Рюриковичи или семисотлетие «вечных» вопросов
Шрифт:
Так, а «Русь»?.. Среднегреческое «и Рос» — «норманы», арабское «Рюс» — норманы на территориях, где ныне Испания и Франция; Константин Багрянородный, перечисляя Днепровские пороги, называет их славянские имена, но их называли еще и «росисти» (буквально — «по русски»), и названия «росисти» были скандинавские… По договорам 911 и 944 годов, приведенным в «Повести временных лет», скандинавские имена имеют те, что «отъ рода русьска посъели»… В финском и прибалтийских языках корни «рютс», «руте», «руотс» означают «швед», «шведское»… Далее… У Лиудпранда Кремонского и в Вертинских анналах «русы» это «нордманны»… Фасмер этимологически возводит «русов» к древнеисландскому понятию «гребцы», «участники морских походов», «мореходы»… Вероятнее всего, «русы-нордманны» все же завоеватели «славян», которых все средневековые хронисты и летописцы отличают от «русов». Завоеватели-русы дали имя одному из самых своеобразных народов Европы — русским… Впрочем, этот случай вовсе не является исключительным. Фасмер указывает на аналогичные примеры: от завоевателей-франков пошло «французы», греки и до сих пор имеют самоназвание «ромеи» (то есть по имени своих покорителей римлян); до нас не дошло ни одно из названий славянских племен на Балканском полуострове, большая их часть приняла имя покорившего их этноса — болгар… Интересно отметить, что «пришельцы, дающие свое имя покоренным» приносят
Кстати, из словаря Фасмера мы узнаем, что «Россия» не связана с «рыжим россом» — впервые «Россия» употреблено в Московской грамоте 1517 года, также — у Ивана Грозного. «У» перешло в «о» в патриаршей канцелярии в Константинополе, там родилась «Россия», перешедшая оттуда на Русь…
Имена первых Рюриковичей также неславянские. Рогволодъ (Повесть временных лет, 980 г.) — родственно западноевропейскому Рейнальд, Роналд, Реджинальд, по происхождению — древнее скандинавское; имело статус «титульного имени» правителя; происходит, вероятно, от корней, означающих «решение» и «властвовать», «имеющий право властвовать, господствовать». («Титульное имя», то есть то, которое употреблялось в значении, близком титулованию уже нового времени; имя, означающее «функции общественные» его носителя, в данном случае — правителя. Те же лица имели и «домашние имена», употреблявшиеся в кругу близких, родных; эти имена, разумеется, до нас не дошли, будучи, возможно, табуированными, или же просто неуместными в официальных писаниях, каковыми являлись летописи, хроники, договорные грамоты. Забегая вперед, отметим, что так называемая языческая номинация очень отличается от христианского «называния». «Язычник» имел несколько совершенно различных имен — детское, подростковое; имя, полученное после инициации — «посвящения во взрослые», имя, означающее «место в обществе»; «домашнее» имя взрослого. Некоторые из этих имен позднее приобрели статус «прозвищ», как бы прилагавшихся к именам христианским. В настоящее время восстановить «полный цикл» языческих имен «отдельно взятого славянина», например, нет возможности. Имя же христианское дается при крещении на всю дальнейшую жизнь, это имя «святого покровителя» данного лица. Но любопытно, что целый ряд «домашних» производных христианских имен, образованных по законам того или иного языка, мы знаем только благодаря художественной литературе нового времени с ее пристальным вниманием к бытописанию и описанию нравов, и с отпочковавшимися от нее эпистолярным и дневниковым жанрами; вот откуда нам известно, что греческий Апостолис — дома Лакис, а русский Андрей — Дрюшка…)… Однако поскорее вернемся к именам первых Рюриковичей, которые суть их титулы.
Итак… Рюрикъ (Повесть временных лет, 862 г.) — по Фасмеру — из древнескандинавского Хрорекр, соответствующего нововерхненемецкому Родерих, от древнеисландского хродр — слава, рикр — правитель, «король».
