Рыжая Соня и Владыка падших
Шрифт:
— Я все понимаю,— прервал ее старец, но Соня как ни в чем не бывало продолжила:
— Да и времена нынче неспокойные. На Тракте разбойники пошаливают, а пробираться- нехожеными тропами...— Она покачала головой.— Вряд ли ты найдешь кого-то за ту сумму, на которую рассчитывал. Ну разве что молодого болвана, готового с радостью сложить голову за любую плату, или мелкого воришку, который возьмет твои деньги и прокутит их в Аренджуне, Аграпуре или еще где-то.
— Говорить с тобой — одно удовольствие! — усмехнулся аквилонец.
— Я говорю правду.— Соня вновь отхлебнула вина и, блаженно жмурясь, добавила: — Теперь тебе решать.
— Да что ж тут решать-то? Я со всем согласен.
Он вытянул
— Тебе вернуться-то будет на что? — поинтересовалась она, взвешивая золото в руке.
— Обо мне не беспокойся. А кинжал оставь себе,— добавил он и достал из-за пояса мешочек из тонко выделанной кожи.— Вот чехольчик к нему. Если затянуть тесьму, то и вода внутрь не попадет. К сожалению, я не смогу помочь тебе даже советом. Знаю только, что святилище Находится рядом с водой.
Она снисходительно кивнула, показывая, что это мало ее заботит, и, упрятав кинжал в чехол, спросила:
— Куда доставить кинжал?
— Есть в Ианте храм Митры. Спросишь там отца Пайра. Это я.
В духане Саиба царило обычное для этого времени суток оживление. Большой квадратный зал с двумя примыкавшими к нему малыми, отделенными от него только плотными занавесями, наполнял нестройный гул голосов. Несмотря на отворенные настежь окна, здесь было душно, но привычные ко всему завсегдатаи не обращали на это ни малейшего внимания. Впрочем, такая выносливость гуляк не вызывала удивления, если вспомнить, что большинство из них, если не все, были шадизарцами, привычными к летней жаре и пыли и колючим зимним ветрам.
Только один человек из всего пестрого сборища чувствовал себя здесь отвратительно — невысокий, тщедушный, с благообразным, но неприятным лицом, на котором застыла гримаса брезгливого отвращения. Куцая козлиная бородка придавала ему вид глуповатый, особенно не вязавшийся с напускным высокомерием. И хотя в нем чувствовался природный ум, но постоянно бегавшие лисьи глазки сводили на нет это единственное достоинство.
Мужчина был молод, то есть выглядел не старше, чем лет на двадцать пять. Он, несомненно, не испытывал недостатка в средствах, хотя одевался довольно скромно. Одежда его состояла из светло-серого камзола и штанов, пошитых из превосходного бархата, и черных прекрасной выделки сапог. Маленькие пухлые руки были тщательно ухожены, но никаких украшений он Не носил.
Он сидел во главе обильно уставленного едой и выпивкой стола, добросовестно потел и откровенно скучал, без стеснения разглядывая своих веселящихся собутыльников, стараясь припомнить все, что слышал о каждом из своих гостей, и представить, кто из пришедших на встречу на что годен.
По Левую руку от него возвышался огромный туранец с длинными усами, больше походивший на быка, чем на человека, горбоносое лицо которого казалось невыразительным, а взгляд пустым. Зато огромное впечатление производила чудовищная мускулатура громилы. Такие люди не слишком нравились Хантореку: обладая незаурядной силой, Они редко пользовались мозгами, что часто приводило к самым неприятным последствиям. Правда, Влтах уверял, что этот парень (Ханторек наморщил лоб, припоминая имя туранца) Сурхан, кажется, один из самых удачливых грабителей Шадизара, но это мало о чем говорило. Когда такая громада выползает на тебя из темноты, поневоле отдашь все, что у тебя есть. К тому же туранец много пил, много ел, почти не говорил, и все это тоже отнюдь не располагало к нему.
Дальше примостился самый маленький в компании человечек — щуплый немедиец. Звали коротышку Альво. Словно нарочно стремясь развеселить окружающих, он нарядился в такой же полосатый ватный халат, как и Сурхан, отчего выглядел ещё меньше. Его глаза постоянно бегали, но это никого не раздражало, наверное, потому, что Альво стремился увидеть, понять и запомнить, а не подглядеть, чтобы потом навредить. Впрочем, Ханторек об этом не думал. Он лишь с удовольствием отметил, что немедиец умен, и тут же вздохнул: жаль, щуплый, слабенький. То, что сам-то он почти не превосходил Альво ни ростом, ни статью, значения не имело... В отличие от своего огромного соседа немедиец мало ел, почти не пил, зато основной шум исходил именно от него.
Последним с этой стороны сТоЛа сидел крепыш аргосец. Его сильное гибкое тело скрывала короткая легкая куртка, ступни голых мускулистых ног защищали плетеные сандалий. Он шумно веселился вместе со всеми, не отказывался ни от еды, ни от питья. Несмотря на то что взгляд его казался открытым и прямым, парень слыл Одним из лучших в своем деле. Звали его Зарус.
На скамье напротив сидели два совершенно одинаковых человеку. Когда Влтах упомянул о двух братьях, Ханторек не обратил на это внимания, зато когда встретился с ними, долго не мог отделаться от ощущения, что видит не двух людей, а одного; смотрящегося в зеркало. По словам смотрителя; братья занимались всем понемногу. Они могли ограбить прохожего, забраться как в дом, так и в карман, причем и то, и другое проделывали одинаково легко и столь успешно, что за пять лет; проведенных в Шадизаре, не попались ни разу!
Да и звали братьев подходяще — Там и Сям. Конечно, Ханторек понимал, что это не настоящие имена. Влтах поведал ему также, что родились и выросли они в Аквилонии, прошли хорошую воровскую школу в Кордаве, пару лет пиратствовали, но это занятие быстро им наскучило: слишком много воды, риска и крови и слишком мало денег. Ханторек еще раз окинул их взглядом и решил, что поторопился объявить маленького немедийца душой общества. Там и Сям, пожалуй, не уступали Сурхану в способности поглощать еду и выпивку в огромных количествах и одновремент но болтали не меньше Альво.
Последним, шестым, из числа откликнувшихся на зов оказался средних лет мрачный зингарец. Он молча сидел, уставившись в одну точку, И ни с кем не разговаривал. Никто не приставал к нему с расспросами и не задевал, все просто делали вид, что не замечают: наверное, хорошо знали крутой нрав молчуна.
Правда, сейчас Ханторек его вполне понимал. Он и сам начинал уже злиться. Все собрались, ждут лишь ее — никчемную девку. И, быть может, особенно разжигало его злость сознание того, что она беспочвенна: назначенное им время еще не истекло. И все-таки Ханторек злился, хотя бы потому, что вынужден был слушать пьяные разговоры и грубые шутки приглашенного на встречу сброда, который, за исключением зингарца, похоже, совсем не тяготило вынужденное безделье. Они пили, жрали и веселились; а его от одного только вида этих уродов с души воротило. Зингарцу это сборище тоже, видать, пришлось не по душе, но он лишь раз спросил, чего они ждут; и, узнав, что не все еще собрались, умолк, не выказывая ни малейшего недовольства, и это тоже злило Ханторека!
Когда Соня покинула таверну Каюма, начинало смеркаться. Впрочем, идти предстояло нё-далеко. Собственно, она И назначила эту встречу на самой окраине Пустыньки именно потому, что духан Саиба, где ее должен ждать второй заказчик, находился как раз напротив заведения Каюма. Надо было пройти всего полсотни шагов до моста и пересечь канал,, чтобы оказаться в центральной части города.
Войдя в духан, девушка окинула пьяное сборище внимательным взглядом, всюду замечая давно знакомые рожи, пьяные и еще не успевшие захмелеть. Попадались, правда, и незнакомцы, но ни один из них не внушал опасений, а внутренний голос Соню еще никогда не подводил.