Рык Посейдона

В приёмной Бормана: Альберт Шпеер — министр вооружений и боеприпасов и Вальтер Функ — министр экономики. Ещё вчера они были вызваны к рейхслейтеру на сегодняшний вечер к двадцати одному ноль-ноль.

Час назад их машины подъехали к рейхсканцелярии почти одновременно. Поприветствовав друг друга, остановились на ступенях канцелярии и молча оглядели некогда монументальное, давящее своей огромностью, здание. Они ещё помнили его великолепие на фоне бесчисленных, пылающих факелов ночных парадов и шествий. Но сейчас оно представляло собой удручающее зрелище. Парадный вход был разрушен. Часть окон забита досками. Левое крыло было частично разрушено и голые стены его коридоров, некогда украшенные коврами и картинами, уходили в пугающую пустоту. Везде валялся битый кирпич и куски мраморных плит.

Они почти одновременно сделали шаг в эту пустоту. В последнее время им редко приходилось бывать здесь. Нужды фронтов, уже вытянувшихся вдоль германских границ, не оставляли возможности бывать здесь на ночных совещаниях у фюрера. Но вчерашний вызов к Борману был продиктован как приказ. Ничего хорошего это не сулило.

Пойдя несколько шагов, Шпеер остановился и ещё раз взглядом окинул здание. Ему, как архитектору, было больно смотреть на то, что должно было бы служить одним из символов величия Германии и которое так бесславно погибало сейчас в самом её сердце. У него перед глазами вдруг возник образ его прекрасного дома в «Орлином гнезде» и что-то ёкнуло на сердце. «Если такое сооружение можно так легко разрушить, то, что будет с тем домиком, попади в него хоть одна бомба» — подумал он.

Пройдя полутёмными коридорами в сопровождении офицера СС, они вошли в приёмную. Конечно, можно было проигнорировать сегодняшний вызов, ведь непосредственного подчинения Борману у них не было. Но всё последнее время, по личному распоряжению фюрера, рейхслейтер курировал строительство шахт и тоннелей в южной Германии. Именно там фюрер планировал разместить свой внешний командный пункт и именно туда направлялись сейчас те немногие скудные резервы, которые удавалось оторвать от фронта. Да и веских причин для отказа не было ни у того, ни у другого. Им пришлось пробираться в центр по полутёмным улицам с разных концов Берлина. Оба были явно раздражены, но вида не показывали. В памяти у обоих ещё была жива недавняя, скандальная отставка Гудериана с поста начальника штаба сухопутных войск. Тогда, на очередном совещании генералитета у фюрера, в своём докладе он высказал своё предположение о возможности в ближайшее время крупного наступления русских в помощь своим союзникам в Арденнах. Фюрер, как ни странно, молчавший на протяжении всего доклада, вдруг спросил Гудериана: — «Откуда у вас такие сведения?» — и тот ответил, что это данные разведки Гелена. И тут молчание фюрера, до этого лишь блуждающим взглядом следившего за указкой генерала, прервалось истерическим выкриком о том, что если бы его генералы меньше доверяли этим идиотским данным, а больше своей интуиции, то русские не были бы так близко к Берлину. А Гелена советовал запрятать в сумасшедший дом. Через три дня началось мощное наступление русских, но участь Гудериана была уже решена. Ни Шпеер, ни Функ явно не хотели такого конца.

В приёмной уже сидел в одиночном кресле Клопфер — статс-секретарь партканцелярии Бормана. Он молча кивнул вошедшим министрам и прикрыл руками лежащую на коленях папку. Сопровождавший Шпеера и Функа офицер прошёл к столу и стал перебирать лежавшие на нём бумаги. Министры сели на большой кожаный диван напротив Клопфера. Они успели заметить на папке изображение орла в золотом тиснении. Именно в таких папках сотрудники рейхсканцелярии подавали на подпись особо важные и секретные приказы и распоряжения Гитлеру, Борману, Геббельсу и ещё нескольким вождям рейха. Именно это и не ускользнуло от их внимания. «Значит у Бормана естьчто-то важное для нас» — подумали они. За последние два месяца Шпеер не часто встречался с Борманом. Совещания у фюрера проходили почти ежедневно, а Борман имел привычку находится в кабинете Гитлера во время любого совещания и любой беседы, даже если его и не звали. Шпееру же приходилось сутками колесить по Германии в поисках хоть каких-то резервов для армии.