Свеналд, Свенелд (Повесть временных лет, 944) — возможно, связано с древнескандинавским «свайн», «свен» — «молодой человек» (означение функции «меньшого» в иерархии правления?)…
Эти три имени на Руси «не глянулись», не привились, так же, как и скандинавские Асколд и Дир. Больше повезло трем другим именам первых Рюриковичей-«скандинавов»…
Олегъ (Повесть временных лет) — из древнескандинавского Хельги. Позднее нововерхненемецкое «хайлиг» означает «святой». Первичное значение Хельги — вероятно, «находящийся под покровительством божества», «осуществляющий жреческие функции». Видимо, вовсе неслучайна летописная история гибели Олега. Фактически это рассказ о «конфликте» «пришлого волшебника» Хельги-Олега с кем-то из местных «жрецов», «волхвов». Любопытно, что в итоге побеждает «местный», сбывается именно его предсказание-заклятие, Хельги-Олег не сумел это заклятие «избыть». Как всякий язычник, Хельги-Олег относится к «чужому жрецу» с определенным «уважением»; «заговоренный конь» также «священное животное» (вспомним лингвистическое сближение понятий «конь» и «князь»)… Но — далее…
Игорь — (от древнескандинавского Ингварр — «тот, которого хранит бог богатства, изобилия Ингвио»; корень «варр» и означает «хранить», «охранять»)…
Судьба этих двух мужских имен на Руси и в России любопытна по-своему. Фактически забытые, они входят в употребление лишь в первом десятилетии XX уже века, в аристократических семьях. Парадоксально, что именно эти очень даже «германские» имена становятся в семьях некоторых российских аристократов неким символом «национальной русской ориентации». Историческим лингвистическим парадоксом выглядит и то, что начало популярности этих «древнерусских имен» в России связано с нараставшим политическим противостоянием Россия — Германия… После революции эти «аристократические» имена все более и более переходят «в общее пользование», делаются «стабильно бытующими»…
Гораздо больше повезло Ольге-Хельге (Повесть временных лет, 945–957). Летопись указывает на то, что Ольга была «родственна» Олегу. То есть (судя по «титульному имени») имела право осуществлять жреческие функции, происходила из рода, имевшего право на осуществление подобных функций? Вероятно, да. Именно Олег вступает в контакт с местным жрецом. Именно Ольга отправляется в Константинополь, где принимает крещение, «новую веру». В качестве «жрецов» или «происходящих из жреческого рода» они оба имели право на подобные «вероисповеднические контакты». (Далее, когда речь пойдет о Борисе и Глебе, мы еще будем говорить о подобных «функциях и контактах».) Современник, Константин Багрянородный, именует нашу Ольгу — Эльга. Свое христианское имя она получила не только по своей святой покровительнице, византийской правительнице, способствовавшей укоренению христианства на Балканах; сыграло свою роль и некоторое «созвучие» имен: Эльга — Елена. Княгиня Ольга активно почиталась русской православной церковью, хотя долгое время не была официально канонизирована. Уже в качестве полностью русского имени Ольга начинает свое триумфальное шествие по Европе в эпоху антинаполеоновских войн. А после женитьбы в 1867 году первого греческого короля Георга на великой княжне Ольге Константиновне, племяннице Александра II, имя «Ольга» триумфирует на Балканах; появляются производные — Ольгица, Ольгаки; в греческом языке появляется устойчивое сочетание «Ольга-королева»… Так-то! О том, что Ольга «по происхождению Хельга», помнят сегодня только лингвисты. Можно, можно быть не таким уж «древним» и все равно победителем…
Итак, от первых Рюриковичей остались, в сущности, три обрусевших имени и… многочисленные данные археологии, подтверждающие приход и расселение скандинавов — «русов». Но хотя Якобсон вероятнее всего не прав, производя «славян» от «слово»; однако получается, что именно «словом»; не оружием, а «культурно-языковым пространством» славяне одолели, что называется, своих «покорителей», растворили их в «славянском море», дали им свой язык, взяв взамен один этноним и три имени…
«Ну, — спросит «простой читатель», — а почему это я должен верить, доверять Фасмеру, Иванову и прочим книжным червям? А если я не хочу!»… Ну не хотите — не надо. А все же стоит им верить и доверять хотя бы потому, что именно их «историко-лингвистическими соображениями» наиболее, серьезно и основательно проверяются все эти соблазнительные, «кажущиеся на первый взгляд весьма заманчивыми сближения»…
Так что же теперь, все в порядке, все хорошо, договорились? Как бы не так!..
«…русы. Под этим этнонимом скрывается одно из славянских племен. По мнению историка В. В. Седова (см. его кн. «Восточные славяне в VI–XIII веках», М., 1982), это племя — скифо-сарматского, иранского происхождения. Велесова книга подтверждает этот вывод, основанный на исторических и топонимических исследованиях. Таким образом, полностью опровергается норманнская версия о происхождении этнонима «русы», берущая начало в ПВЛ (Повесть временных лет. — Ф.