати заплакала, от боли очухавшись принялась укорять себя: "Чего в самом деле расхныкалась? Никакого мужества!" Выехала налегке. Всё внутри свернулось в пружину и распрямится теперь только тогда, когда увидит вновь Костю. Так разогналась на счастье, а фашистская сволочь разрушила её надежду беспощадно. Она возьмёт Костю с собой. Его образ будет всегда рядом и никогда не потухнет, и не отдалится. А может, ей повезёт и она пристроив Аду сестре вернётся к нему. Они оглядели квартиру в какой были счастливы. Доведётся ли вернуться? Ада всхлипнула. Юлия положила в кармашек сумочки ключ: "На возвращение". Постояли у дома. С тоской посмотрела на дорогу по которой ушёл муж. Адъютант торопил. Посадив в машину, довёз до Киева, определил там в поезд. Всё было точно в тумане. Война, уход Кости. Собиралась машинально, не думая. А надо было взять побольше вещей. Ведь у мужчин совершенно другое направление мысли… Потом пожалела об этом. Потому что всё ценное продала и обменяла уже за дорогу. Пока ехали на вокзал, молчали. Вернее она пыталась прояснить что-то, но адъютант молчал, как партизан. Но долгая лесная дорога всё же кончилась, въехали в Киев. Везде проверка документов, адъютант разбирается сам. Киев, Киев… Улицы были словно в дыму от пыли. В глаза бросались толпы мужчин с серьёзными замкнутыми лицами, бредущие в одном направлении, в сторону военкоматов, там стояли уже толпы добровольцев. Непохожие друг на друга, с разными характерами и взглядами, они были объединены сейчас одним: ненавистью к фашизму и любовью к Родине. На улице Ленина и её любимом Крещатике стихийные митинги. К вокзалу было пробиться не просто. Казалось, весь город старался уехать за один раз. Но военная машина прошла. На вокзале осмотрелась. Суета, страх, бабьи завывания. Везде только и слышно было: война, война, война! Всё в один миг изменилось. То же солнце, улицы и дома и… всё совершенно иное. Пропали улыбки, и от этого солнце кажется холодным и злым. Глаза выхватывают только серьёзные замкнутые лица. Адъютант спешит. Она благодарит и пытается отпустить. Зачем держать человека: наверняка, торопится к Косте, ему он нужнее. А они куда денутся, их паровоз довезёт. Но он не уходит до тех пор, пока поезд не трогается. В окно она видит, как он бежит к машине. Никогда ещё на её душе не было так страшно и так горько. Сердце вылетало от тревожного стука: — "Война, война, война!" Не верилось, ну никак не хотело складываться в такую кровавую мерзость в голове. Почему Германия могла поступить с ними так? Ведь они ж ей помогали… Они ж с ней по честному, по-хорошему. Договор о мире, хлеб, нефть опять же… А она на рассвете без объявления войны по-разбойничьи. Разве так можно, разве справедливо… Ничего, судьбой, как не крути, а она выведет на свою дорожку. Всё плохое непременно минует. Не может же вечно лить дождь или палить солнце. Они ещё пожалеют о том, что тронули Россию, платя чёрной неблагодарностью за её добро. Это в них подлость расхрабрилась лишь потому, что Рыцари на пути не встречались. Костик им устроит от ворот поворот. Они враз весь опыт истории прочувствуют на своей шкуре. Будет им и Невский с мечом и Кутузов со смоленской разорённой дорогой. Эти свинячьи рыла узнают, что такое Россия…
Думы, думы, думы их не счесть, взрывают голову и жалят в самое сердце. Неделя и будет ясно, как решится судьба страны и их с Костей тоже… Только победой, непременно победой! Всё будет хорошо, как надо.
Поезд отходит от Киева, мелькнул перрон. Лоб упирается в стекло: "Костя! Пресвятая Богородица, защити, Георгий Победоносец, помоги своему воинству…" Она сжала кулаки. Страх расставания туманит голову. Она не плакала — слёзы застряли в сердце. Чувствовала: смерть ломая жизни руки колотилась в стены домов, и кто знает не ворвётся ли она к ним… Они оба сделали в это утро шаг в неизвестность… Если б знать своё будущее, если б знать…
Кровавый рассвет перевернул жизнь миллионов, не знала и эта семья, что ждёт её за порогом разлуки… Прошлое осталось прошлым. Впереди была только война. Это был крах мечтам, надеждам, жизни… Юлия не могла дышать. В голове и груди набатом ухали три слова: "Война! Костя! Разлука!"