Рыцаря заказывали?
Шрифт:
— Как дорого ты заплатила за эти вырванные годы… — не удержавшись прошептал он, целуя седую прядь.
— Не так уж и дорого за такую любовь, как наша, — ответила она, нежно целуя его в уголки губ.
Они жадно вглядывались друг в друга. Не было никаких полагающихся слов сочувствия и утешения. Они обрадовались встрече и заперли прошлое на замок. Ни он ни она больше никогда не говорили об аресте. Вычеркнули, забыли. Наплевать. Иначе можно свихнуться. Надо жить и идти только вперёд. В прошлое нырять можно лишь в хорошее. Ведь не зря говорят, лучшее лекарство от оскорбления — забвение. Люлю умница всё понимала, гладила, жалея, как маленького по голове, да плакала, целуя по ночам, думая, что он спит. Наверное, она маленьким сердечком своим чувствовала, как ему здоровому надломленному лбу важна и нужна была в тот момент именно эта бабья жалость. Ведь его страшно и незаслуженно обидели, необходимо было, чтоб именно женщина забрала ту обиду и боль. Как хорошо, что она у него есть. Как прекрасно, что она у него такая.
— Милая, — шептал он, — спасибо тебе за то, что ты есть у меня.
— И тебе спасибо, дорогой, за то, что выстоял в том аду и вернулся.
Она не сказала ему, что была на лесоповале. Зачем, если не судилось им там встретиться. А сам он никогда не узнает, если только не подвернётся случай.
Рутковский старался дышать полной грудью. Он всегда надеялся, а теперь и знает, что у него надёжные тылы. Они не продадут и не предадут, никогда не бросят и примут его любого, они верные друзья и союзники, надёжные советчики и любящие женщины — это жена и дочь. Его семья.
По возвращению оттуда, он был словно не живой. Юлии приходилось нелегко. Но потихоньку её тепло грело, любовь топила лёд, помогая возвратиться любимому человеку к жизни. Этот непростой период и его состояние поймёт только тот, за кем захлопывалась дверь камеры, кто пережил этот ад и вышел на свободу.
Уснула Ада, а они в тот первый день до рассвета не ложились. Сил у него ни на что не было. Он просто посадил её себе на колени, прижал к груди, целовал, целовал и слушал её щебетанье… Самому-то хвастаться было нечем, а пугать не хотелось. Да и обо всём, что надлежит знать… умная женщина догадается сама. У него же язык не поворачивался на рассказы… Только иногда он расслабившись на её груди, захлёбываясь обидой хрипя стонал:
— За что? Я ж не контра какая — нибудь… Ну, не правильно это!
Она гладила его по седой голове, целовала чёрные щёки.
— Мне было страшно без тебя, дорогой, — шептали её губки.
— Мне тоже, — признался он, против воли, не рассчитав силу, прижав её к себе. — Как там говорится: пара становится одним целым, когда пройдёт воду, огонь и медные трубы. Мы с тобой прошли воду. Холодный отрезвляющий душ.
Она внимательно слушала его. А он любил её сейчас гораздо больше, чем в начале брака. Если б она знала, как ему с ней хорошо. Он не воспринимал её, как отдельную единицу, только — половинку себя. Он был уверен в жене как в самом себе.
А её губки, поймав хвостик разговора шептали:
— Милый, значит, впереди испытание огнём? Что это может быть — война?
— Не знаю Люлю, но всё возможно. Давай не будем загадывать и жить каждым днём ценя минуты проведённые вместе. К тому же, у нас есть возможность отдохнуть, ты как?
Она была за! На его руках были путёвки в подмосковный санаторий. Поехали туда. Через месяц немного окрепшие, отправились отдыхать в Сочи. Он уже более-менее был похож на человека. Все члены семьи старательно делали вид, что происшедшее забывается. Только он чувствовал, как вздрагивает Люлю по ночам от каждого стука в дверь. Видел, как она всё время заглядывала ему в глаза, вероятно, надеясь по ним понять его состояние и получить уверенность в завтрашнем дне… А он возвращаясь к жизни думал, что теперь, чтоб вернуть себе украденное у него звание порядочного человека ему придётся вдвое больше работать и Люлю тоже придётся нелегко.