Г.) («…идоша за море къ варягомъ, к руси… и от этих варягъ прозвалася Русская земля»). По всей видимости, Нестор, выполнявший заказ великих князей Рюриковичей, потомков варяга — Рюрика, был вынужден вставить эту сентенцию, которую к тому же неверно поняли, — поскольку Рюрик был варягом-бодричем, но не норманном…» и т. д. Это цитата из книги, изданной в Москве в 1992 г. «Русские веды. Песни птицы-Гамаюн. Влесова книга». Реставрация, перевод и комментарии Буса Кресеня (А. И. Асова)… Итак, проблема доказательства того, что «русы» — древнее славянское племя и сам Рюрик — славянин, все еще «на повестке дня». Но оказывается, для «решения» этой проблемы все-таки мало еще: погипнотизировать «простого читателя» красивыми определениями «иранский», «скифо-сарматский», «топонимический»… Мало, не владея, разумеется, никакими «древними» языками, сопоставить по-детски корни самых разных слов, нахватанные из самых разных научных и научно-популярных трудов «по-быстрому», и мало убедиться радостно и наивно в действенности детского стишка: «На свете все на все похоже. Змея — на ремешок из кожи…» и т. д. Но нет, мало, мало, мало… Необходимым оказывается привлечение фальсификатов, призванных имитировать «произведения древнейшей ведической культуры». Именно таким фальсификатом и является «Влесова книга» (о которой мы еще будем говорить). Лингвисту или серьезному историку, взявшемуся за анализ подобных текстов, придется заниматься именно феноменом возникновения и развития псевдонаучного «текстового пространства», возникновение и развитие которого обусловлены прежде всего интенсивным процессом популяризации научных знаний, когда постепенно «популяризируясь», становясь все более «доступными» и одновременно теряя научную достоверность, материалы сугубо научных, «академических» сообщений, публикаций, перекочевывая во все более и более «популярные» формы изложения, обретают определенные весомость и даже «категоричность» и порождают в итоге пассажи, подобные, например, следующему: «В середине второго тысячелетия до. н. э. в Сирии жили так называемые «митаннийские арии», которые имели много общих черт в религии и в культуре с ариями ведийскими, появившимися затем в Индии. Главой пантеона митаннийских ариев был Индра. У их соседей — иранцев, судя по всему, Индра был демоном. Арии появлялись в Сирии и позже — в VIII веке до н. э. Тогда они пришли сюда из северного Причерноморья, куда их вытеснили саки и массагеты из Средней Азии. Таким образом, эта дощечка повествует одновременно о нескольких волнах миграции древних ариев». Это все тот же Бус Кресень «комментирует» главу 2 все той же «Влесовой книги», носящую симптоматичное название: «Русичи в Сирии и Египте»… Кстати, кинувшись безоглядно в ежовые объятия красивых теорий «о древнейшем арийском происхождении», можно и «по шее схлопотать». Например, от небезызвестного А. Гитлера, который в «Моей борьбе» уведомляет вот о чем: «Организация русского государственного здания не была результатом государственно-политического творчества славянского элемента в России. Она скорее является удивительным примером государственно-творческой работы германского элемента над низшей расой…» Вот так вот, дорогие Бусы Кресени; одни «арии», стало быть, «равнее» других… Но одно ясно и даже и несомненно: всякий раз, когда является очередная теория «очень древнего» и очень цельного, «беспримесного», происхождения кого бы то ни было из числа современных национальных и этнических образований и общностей (будь то русские, евреи, греки или чеченцы), немедленно следует призвать политолога (как хирурга призывают при остром воспалении червеобразного отростка слепой кишки). Серьезный лингвист, серьезный историк здесь ничем не помогут, их серьезные и по-настоящему научно обоснованные доводы просто не будут восприняты. Только политолог может объяснить, каким образом всевозможные «влесовы книги» и мифические «документы на языке идиш» формируют именно то самое, что и возможно назвать «идеологией шовинизма»…
Но следует сказать и о том, что на сегодняшний день попытка педалирования «древнего и цельного» происхождения русского народа — это попытка защиты от агрессивных, очень и очень нападательных тенденций, вызывающих как реакцию настоящий «идеологический невроз». Надо честно признаться: пресловутая «русофобия» — не измышление Шафаревича, а явление, существующее реально. Еще возможно понять мотивы какого-нибудь М. Аджи, яростно объявляющего русских в своей «Полыни половецкого поля» всего лишь… «этническим недоразумением»! М. Аджи и ему подобным «потомкам половцев» «необходимо» хоть как-то «обосновывать» свои территориальные претензии, свое «право» на разрушение России. Допустим! Но посмотрите, какой зоологической, страшной злобой пышут строки писателей-эмигрантов, живущих ныне в Германии… Однако не надо голословных утверждений, читайте сами!..
«…доморощенные русские мистики объявляют Россию и самих себя, русофилов, ЖЕРТВАМИ! До этого надо додуматься: громадная страна-завоевательница объявляет себя, а не завоеванные меньшинства, жертвой своего собственного развития.
Она оплакивает в пьяном угаре развал своей империи, но ищет ошибок не у себя, а у других. И как может быть виновата такая пьяная рать в распаде великой империи?..» Что это? Попробовал бы такое написать о евреях пресловутый «Наш современник» — то-то крику поднялось бы! А вот Борису Альтшулеру в книге «Последняя тайна России» можно писать о русских именно так. А если воспоследуют робкие возражения, Б. Альтшулер немедленно ответит вот так: «Чтобы упрочить свое будущее, русские должны критически относиться к своей истории, отчетливо сознавать, что их представление о себе, как об «избранниках», коим предстоит утвердить «Третий Рим» и осчастливить человечество, — заблуждение. Такое прозрение дается нелегко, ведь русский национализм взращивался целое тысячелетие. Русские, с готовностью поучающие мир, становятся чувствительными, как мимоза, когда речь заходит об анализе их национального характера, психологии, культуры; они нетерпимы и обидчивы к критике. Культура России носит сильный отпечаток менталитета грубой силы…»