Рыцаря заказывали?
Шрифт:
Из той квартиры, что занимали, их невежливо выпирали. Пока, под предлогом освобождения жилплощади для нового командира. Служебная. Оно вроде бы всё по закону… Но по человечески могли бы дать хоть какую-то крышу над головой. Но кому это надо, каждый враз стал сам за себя. Ещё вчера мило раскланивающиеся с ней люди и жаждущие её дружбы, сегодня отворачивались и даже заметив, переходили на другую сторону. Бог им судья! Она правильно делала не заводя подруг. Не так колет людская трусость. Сна не было. Ночи превратились в бессонное месиво. Воспоминания о счастливо прожитых годах рвали грудь. Потоки слёз не давали дышать. Мольбы к небу, Богу, Пресвятой деве сотрясали её душу: "Милый, останься жив. Ради нас с Адой. Я дождусь, я непременно дождусь. Я буду ждать столько сколько понадобиться. Ты только вернись". — Это то во что превратились её ночи. Дни — поиск и борьба за него. Ночи — бессонные терзания души и сердца. Боялась открывать шкаф, от вида его формы начиналась истерика. Любые его вещи, на которые падал её взгляд, вызывали мучительные воспоминания. Поэтому Ада потихоньку убрала всё. Она знала впереди предстоит самое трудное — собрать их для переезда. Когда с Адусей сидели на узлах, готовые покинуть квартиру, какой-то мальчик принёс записку от Кости. Условным знаком, муж просил действовать по плану. Его строки: "Всё будет хорошо!" — она целовала до исступления. Успокоившись, Юлия невесело улыбнулась: "Нет, милый. Я найду сначала тебя". Всегда послушная Юлия на этот раз отказалась подчиняться его воли. Молила, чтоб не вылететь с работы. На что тогда жить… Хоть бы пока не узнали, хоть бы никто не сказал… Но добрых людей завались… Жену "врага народа", не церемонясь попросили освободить место. Спорить бесполезно. Аде с окраины не просто добираться до школы, но она молчит, понимая, что не до неё сейчас. Домой возвращается с синяками и в подранном платье. Догадаться не трудно — дерётся за отца.
Только сейчас поняла, каким коротеньким было их счастье. Жизнь сорвала формирующийся бутончик не дав ему распуститься. По мановению чьей-то палочки её жизнь превратилась в горную реку по которой несёт, а она гребёт наугад, к берегам не пристать, впереди пороги… Как искать? С чего начинать? Ничего не знала. Тыкалась, как слепой котёнок в молоко. Совершенно бесполезно ходила по кабинетам, унижаясь просила знакомых о помощи, писала умоляя каких-то чиновников разобраться… Так украдкой советовали настроенные благожелательно к ним с Костиком люди. Дни шли, результата не было. Отправляя запросы, с просьбой разобраться в деле мужа, вместо ответов получала за строптивость угрозы и внушения. Её предупреждали, пугали и отовсюду гнали. Один товарищ посоветовал поехать в Москву, чтоб дошли прошения без ступеней и задержек. Юлия сделала и это. Нашла Тимошенко, попала к нему на приём, тот свёл её с Будённым, их объединяла Первая конная. Обещать обещали. Просила в случае удачи, ничего о её участии не говорить мужу. Обещали. Надо ждать. Но ближе к Косте пока не стала. Угробив массу времени впустую. Нахлебавшись унижений и непристойных предложений, пошла по тюрьмам, ища его. Её футболили из одной в другую. Пока случайно одна женщина в очереди к справочному окошку не научила, куда обратиться и как всё разузнать. Теперь Юля действовала руководствуясь преподанным ей уроком. Она входила во двор тюрьмы. Подходила к окошечку и просила принять передачу для мужа. В "крестах" у неё попросили паспорт и взяли деньги. Так Юля узнала, где он сидит.
Радость переполняла: "Я добилась своего — нашла Костю!" Она стояла на набережной, облокотившись на парапет, и плакала. "Милый, я учусь выживать. Маленькая, беспомощная женщина, романтическая натура, совершенно не приспособлена к трудностям. Мне плохо без тебя, но я трепыхаюсь, пытаясь выжить в нашем сделавшимся вдруг мерзким и злым мире. Я сделаю всё, что в моих силах и за ними, чтоб выдернуть тебя и нас всех из беды. Если б ты знал, как мне страшно и я боюсь за тебя, за себя, за нашу Адусю. Вытерпи, выживи, я пройду через всё, только останься жив". Волны, набегая на ступени, с шумом разбивались о камень у её ног. Сколько людских восторгов и стенаний принял этот кажущийся равнодушным камень. Она добавила ему ещё и свои. Только бы не отчаялся, не разуверился, что он ей больше не нужен. Он нужен ей, очень нужен. Любой. Всё у них ещё будет — радость, счастье и любовь. Она верит в это и никто не разубедит её в обратном.