Ни тот, ни другой не любили Бормана. Сталкиваясь с ним по роду профессиональной деятельности, они, тем не менее, чувствовали на себе некую зависимость от этого «секретаря фюрера» — как он любил себя называть. Ведь именно он решал — кто и когда попадёт на доклад к фюреру, задерживая иногда прохождение важных документов на несколько дней. Исключение было только для Гиммлера и Геринга.

Тем временем часы, висевшие на входе в кабинет Бормана, показывали двадцать один час и одиннадцать минут. Шпеер нетерпеливо заёрзал на диване и, посмотрев на свои часы, сказал:

— Нам назначено на двадцать один ноль-ноль.

Эсесовец встал и, выйдя из-за стола, плотнее прикрыл дверь, ведущую в кабинет.

— К сожалению, рейхслейтера пока нет. Он ещё вчера выехал из Оберзальцберга. Будет через несколько минут.

Действительно, минут через пятнадцать в приёмную вошёл Борман. Тяжёлыми шагами направился к кабинету, снимая на ходу плащ.

— Хайль! — усталым жестом он поприветствовал присутствующих. — Прошу извинения, господа! В дороге пришлось дважды останавливаться из-за бомбёжек. — Вскочивший Клопфер протянул ему папку. Борман взял её, небрежно бросив плащ ему на руки. — Прошу! — открыв дверь, пропустил вперёд Шпеера и Функа. Когда все трое сели за стол, Борман раскрыл папку и стал читать. За время чтения на его лице не дрогнул ни один мускул. Это каменное выражение не менялось никогда, независимо оттого читал ли он приказы фюрера или доносы о любовных похождениях своих товарищей по партии. Лишь однажды он оторвал голову от бумаги и пристально посмотрел на Шпеера. Шпеер выдержал его взгляд и с облегчением откинулся на спинку кресла. В томительном ожидании прошло несколько минут. Наконец он вздохнул и, подняв голову, посмотрел на сидящих перед ним министров. — Как это ни печально, но на фронте мы вынуждены пока отступать… Думаю, что в данный момент мы все должны чётко и безусловно выполнять все приказы фюрера. Только тогда мы сможем спасти немецкий народ.

— Господин рейхслейтер! Мы с вами не на митинге партии и потому давайте не будем терять время на выяснение величины личной привязанности фюреру. — Шпеер был явно раздражён долгим ожиданием в приёмной, да и вступление Бормана было явно не уместным.

