Рыжая птица удачи
Шрифт:
Он помнил карту и, как ему казалось, двигался в нужную сторону, пусть и едва переставляя ноги. До сих пор ориентиром ему служила Сиана, которая жаркой белой кляксой ещё несколько минут назад бесстрастно висела слева, как и полагалось. Но теперь она была скрыта дождевой тучей, и ни одного яркого пятна в мареве угасающего зрения не осталось.
По-хорошему, надо бы переждать дождь, чтобы Сиана снова вышла на небо, и продолжать идти, хотя бы приблизительно придерживаясь маршрута. «Нельзя оставаться долго на одном месте, — стучало в голове, заглушая голос рассудка. — Нельзя подставляться. Пока не упадёшь — надо идти. Она ждёт». Он понимал, что делает глупость, с каждым шагом, возможно, уклоняясь от маршрута, на который потом уже не сможет
Под ногой хрустнула крупная ветка, сапог соскользнул с мокрой коры, и он не смог удержать равновесие, не помогла даже палка, служившая ему то ли костылем, то ли тростью слепца. Последним движением он успел отбросить палку чуть в сторону, чтобы не напороться на её острие, и упал. Это уже третье падение под ливнем, а сколько их было раньше, он и считать перестал. Кажется, рефлексы всё ещё работают, хотя тело слушается с каждым разом всё хуже. Ничего не сломал и даже ушибов в свою коллекцию не прибавил. Просто снова надо вставать, снова делать усилие, снова искать отброшенную опору, снова шагать. Он зло усмехнулся, уперся в землю кулаками и сжал зубы.
«Всё равно поднимусь. Ты меня не достанешь», — упрямо подумал он, сопротивляясь собственному страху.
Мысль о преследователе подстегнула, помогла собраться и всё-таки встать. Ногой нащупал палку — она оказалась рядом, что обрадовало. Да, теперь для счастья надо так немного: суметь наклониться, взять опору, выпрямиться, потом сделать первый шаг и дальше всё пойдёт проще. А ещё для счастья была нужна она. И до неё нужно было дойти. Даже если всё в этом чужом ядовито-зелёном мире прёт против него, даже если он сам знает, что не сможет этого сделать…
… Менее удачно. Падение в кустарнике с шипами едва не закончилось выколотым и без того бесполезным глазом…
…Чёрт… Опять эта хитро загнутая ветка под ногами. Он, не видя, уже понял, что это то же самое место. Кажется, во время последнего падения он здорово потерял ориентацию в пространстве и просто вернулся на то же место. Надо же — почти полчаса пути проделаны впустую. Лучше бы он тогда просто остался здесь сидеть, не потерял бы столько сил зря.
А вот теперь он точно понял, что с этого места не сможет найти правильную дорогу. В голове уже путались данные о маршруте, видимо, подступающий лихорадочный жар всё-таки начал действовать на сознание. Жаропонижающее в аптечке закончилось ещё утром. Он повернулся лицом в ту сторону, откуда сейчас пришёл и напряжённо попытался всмотреться в белесо-серый туман, существующий только для него. Тщетно. Новый порыв ветра снова швырнул в лицо тяжёлые струи ливня. Наслаждения это уже не принесло — дождь бил, не освежая, а вызывая головную боль. Он вспомнил древнюю китайскую пытку водой. Древние китайцы знали, что делали.
Дороги нет.
Ноги отказывались держать, и желание упасть на землю стало просто всепоглощающим, но он упрямо стоял, понимая, что если сейчас сдастся, то подняться уже не сможет. Встречать Охотника в положении лёжа не хотелось. Если сейчас раздастся выстрел, то он будет сделан в живого человека, а не в полутруп на земле.
Сердце замерло. Внезапно в угасающем сознании вспыхнул прежний Феникс — чуткий и внимательный. Прямо в спину ему смотрел Охотник.
Красный круг мишени на левой лопатке ощущался просто физически реальным. Почему же он не стреляет, сколько можно тянуть? Это было хуже дьявольского тумана в глазах, хуже дурманящего жара в разбитом теле, хуже дробящего мозг ливня. Ожидание конца.
— Стреляй же, мать твою! — хрипло сказал он вслух.
И Охотник как будто услышал.
