Рюрик
Шрифт:
Весь путь из Ладоги до Изборска был водным: если плыть вниз по Волхову, а затем войти в озеро Нева, круто взять влево и плыть до могущественной реки Невы, преодолеть её, а потом, войдя в Варяжское море, держаться его южного побережья, найти исток реки Нарвы и по ней добираться до Чудского озера, а его пересечь с севера на юг, то можно добраться до Изборска, вернее - до его пристани. Сам Изборск находится далеко от берега, пиратам и торговцам с воды до него не достать. Конным людям или пешим, терпеливым он - под силу.
За восемь дней преодолел Рюрик весь путь до Изборска. Всё это время был молчалив,
Взломав ворота двора Триарова дома, он увидел ту же страшную картину, что и в Белоозере: Триар был заколот мечом прямо возле изуродованной машины…
Совершив захоронение по всем обычаям своего племени, Рюрик собрал остатки недовольной разноязыкой Триаровой дружины и предложил ей влиться в свою.
– Нас уже много в Ладоге, - хмуро объявил он.
– Соединим свои силы и устрашим врагов своих. Пути назад нет!
– жёстко закончил он.
Ратники хмуро обдумали его предложение и склонили головы в знак согласия: пути назад действительно нет. Вывели свои ладьи из затона, погрузились, предварительно предав огню дома свои, и - в путь, в Ладогу, начинать новую ЖИЗНЬ.
УКРЕПЛЕНИЕ
На сей раз Рюрик не поехал в Новгород объясняться с союзными правителями. Он собрал дружину во дворе своего дома и, стоя на высоком крыльце, решительно объявил ей свою волю:
– Хватит! Год терпел! Думу лелеял добрую: не посмеют, мол, убить второго брата. Посмели! Они всё смеют!
– со злой иронией крикнул Рюрик и, окинув горячим взором войско, заявил: - И я смею! Отныне живём сами собой! Сами себя обеспечиваем! Эту крепость расширим! Пусть только попробуют учинить нам спрос!
– гневно крикнул он и ударил ладонью по перилу крыльца. Князь стоял среди друзей-военачальников, высоко подняв седовласую голову, и пытался внушить свою злую волю соплеменникам. Рядом с князем, по правую руку, в обрядовой одежде жреца стоял Бэрин. Злость и возмущение ратников-рарогов были ему близки и понятны. Всеми силами он стремился помочь сородичам выстоять в столь неравной борьбе и победить. Он внимал князю, а в душе его уже рождались молитвы, которые непременно он будет читать всем русичам.
– Верно!
– закричали в ответ ратники и взметнули мечами.
– Не дадим себя в обиду! Давно пора!
Ратники взбодрились. Их было почти четыре тысячи.
– Ну и что же, что холода начинаются, здоровых крепких рук много, сладим с любой работой!
– продолжил Рюрик так же настойчиво.
– Главное, мы теперь вместе!
– с вызовом крикнул он объединённой дружине.
– Мы теперь вместе!
– трижды повторила дружина злым хором.
– За работу! Да будет с нами Святовит здесь, на земле ильменских словен!
– воскликнул Рюрик.
– Да будет с нами Святовит здесь, на земле ильменских словен! троекратно повторила дружина вместе с верховным жрецом…
И закипело всё вокруг Ладоги. Там лес рубят, там бревна обтёсывают, там остро колья обтачивают, там крепкую стену ставят, где земля с водой дружна, там глины, камней, песку подсыпают, основу укрепляют - не на год стараются, на долголетия закладывают…
Но затуманился словенский народ
Но зазлорадствовали викинги, чуя разногласия пришельцев с хозяевами. И хотя к открытым действиям против рарогов-русичей они не прибегали, но и не упускали ни единого случая посмеяться над их усилиями: то при виде тяжёлых строительных работ жестами показывали, как надо легко это делать, а то канатами возьмут да и растащат заготовленные рарогами бревна в разные стороны.
В ответ Рюрик не приказывал - просил всех молчать: боев впереди ещё хватит…
…Ну а что же Гостомысл? Что же Полюда, седая умная голова? О чём думу думает Домослав?
В огромной гридне дома посадника все трое вели ярый разговор.
– Чую! Ведаю! Срам и позор!
– запрокинув голову к низкому потолку, кричал Гостомысл. Меховая перегиба распахнулась на нём, лицо покрылось пятнами, серые проницательные глаза спрятались под лохматыми бровями, толстая, покрасневшая от напряжения и неестественной позы шея нависла над туго затянутым воротом льняной рубахи.
– А что я мог с ним поделать! прокричал он, не меняя позы.
– До сей поры никто не может показать пальцем на Вадима и трижды обвинить его в содеянном!
– торжествующе проговорил он, затем опустил голову и хитро оглядел послов.
– По нашей земле много чужого люда бегает и зло чинит. Разве всех поймаешь!
– опять прокричал он, не дав послам слова.
– Это мы думу чёрную имаем: Вадим - соперник, Вадим - злодей, а кто сюда приидет и укажет, что сие есть так?!
– крикнул он в последний раз и затих.
Послов словно прорвало.
– Всё это мы понимаем, - узрив хитрость новгородского посадника, хмуро проговорил Полгода.
– Но мы сами их позвали! Сами дали им дела управительские и суд над злодеями, а кровь пролилась, и мы, яко дети малые, руками разводим, ничего сделать не можем!
– перешёл на крик посол, тяжело дыша: ярость требовала выхода, и он не всегда успевал подбирать нужные слова.
– Хитрим, тёмную душу в лисью шкуру заворачиваем! Да разве так мы когда-нибудь прекратим разбой!
– Полюда кинул злой взгляд на посадника и подождал, что скажет тот в ответ.
Гостомысл молчал. Он без удивления слушал своего посла и ждал, когда тот выскажет все. "Ну, глаголь-глаголь. Я послушаю. Дела вершить всё одно буду по-своему", - думал он, глядя на именитого словенина.
Полюда понял, о чём про себя подумал новгородский посадник, но отступать не захотел:
– Менять пора древние обычаи! Они хороши были для тесной общины! горячо проговорил он и посмотрел на Домослава. Тот промолчал.
– Теперь живём объединённым племенным союзом, большой страной, старыми порядками не обойдёшься.
– Полюда перевёл возбуждённый взор на Гостомысла.