— Господа! Я просто хотел предварить важность той директивы, а можете считать это приказом, которую вы сейчас получите… — Борман явно не ожидал такой реакции со стороны Шпеера. Он знал, что министр вооружений является одним из самых близких друзей фюрера, а потому не стоило обострять и без того натянутые отношения. — Хочу сказать заранее, что это будет неприятно для вас, но это окончательное решение фюрера и оно согласовано с партией и командованием вермахта, — он явно хотел подчеркнуть своё значение в принятии данного приказа. «Демагог! — подумал Шпеер. Внутри него закипала злость. — О каком спасении ты можешь говорить, если русские уже в Германии? Неужели можно серьёзно говорить о том, что в каких-то соляных шахтах удастся пересидеть весь этот кошмар… Идиоты!» Шпеер почему-то подумал, что сейчас речь пойдёт именно о строительстве так называемой «Альпийской крепости». Буквально два дня назад у него на приёме был командир армейского корпуса ракетного оружия группенфюрер СС Ганс Каммлер. Он сказал Шпееру о том, что из-за участившихся налётов американской авиации на центр ракетного производства «Дора» в Нортхаузене, необходимо готовить эвакуацию руководящих кадров производства «Фау», а также по возможности ценного оборудования и документации. Для этого необходимо было несколько сот грузовиков и прицепов, а также бензин, которого уже катастрофически не хватало для фронта. Кое-как они решили эти проблемы. И вот вновь придётся возвращаться к этой «крепости» и «шахтам». Не отрывая глаз от листа и не поднимая головы, Борман медленнее и тише, словно сам не верил в это, продолжил. — Сейчас фюрер создаёт мощную группировку сил в западной части Чехословакии и в Альпах, — он встал из-за стола и стал прохаживаться по кабинету. Голова Функа, как флюгер поворачивалась ему вслед. Шпеер заметил это, и лёгкая улыбка скользнула по его губам. — Командующим этой группировкой назначен генерал-фельдмаршал Шернер, — голос Бормана зазвучал твёрже и отчётливее, словно хотел уговорить себя поверить в то, что только что сказал, — но вместе с тем фюрер полагает, что немецкая земля должна быть пустыней для пришедшего на неё врага. — Он вернулся на место и сел в кресло. — Хочу информировать вас о том, что обергруппенфюрер Прютцман уже получил от рейхсфюрера Гиммлера приказ, что при отступлении наших войск, на территории Германии должны уничтожаться все промышленные предприятия, электростанции, заводы, мосты и так далее… Если сказать точнее, то это вся промышленная инфраструктура… — Борман на секунду замолчал. — Всё это делается для того, чтобы не дать возможность противнику использовать всё это против немецкого народа… Думаю, что сегодня этот приказ будет подписан фюрером. Можете предварительно с ним ознакомиться, — он закрыл папку и подвинул её к Шпееру. Взяв из папки листок, Шпеер быстро пробежал его глазами.

Шпеер вложил лист в папку и передвинул её Функу.

— Эта часть приказа непосредственного отношения к вам не имеет… — Борман встал и, обойдя стол, остановился за спиной Функа. Он смотрел прямо в лицо Шпееру.

— Но… — Шпеер хотел что-то сказать, но Борман остановил его.

— Я ещё не закончил… В той части, что касается вас, предусмотрено следующее: во-первых — вы должны изъять все военные разработки в области вооружений, химической промышленности и если не будет возможности вывести, то уничтожить. Это особо касается оружия возмездия и уранового вопроса; во-вторых — все патенты должны быть изъяты и при особых обстоятельствах, уничтожены… Это будет контролировать лично рейхсфюрер Гиммлер.

Функ молча прочитал приказ и положил его в папку. Шпеер почувствовал, как его лоб покрывает испарина. Он достал платок и стал прикладывать ко лбу и щекам. Ему вдруг пришёл на память разговор почти десятилетней давности. Тогда они были вчетвером: Геринг, Шахт, Крупп и он сам. Их компания стояла особняком в кабинете у Гитлера после очередного совещания. Они обменивались впечатлениями и были в хорошем настроении. Геринг сказал тогда, а его только что назначили уполномоченным по четырёхлетнему плану перевооружения Германии — «Я за четыре года подготовлю всю экономику страны к войне». Крупп, зная, что Геринг в экономике является величиной весьма незначительной, брезгливо поморщился, но промолчал. «Вы даже не имеете представления, — продолжал Геринг, — как велики те заказы, которые вас ожидают». «И вот всё, что создано за эти десять лет, а отчасти создано и моим трудом, должно вылететь в трубу… или рассыпаться в пух и прах, — его мысли лихорадочно перескакивали с одного объекта на другой, зрительные образы которых моментально возникали у него перед глазами. Некоторым из них была не одна сотня лет. — Чертовщина какая-то!.. Нероновщина!». Шпеер вновь попытался что-то сказать, но Борман жестом остановил его.