Страшный удар бросил его вперёд, но палка-опора не дала сразу упасть.
Неожиданно окружающий ад прекратился. Ливень перестал хлестать по щекам и теперь нежно гладил кожу. Дикая усталость, до сих пор причинявшая лишь боль, вдруг стала мягкой, как меховой ковер в её комнате, обняла и настойчиво потащила вниз. Под немеющей щекой — мокрая трава. Пахнет почти как на Земле. И дождь…
…А может, это и не дождь. Просто тут ужасно душно и жарко. Хотя кондиционер работает.
«Должно быть, лихорадка обостряется, — отстранённо подумал он. — Иначе откуда бы в подвале Дэна из стен выросли колючие лианы, такие отчётливо видимые, при условии, что зрение так и не возвращалось?»
— Ника… — шевельнул он губами и провалился в колючие заросли.
Глава 3
— Алекс! Этот отчёт вас совершенно не касается!
Меня всё касается, лапуля, особенно то, что ты так спешишь спрятать. А вот не оставляй открытыми документы.
— Кариночка! Всё, успокойтесь, я улетучиваюсь и больше не доставлю вам хлопот. Меня вовсе не интересует ваш отчёт. Меня интересует совсем другое.
Хан выскочил из кабинета Карины и направился прямиком в родной кадровый отдел.
Он, конечно, всегда интересовался любыми документами, оставленными без присмотра на столах сотрудников. Опыт показал, что иногда таким образом можно найти самую неожиданную и нужную информацию, узнать вещи, которые обычным путём никогда бы не узнал. Забывчивость и халатность сотрудников иногда его даже удивляла… как и сейчас. Уйти из кабинета, оставив открытым отчёт по второму уровню — надо ж додуматься. Однако сам Хан Карине сейчас был даже благодарен. Когда он заскочил к ней за дежурным отказом на дежурное предложение поужинать вместе, последнее, что он ожидал — это получить новую информацию по закрытому, казалось, делу. В отчёте Карины его зацепило одно донельзя знакомое имя.
Сейчас он почти бежал к своему компьютеру, мысленно постукивая себя по голове — как, как, чёрт побери, ты мог упустить такой момент? Тоже мне, кадровик. Конечно, егерей он на работу не принимал, но хоть своими, посвящёнными во второй уровень, можно было поинтересоваться?
В голове мелькнула дурацкая мысль: «А вот Феникс бы всех на собеседование повызывал бы, лично бы познакомился».
Феникс.
С того момента, когда оператор сафари сообщил, что выстрел был сделан, Жертва мертва, и чистильщик взялся за работу, Хан заставил себя не думать больше о нём. Незнакомое до сих пор чувство, трудно поддающееся идентификации, мешало спокойно жить и работать, и чтобы отделаться от него, пришлось потрудиться. А сейчас имя снова всплыло, и вместе с ним странная гложущая то ли тревога, то ли досада, то ли… то ли надежда — чёрт, а ведь вполне вероятно, что ничего ещё не закончилось!..
Потому что поверить в то, что этот самый чистильщик спокойно сделал свою работу именно с этой Жертвой, Хан никак не мог. Егерь Даниил Строганов, бывший спецназовец, чьё лицо на голограмме не оставляло никаких сомнений.
Надо же было такому случиться, чтобы тогда, когда добить нужно было не кого попало, а Феникса, именно Дэна поставили чистильщиком! Не верится, чтобы этот тугодум смог выстрелить в любимого командира.
Дэн не убил бы своего бывшего капитана, если тот оставался жив. Однако даже если он вынес Феникса из джунглей и теперь прячет у себя, это точно кончится плохо. Судьба самого Дэна Хана не волновала, но Феникс от Босса почти наверняка не уйдёт, даже если ему действительно повезло выжить. Кроме того, Хан знал, что он был серьёзно ранен, наверняка болен болотной лихорадкой и стопроцентно получил хорошее расстройство пищеварения, поскольку таблеток, обеззараживающих воду, ему должно было не хватать — запас их предусмотрительно не был рассчитан на все пять дней, как и запас аккумуляторов терморегулятора, и запас препаратов в аптечке. Хан сам контролировал, чтобы не хватало, хотя старался не для этой Жертвы…