Рюрик
Шрифт:
– Мстислав, что речёшь ты?
– глухо спросил новгородский посадник следующего советника, с трудом оторвав взгляд от Золотоноши и Рюрика. Старейшина дреговичей без улыбки переглянулся с Гостомыслом и зорко оглядел Рюрика. Он тяжело встал и, вызвав общее внимание задержкой ответа, чуть призадумавшись, проговорил:
– Второй день сидим мы во избе Домослава и, как скифы, опьянённые дурманным дымом хмельных трав, думу думаем; жить нам во здравии или готовиться к очередной тризне.
Кто-то удивлённо вскинул брови, кто-то стыдливо, а кто-то осуждающе покачал головой, но никто не произнёс ни слова. Мстислав чуть вздохнул и продолжил!
– Вот нарекли мы рарогов, особых почитателей бога Сварога,
Тот, не поднимая головы, буркнул:
– Так.
Все зашевелились, а Мстислав, чуть повысив голос, сказал:
– И назвали мы рарогов росами, или русами. Ишь, мол, какие лихие плаватели-воины! А я помню, ещё дед мой рек, наших купцов греки давно русами обзывали, Так, Лешко?
Все засмеялись, а Лешко, разозлившись, крикнул:
– Я же изрёк своё последнее слово, что ты меня ещё пытаешь?
Все смолкли и приуныли. Последнее слово действительно сказано, чего же ещё Мстислав хочет? Недоумённые взоры устремились на старейшину дреговичей, на его спокойное, умное лицо, а тот, улыбнувшись, произнёс:
– Я ведь тоже родом из топких мест, Лешко, и ведаю нравы и своего и твоего племени. Но ты сказал своё последнее слово единожды, а наши парни возят девушек к дубу и трижды! Объезжают его на санях с любимой и только после этого нарекают её своею семьяницею. Али ты не так делал, Лешко? спросил он кривича с особой теплотой в голосе.
Все громко рассмеялись, а кое-кто с удовольствием поглаживал бороду, приговаривая: "Ай да Мстислав! Сладкоречивый якой!"
Рюрик удивлённо разглядывал Мстислава, смеющихся бояр я нахмурившегося Лешко.
– А я и три раза повторю "нет"!
– зло выкрикнул старейшина кривичей, когда смолк смех, и в наступившей тишине яро проорал: - Нет! Нет! Нет!
Мстислав тяжело вздохнул и горько промолвил:
– Ну, нет так нет. А я рече: "Да! Да! Да! Да правит Рюрик!" - И он сел на своё место, ни на кого не глядя.
Гостомысл оглядел всех советников и проговорил, Упершись взором усталых глаз в стол:
– Все старейшины своё слово сказали. Решение должен изречь я.
Поднялись с беседы старейшины славянских и союзных финских племён. Поднялись и рароги-варяги. Поднялся и верховный жрец рарогов, оставшийся безучастным к решению совета.
В наступившей тишине Гостомысл торжественно объявил:
– Две зимы и два лета управлялися союзные племена финские и северные славянские дурно, своему владетелю не подчинялись, отчего встал род на род, начались усобицы, загубили правду, и никто не смог установить внутреннего порядка. Весною года этого, 6370 от сотворения мира, собрались племена: Чудь, Меря, Весь, Кривичи и Словене новгородские и рече: "Поищем себе князя, который бы владел нами и судил но праву". Порешивши так, пошли мы за море, к варягам, к руси, и рече им: "Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет: приходите княжить и владеть нами". Собрались три брата из рода Соколов племени Рарога: Рюрик, Сигур и Триар с родичами своими, взяли с собою всю русь и пришли… - Новгородский посадник перевёл дух и продолжил: - Да прими, князь Рюрик заморский, дела племён: Чудь, Меря, Весь, Ильменя Словен, Полочан, Дреговичей и Дулебов, охраняй земли их и блюди правду в них по всей строгости. Пусть дом твой будет в Ладоги вместе с домом Бэрина, друида солнца племени твоего дом брата меньшего Сигура - в Белоозере, у племени Весь; дом брата среднего Триара - во Пскове-городе, у ильменских словен. Олаф, младший родственник, будет дом имати в Полоцке, земле Полочан; Аскольд - на реке Свири, в земле ильменских словен; Дир на реке Шексне, в земле Мери; Ромульд - посол знатный - на озере Чудском,
Рюрик взметнул было головой в сторону новгородского князя, но тут же сник.