Дома ждала Ада, отказавшаяся идти в прежнюю школу. Значит, терпение её иссякло. Позже школы будут меняться чаще. До первых драк и оскорблений. Пришёл к нулевому результату денежный запас. А нужно было кушать и платить за угол, да и Кости требовалось передать еду, папирос, денег. Облигации трогать пока было нельзя — это неприкосновенный запас. Так определил он. Голова разрывалась от дум. Вспомнив его рассказ о матери (когда семья потеряла кормильца), взявшуюся за тяжёлую работу, решила выходить из положения таким же способом и она. Теперь уже Юлия по её примеру, берясь за самую тяжёлую и грязную работу, кормила их с Адусей, возила передачи ему, но не сдалась. Она страшно уставала. Уставала так, что трудно было пошевелиться, лежала бревном. Не было сил поднять руки, сжевать хлеб и выпить глоток чая. Заваривали уже сушёными листьями смородины, малины и мяты. Берегли деньги. Говорить с Адой тоже не могла. Та понимала и вздыхая укрывала её одеялом или чмокала в висок. "Ничего, человек не рождается сильным или слабым — он должен сам закалять себя, должен думать, анализировать, делать невозможное… Я смогу, я одолею себя и поборюсь за нас". Иногда, когда дочь укрывала её одеялом, ей сквозь сон казалось, что это Костя, пришёл со службы и заботиться о ней, и тогда она превозмогая усталость заставляла себя открыть глаза и посмотреть… Но чудеса бывают только в сказках и во сне. И у неё из разглядывающих облупленный потолок глаз текли слёзы, а её мысли устремлялись летать далеко-далеко в прошлое. Было трудно и страшно.
Участились вызовы к следователям. Шла каждый раз как на казнь. Первый, был совершенно ненормальный, бегал вокруг неё по кабинету с пистолетом, орал и угрожал. Второй, сверлил её злыми глазками и душил яростью. Она осторожно садилась на краешек стула и внимательно слушала. Надежда на то, что в той структуре есть умные люди, которые во всём разберутся, с каждым днём таяла. Её сначала пытались сбить с толку, с ней говорили так искренне и тепло, что в пору растаять. Рассчитано было на то, что инстинктивно она непременно доверится ему. Её сердце сжималось, но она разгадав хитрость не поддалась. Тогда с ней сразу же сменили тактику. На неё стали давить, грубо, безапелляционно, вести себя высокомерно оскорбляя и унижая. Но Юлия ничего не подписала, от мужа не отказалась. На допросах твердила одно:
— Послушайте меня. Я расскажу вам всю правду… Он ни в чём не виновен. Прошу вас, отпустите его. Неужели вы не видите, что перед вами порядочный человек.
Офицер пренебрежительно хмыкнул. В бабских нравоучениях он не нуждался и отлично знал что делает. Хотя в первую встречу с ней, глядя на эту маленькую испуганную женщину он был уверен, что перед ним податливый и мягкий как воск материал. Она будет со всем соглашаться и на все вопросы отвечать сдавленно потухшим голосом механическое покорное, то что надо ему. А ему надо "Да!" Но с каждым разом уверенность его таяла. "Она или умна, или конченная дура?" Он нервничал. В подходе к этой женщине был допущен просчёт. Отсюда и топтание на месте. Что запрятано в этой головке? Не красива, не опрятна, не ухожена… Кругом "не". Что ж Рутковский в ней нашёл? Может, в дурах какая-то своя прелесть?… А что если всё цирк? Тогда она умна и опасна. Взгляд следователя насмешливо злой сверлил её сжатые до побелевших кончиков пальцев руки. Юлия поспешно спрятала их под стол на колени, но поздно на неё тут же попробовали поднажать, запугать… Только Юлия, гордо вскинув носик, стояла на своём: муж не виновен, всё ложь. На провокационные и скользкие вопросы отвечала односложно: "Нет!"
Посчитав, что так будет эффектнее, он подался вперёд и дыша ей в лицо заорал:
— Руки на стол змея.
Юлия застыла. Сидела словно окаменевшая. А он нависнув над ней скалой продолжал:
— Если ты не соображаешь где находишься, и должна подробно отвечать на мои вопросы, то я сейчас тебе объясню. Хошь? Так о чём рассказывал муж? Смотри мне в глаза. Быстро отвечай, — хлопнул мощный кулак перед её носом.
Юлия отпрянула. Комната бешено завертелась, она судорожно вцепилась в стул, но вернув себя в действительность, опомнившись твёрдо сказала:
— О делах дома не говорил. Никогда.
— Врёшь, сука. Говори правду. Будет хуже, — пригрозил он ей.
Юлию покоробила его грубость. Прожив с выдержанным, обходительным и любезным со всеми человеком она испытывала жгучий стыд за общение с этим… "офицером". Даже противно стало от такого сравнения. Вроде как, Костю замарали. Ей хотелось влепить ему пощёчину, но она вогнав ногти в кожу взяла себя в руки:
— Я правду и говорю, а вы ведёте себя, как скотина.
Ох, как он откатился назад, как долго таращил на неё глаза.
Юлия больше всего боялась стать невольной виновницей бед и неприятностей мужа, поэтому она решила вообще молчать. Стиснуть зубы, заткнуть в себе эмоции и не отвечать.
Он отошёл и зло делано усмехнулся:
— Ладно, себе же делаешь хуже, мы без твоего мычания знаем и без усилий сможем доказать его служение против нас.
Юлия ещё выше вздёрнула подбородок. Понятно, что она не оправдывает его надежд. Но ей наплевать на желания этого гада и она чётко и отдельно выговаривая слова, говорит:
— Нельзя доказать ложь… Вы вешаете… состряпав дело на невинного человека.
— Что?… — взвыл он, но осёкся. "Эта ведьма вывела меня из себя".
Прерывая гнетущую тишину громко зазвонил телефон. Хозяин кабинета поднял трубку. Встал. Оправдываясь твердил: — Никак нет. Нового нет. Делаю всё возможное. Положив трубку он не добро глянул на неё. Твёрдой рукой нажал на кнопку вызывая конвоира. Закурив, бросил вошедшему.
— Уведи вниз эту суку, пусть подумает. А её кобеля отправь в Бутырку.