Рыжик в капкане
Шрифт:
Глава 7. Откат
София
– Платон! – возмущается Арина.
– Я не буду есть, – переводит взгляд на меня. – Тошнит!
Разворачивается и уходит.
– А ну стой, негодный мальчишка! Посмотри на меня, Калужский! Ты пил, что ли?
Но он не реагирует, скрываясь из виду.
– Невыносимый, – вздыхает Арина. – Ладно, простим ему. День рождения все-таки, – качая головой подходит, гладит меня по волосам.
Сердце возмущенно стучит в груди, но ничего сказать я ему не успела, да и опять
Гордей спокойно ест, тоже не вмешиваясь в перепалку. У меня окончательно пропал аппетит. Из уважения к повару и Арине впихиваю в себя пару вилок салата. Он встает поперек горла.
После ужина снова закрываюсь в комнате. Вот зря я не сходила на экскурсию по дому. Взяла бы книгу в библиотеке. Даже учебнику французского я была бы сейчас очень рада, лишь бы чем-то себя занять.
Борислав Георгиевич приехал действительно поздно. Я успела уснуть. Проснулась, услышав голоса за дверью. Мужчина тихо приоткрывает ее, заглядывает.
– Не спишь?
– Уже нет. Здравствуйте, – сажусь на кровати, подтягивая выше одеяло.
– Здравствуй, София. Мы не успели познакомиться с тобой. Борислав Георгиевич, – официально представляется. – Ты, наверное, волнуешься о маме? Я был у нее сегодня. Она все еще без сознания и к ней пока не пускают. Как только будет можно, тебя к ней отвезет мой водитель.
– А Владимир?
– Он погиб, к сожалению, – мужчина отводит взгляд к окну. – Завтра похороны. Поедешь?
– Да, – киваю, сглотнув ком, застрявший в горле.
Владимир хоть и раздражал меня, но он долго жил с нами, и мама вроде его любила. Нельзя не пойти, это будет неправильно.
– Мне можно вернуться домой? Я могу пожить одна. Правда, – заверяю его.
– Понимаешь, девочка, тебе нет восемнадцати. У службы опеки и попечительства могут возникнуть вопросы. Да и здесь тебе будет комфортно. В доме есть все от бассейна до библиотеки. Ты где-то учишься?
– В школе, но я грант получила и сегодня мы должны были подать документы в лицей. Как теперь быть, я не знаю, – опускаю голову. – Можно мне туда съездить? Надо только забрать все из дома, – тараторю, набрав в легкие побольше воздуха, вдруг еще есть шанс.
Выдыхаю. Голова снова кружится, пальцы покалывает.
– Что за лицей?
– Самый лучший в городе, – вздыхаю, – седьмой.
– Хм. У меня младший сын там учится и старший его закончил. Лицей действительно лучший, ты права. Не переживай. С твоим грантом все будет нормально, я решу. Вы с Платоном заказали вещи?
– Нет, – удивленно моргаю.
При упоминании этого хама у меня внутри все сжимается в тугой узел. А он еще и учится там же. Вот это я вляпалась, называется…
– Вот с… засранец! – злится Борислав Георгиевич. – Сказал же ему! Ладно. Завтра утром водитель отвезет тебя к вам на квартиру, переоденешься, соберешь необходимые вещи и документы. Оттуда он привезет тебя сразу на кладбище. Отдыхай, София.
– Борислав Георгиевич, – окрикиваю мужчину уже у двери. – Можно мне все же увидеть маму? Пожалуйста, – голос срывается.
Не знаю, то ли наполненные слезами глаза, то ли что-то иное все же пробило стену его деловой вежливости и такой же заботы, к которой у меня все еще много вопросов. Только задавать их этому человеку мне почему-то страшно.
– Хорошо. Заедем после похорон к ней в больницу.
– Спасибо, – благодарно складываю ладошки вместе.
Он уходит, оставляя после себя лишь напряжение и шлейф терпкого дорогого парфюма. Странный и пугающий человек. И делает ведь хорошо, заботится, помогает, но во всем этом есть подвох. Такие люди, как он, не спешат быть добрыми и сентиментальными к таким, как я. Мы из разных вселенных. Его дети, особенно младший, отличное тому подтверждение.
Проревев в подушку почти до утра, встаю и шлепаю в душ. В доме еще тихо, и я спокойно стою под теплой водой, смывая с лица высохшие следы ночной истерики. Мне жалко Владимира, искренне жалко. И очнется ли мама? В голову что только не приходило в темноте ночи. Шок после страшного дня прошел, и меня накрыло волной эмоций. Дрожащими пальчиками смываю с себя пенку от геля. Хорошо промываю длинные рыжие волосы. Заворачиваюсь в мягкое большое полотенце и, хлюпая носом, возвращаюсь в комнату. Ехать домой придется в том, что мне выделила Арина. Надеваю штаны и футболку, а сверху чудом уцелевший любимый оранжевый свитер. Забираюсь с ногами на мягкий подоконник и просто смотрю в окно. Там мужчина в камуфляже занимается с двумя немецкими овчарками. Послушные собаки выполняют все его команды и виляют хвостами, получая вкусняшки.
– Соня, ты чего завтракать не идешь? – ко мне заглядывает Арина. – Эй, детка? – подходит, обнимает меня, прижимает голову к своей груди. – Ты чего плачешь? Вчера не плакала, – гладит меня по спине. – По маме скучаешь?
– Домой хочу, – всхлипываю, обнимая ее. Так хочется почувствовать поддержку, которой у меня никогда не было.
– Ну что ты, моя хорошая девочка… Все, вытирай слезки, – поднимает мое лицо ладонями и стирает влажные следы с лица. – Вот так. Мама поправится и поедешь домой. А здесь тебе будет лучше, чем в каком-нибудь интернате. Ты же домашняя девочка, ты не сможешь там. Пойдем, я напою тебя чаем. А лучше какао с корицей и свежими блинчиками.
– А Платон? – сама теперь стираю с лица слезы.
– Он не встал еще. Наотмечался вчера все-таки, но отцу этого лучше не знать. Я сейчас тебя накормлю и пойду его поднимать.
Чудесные теплые блинчики с медом помогли немного успокоиться. Сама убираю за собой со стола. Арина провожает меня на улицу до машины, знакомит с водителем. С опаской смотрю в салон.
– Может я сама доберусь? На маршрутке, – предлагаю им обоим, делая шаг назад.
– Сава очень аккуратно водит, у него большой опыт, не бойся, – успокаивает меня Арина.
– У Владимира тоже был опыт, – делаю назад еще пару шагов. – А теперь Владимира больше нет, – снова всхлипываю.
Арина вздыхает, оглядывается. Я вместе с ней поворачиваю голову и у входной двери замечаю Платона. Парень стоит со стаканом сока в руке и наблюдает за нами.
– Иди сюда, – машет ему Арина.
Он отрицательно качает головой.
– Зачем? Не надо, я поеду, – тут же соглашаюсь и, сжавшись в пружинку, забираюсь на сиденье.
Платон стоит и ржет надо мной. Смешно ему!