Гостомысл оторвал тяжёлый взгляд покрасневших глаз от бересты, посмотрел на зардевшегося Вадима, поникшего Рюрика, затем на старейшину кривичей и глухо проговорил:
– Лешко оповестит кривичей о своём решении, и, ежели племя будет глаголити другое, мы дадим им варягов для охраны и суда во их во краю, - не утруждая себя выбором слов, завершил новгородский посадник.
Все тихо склонили головы в знак согласия, а Лешко, Шумно вздохнув, первым покинул советную гридню.
– Да будет так!
– трижды воскликнули в заключение словенские советники во главе с Гостомыслом и, довольные, уставились на варягов.
Рюрик, держа в правой руке меч, а в левой - щит, с низко опущенной головой выслушал троекратное "Да будет так!" и не произнёс ни слова. Он знал, что должен стоять с высоко поднятой головой, с презрительным взглядом, скользящим поверх голов советников, но… позади были только пепел и дым сгоревшего селения, а впереди - одна неизвестность.
Аскольд перевёл ошарашенный взгляд с Гостомысла на Рюрика, затем на торжествующего Вадима, потом на Полюду и Домослава и ничего не мог понять. "Нас всех разделили?! Разделили! И даже Дира у меня отняли?! Как они посмели?! Кто же здесь правит?! Что ж ты молчишь, щитом прикрытый князь рарогов? Где твой знаменитый меч Сакровира?" - хотел прокричать он, но язык присох к гортани, и волох стоял, как жертвенное изваяние в степи.
Рюрик приподнял голову, увидел горящий взгляд Аскольда, порыв и слезы Олафа, недоумение Дира, сожаление Ромульда и Эбона, отрешённость Бэрина, но никому ничего не смог сказать…
ПРОБУЖДЕНИЕ МРАКОМ
И Рюрик поселился в Ладоге. А что было делать? С думой о Новгороде надо было распрощаться, а запала та дума в душу глубоко, и запала ещё в Рароге. Теперь надо бы освободиться от неё, чтобы не жгло обидой сердце, да не получается. Так, с обжигающей обидой душу думой и строил он возле Ладоги свой большой деревянный дом и задиристую крепость при нём.
Гостомысл привёз его сюда сам, той же осенью, сразу после знаменитого совета. Заботу, организуя поездку па Ладогу, проявил большую. Дал своих отборных двадцать лошадей, приказал соорудить большую повозку, которую и утеплили, и удобными скамьями снабдили, будто сам на ней куда собирался ехать… Усадил в повозку варяга, его младшую жену, дочь. И все?.. Нет, сходил в избу за меховой перегибой, привёл с собой своих послов со стражниками и вдруг запыхтел, полез сам в повозку! Да что уж, терялся в догадках Новгород, некому, что ль, до Ладоги варягов довезть? Сам полез! Сам! Да! Полюда с Домославом помогли посаднику поудобнее устроиться в повозке, прославили Святовита, и обоз легонько тронулся в путь на север.
Опустел Новгород. Кто куда разъехался… Куда кому совет указал, туда и отправились. Да-да, а как же, под бдительным оком советников. Из-под их взора никто никуда… Ежли б только от взора!..
Рюрик кипел от негодования, наблюдая за новгородским посадником и его стражниками, сопровождающими повозку. Но рядом была Эфанда, подросток-дочь, серые глаза которой внимательно смотрели на окружающих её людей и которая постоянно беспомощно льнула к отцу. А отец не должен выглядеть слабым в глазах дочери и любимой жены!