Она, наблюдая за ним издалека, не могла сдержать слёз. Они бежали по щекам ручьями. Он улыбается, а в глазах грусть. Да и улыбка из-за выбитых зубов, какая-то раненная получается. Согнутые плечи, чёрное изрытое морщинами лицо… Её сердце сжималось от жалости: "Во что эти уроды его превратили…" Не верилось что дождалась. Выпустили… Тот день ни за что ей не забыть, никогда… Постучали. Когда шла открывать дверь, что-то кольнуло в сердце. Знакомыми и не знакомыми были сощуренные брызжущие синевой глаза, мягкая улыбка, лицо стоящего на пороге человека… "Костик, миленький!" — пронеслась мимо неё легче бабочки с воплями, сиганув ему на шею Ада. Он подхватил её и поднял. В каком-то оцепенении Юлия застыла. Сердце сжалось: "Костя? Костя!" Вдруг комната поплыла и она почувствовав, как подогнулись ноги, противно задрожало что-то внутри, повисла на его руках… Очнулась от нашатыря и его торопливых поцелуев. Напоролась на его внимательно следящие за ней васильковые глаза. Ткнулась ему лицом в грудь и зарыдала. От счастья, что всё закончилось. Он жив, а она вновь может быть маленькой и слабой. Как это хорошо быть слабой, аж страшно… Отойдя от шока встречи, растопила печь и нагрела воды. Сняла с гвоздя корыто и отправив Аду на улицу принялась его мыть. Все старые шрамы от пуль и сабель она помнила наизусть, считала новые. Их было с лихвой. Содрогнулась: "Как они его
Он сидел в чистом белье на кровати жмурил глаза от счастья и курил. Хорошо! Как хрупок росток счастья, один не осторожный шаг и сломал. Он выбрал приоритет- семья. Быть празднику. Позвал Аду. Дал денег. Отправил за продуктами. Дочь удивлённо смотрела на денежные знаки. Такие большие деньги она давно не видела. Юлия прикрыла лицо руками и уткнулась мужу в плечо. Потом она каждую ночь целовала его плечо и плакала… Дождалась! Ведь каждый час, каждую минутку ждала. Надеялась, что правда восторжествует. Даже если нет, знала: всё равно она его дождётся и не важно сколько придётся ждать: пять, десять, двадцать, всю жизнь… Лишь бы вернулся живым. Она не устанет ждать и не пожалеет о вычеркнутых из её жизни годах, лишь бы отпустили, лишь бы выжил. Всё, что останется им только их. Дождалась! Дождалась! Дождалась! Обезумев от счастья, висела на его руках. Правда, это был не прежний Костик. Как можно переплыть море и не утонуть. Но ничего страшного, Юлия поможет ему. Она согреет его, возьмёт на себя его боль, снимет страдания, будет всё время рядом… Главное жив! Вернулся!
Взгляд непроизвольно задерживался на седых висках и перечёркнутом глубокими морщинами чёрном лице. Она видела — он старался улыбаться и не пугать. Но лицо просто криком кричало, что его владелец много вынес и перестрадал. Ей было нестерпимо жаль его.
Он очень тяжело отходил. Хотя на первый взгляд был сдержан и не возмутим. Превосходно владел своими чувствами и движениями. Но Юлию не проведёшь, она видела… Как иногда подрагивают от волнения руки, больше чем обычно курит и в глазах застыли льдинки тоски и боли. Юлия пыталась именно в них рассмотреть всё, но он отводил взгляд или опускал ресницы… Можно, конечно, было поговорить, она бы поняла, она бы помогла… Но, он никогда не рассказывал о годах проведённых в застенках. Она чувствовала, не легко ему там пришлось. Издевательств и унижений нахлебался и это с его характером-то. К тому же стеснялся выбитых передних зубов. У неё плакала душа, и обливалось сердце кровью, глядя на него такого. Всегда сильный, деятельный, уверенный в себе Костя, напоминал тогда уставшего от жизни старичка с шаркающей походкой. Утешала и жалела, как могла, безумно радуясь, что жив. Всё остальное переживут. Глаза очень медленно из грязных превращались в голубые, она так ждала этого момента…
Ему вернули награды и звания. Вручили путёвку в местный санаторий, а потом отправили с семьёй отдыхать в Сочи на море. Они, естественно, поехали. Весело гудел паровоз и стучали колёса, то была песня счастья, они напевали одно только слово: "Костик! Костик!" А ещё те памятные стихи Пушкина, что он ей читал в первый вечер их знакомства. Удивительно счастливое время! Целый месяц втроём вольготной жизни и ничего не деланья. Адуся, захлёбывалась радостью, а она счастьем быть рядом с ним. Во-первых, они с ней в те тяжёлые годы выстояли. Во-вторых, они верили в него и Костя оправдан. А в — третьих, они все вместе на море. Они и море — это чудесно! К тому же он не сводил с неё глаз. Она это чувствовала боковым зрением. Первые дни не сползали с пляжа. Вечерами, когда солнце утопало за горизонтом, гуляли по набережной и бульвару. Несколько раз прошлись по аллее вдоль берега. Под ногами скрипела галька. Дурманящий запах цветущих кустов и высокие крупные красные канны держал души в своём плену. Адка паслась возле каждого лотка с мороженным. Получая от отца деньги, она шиковала. Он всё же контролируя процесс изредка напоминал:
— Люлю не забудь, стрекоза.
Немного смешило, но было приятно. Адуся не забывала их обоих. Тащила порции на всех. Ада сгрызала его моментально, естественно, не обошлось у неё без жертв — уляпалась вся от головы до ног. Юлию на долго не хватило, отгораживаясь руками от новой порции, она взмолилась:
— Я больше не могу. Пусть ест одна. Только вымой её под фонтанчиком.
Но и Адка долго не протянула. Объелась. Костя радовался что обошлось без болезни горла. Её хорошо вытошнило и всё. Юлия скрипела на его вольность, а он улыбаясь оправдывался: