Рыжеволосая девушка
Шрифт:
Не видя, что делает Хюго, женщина все с тем же беспомощным и затравленным видом глазела на меня. Я была рада, что спрятала свои красновато-каштановые волосы под большой головной платок: даже самые глупые женщины хорошо запоминают подобные приметы…
Хюго нашел, по-видимому, что-то интересное. За спиной женщины он молча показал мне открытку и опустил ее во внутренний карман. И, явно довольный находкой, кивнул мне. Затем он отошел от письменного стола и встал рядом с отливающим черным блеском камином.
— Вы продолжаете утверждать, что вам ровно ничего не известно? — спросил Хюго.
Женщина перевела взгляд на него.
— Ничего я не знаю, — произнесла
Хюго искоса взглянул на фотографии, расставленные на каминной доске. Револьвером он ткнул в карточку трех детей.
— Я вижу, у вас есть дети, — сказал он. — Поэтому я не лишу вас жизни — только по одной этой причине… Где у вас телефон?
Женщина боязливо указала рукой на коридор. Хюго вышел из комнаты; я слышала, как он возился в коридоре, и догадалась: он перерезал провода. Затем он снова вернулся в комнату.
— Теперь идите в угол, дамочка… Вот так. Лицом к стене. И не уходите оттуда, пока не сосчитаете до пятисот. Не то во всю эту прелесть полетит ручная граната.
Женщина послушно пошла в указанный ей угол. Хюго потянул меня за рукав. Мы выбрались в коридор, и Хюго захлопнул за собой дверь. Переулочком мы вышли на улицу — тем же путем, каким пришли. Стало уже совсем темно, и мы на кого-то наткнулись. «Глядеть надо, болваны!» — проворчал человек, шарахнувшись в сторону. Мы прибавили шагу. Наконец дошли до велосипедов. Две минуты спустя мы уже катили по большой дороге навстречу ветру, под моросящим дождем.
Мы вовремя очутились в квартире над табачной лавочкой. Хюго отнес наши велосипеды наверх. В длинном подъезде стояло еще несколько велосипедов. Человек пять мужчин и одна пожилая женщина — у нее были по-матерински ласковые и в то же время решительные манеры — находились в большой комнате. Дымный, прокуренный воздух напомнил мне гарлемский штаб Сопротивления. Меня и Хюго немедленно усадили у печурки; мы просушили одежду и грелись до тех пор, пока по всему телу не распространилась приятная теплота. Никто нас ни о чем не спрашивал, никто никому не представил. Женщина вышла из комнаты и вернулась с подносом, на котором стояли две тарелки с пшеничной кашей, густо посыпанной сахарным песком; и я подумала, что это заведение наверняка пользуется славой у всего подполья, раз здесь так роскошно кормят. Мы ели, как волки. Редко когда я бывала так голодна.
— У меня кровать только для нее, — сказала женщина; она уселась возле нас и с явным удовольствием наблюдала, как мы уплетали кашу.
— Вы же знаете, мне не раз приходилось спать на двух стульях, — несколько ворчливо и смущенно сказал Хюго. — Однако нам нужно поговорить минутку наедине.
Когда мы уже сидели в маленькой комнатке с жалкой фуксией и обитыми черной парусиной стульями — эта комнатка была мне знакома по прежним посещениям, — я спросила Хюго:
— Что ты нашел на письменном столе Фосландера?
Хюго сунул руку во внутренний карман и с торжествующим видом протянул мне открытку. На ней стояла дата 27 апреля и штемпель Утрехта. Я намеренно не прочла адреса отправителя, но пробежала глазами написанное на оборотной стороне.
«Дорогой дружище Ф.! Можешь меня поздравить. Я получил место инспектора благодаря С. и доброму словцу ван дер Б. В связи с этим напоминаю тебе о нашем последнем разговоре. Если ты нуждаешься в хорошо оплачиваемой работе, то я, конечно, попытаюсь найти что-нибудь подходящее. Во всяком случае, постарайся в самое ближайшее время встретиться со мной. По возможности захвати для меня парочку хороших радиоламп, здесь одна дрянь. С наилучшими пожеланиями.
Твой…»
Подпись
— Великолепно, — сказала я, возвращая Хюго открытку.
— Знаешь, Ханна, эта женщина, конечно, не видела, что я делал. Но если она умна, то живо все поймет. Если же она окажется уж очень, очень умной, то просмотрит ящичек с письмами, не исчезло ли какое из них. Но для этого у нее, вероятно, не хватит мозгов. Она считает, что дешево отделалась. Одним лишь телефоном.
— Но ведь она напишет мужу о том, что случилось, — сказала я.
— Возможно. Во всяком случае, завтра мы будем в городе Антона Мюссерта [25] . Так сказать, в логове льва. Баббело, инспектор полиции… Чудеснее и проще этого не придумаешь.
Я снова вернулась к открытке. — На что намекает Баббело, когда пишет «благодаря С.»? А «ван дер Б.», несомненно, имя какого-нибудь фашиста.
— Да и это С. также не вызывает сомнений, — сказал Хюго. — Где обучают они этих голландский палачей, состоящих на службе немцев, ты знаешь?
25
Мюссерт А. А. (1894–1946) — основатель и руководитель национал-социалистского движения в Голландии. По приговору суда расстрелян в 1946 г.
— Как глупо, что я об этом не подумала. Ну, конечно же: в Схалкхааре.
— Хорошенькая компания, правда, а? — заметил Хюго. — Доносчики и охотники за рабами. В этом «послании» не хватает лишь приписки снизу: «Хайль Гитлер»… Вполне возможно, что скоро они станут обращаться друг к другу с этим приветствием.
— И до чего же глуп этот негодяй — пишет на открытке, что в Утрехте радиолампы никуда не годятся, — сказала я. — За такие «Greuelmarchen» [26] новоиспеченный инспектор государственной полиции может и в тюрьму угодить…
26
Гнусности (нем.).
Кажется, шутка понравилась Хюго. Впрочем, мы недолго вели разговор. Я охотно подчинилась приказу Хюго пораньше лечь в постель, и сам он, вероятно, тоже рано улегся на своих двух стульях, если не для того, чтобы спать, то хотя бы для того, чтобы перебирать в уме всё новые планы. Я погрузилась в сон, словно медленно опустилась в темную, благодатную и мягкую, как шелк, воду.
Утром мы оставили велосипеды на одной из гарлемских стоянок и направились в Утрехт. Путешествие было довольно хлопотное. Поезда мы избегали из-за бесконечных проверок: мы доехали до Амстердама голубым трамваем, а затем сели в автобус, который следовал через район Фехта. Трамвай шел нормально; зато автобус то и дело задерживался и подолгу простаивал на месте — отказывал мотор, работавший на дровах. Женщина позади нас сказала, что это обычная история. Через три четверти часа подъехал запасной автобус. В нем на передних местах сидело несколько человек из фашистской вспомогательной полиции в черной военной форме, — по виду их можно было принять за бывших телохранителей Гиммлера. Впрочем, парни чувствовали себя гораздо хуже, чем мы. И все-таки, когда в Утрехте мы слезли с автобуса, я очень обрадовалась — мы уцелели!