Ржаной хлеб

Мартынов Александр Игоревич

Его слова огорошили Таню.

— Так это ж — мои. Кто ж их взять может?

— Ты что, единоличница? Это твое, а это — мое? У нас все вместе.

— Вы что, Кузьма Кузьмич, за обезличку?

— Видали, теперь уж меня винит! — засмеялся Кузьма Кузьмич. — Иди, заходи, там какие-то одни остались. Может, в аккурат твои и есть. Пройди вон на тот конец, — на прилавке лежат.

Таня кое-как пробралась в конец склада, перешагивая через колеса, покрышки, бочонки, мешки с цементом, ящики, трубы, банки со всевозможными красками; наконец нашла ножи, стала их рассматривать.

— Это

не я, Кузьма Кузьмич, единоличник, а кто-то из наших комбайнеров! — расстроившись, сказала она. — Я свои сдавала — все блестели, ни щербинки не было. А оставили мне — все в грязи, заржавленные. Здесь вон даже и трещинки. Не от моего они комбайна, не пригодны они к жатве. И не возьму я их, Кузьма Кузьмич.

— Дело хозяйское, дочка, — возьмешь не возьмешь. Мне-то отколь знать: твои ножи аль нет? Это же не личное оружие, где значится номер, и по этому номеру ты за него и отвечаешь, как учил наш старшина.

— Для нас, Кузьма Кузьмич, сейчас и комбайн — танк, и ножи от него — автомат… — Таня хотела что-то еще сказать, но только огорченно махнула рукой.

Она теперь и не знала, что делать. Думала, отнесет Потапу Сидоровичу свои сверкающие ножи и не только оправдается перед ним, но и попрекнет. Эти же, оставленные кем-то, — косырь заржавленный!

Решила идти прямо к Вере Петровне Радичевой, чтобы рассказать ей про свои горести, если, конечно, она еще в правлении. Ей повезло: Радичева была у себя в кабинете. Когда Таня открыла дверь, Вера Петровна собирала со стола бумаги.

— Шумбрачи, Вера Петровна! Смотрю, куда-то торопитесь? А я хотела…

— Заходи, заходи, Танюша, никуда я пока не тороплюсь. На наряд не пойду, хоть сегодня не пойду. Надоели всем эти наряды, хуже горькой редьки! Чуть свет кто на велосипеде, кто на мотоцикле, а кто пешочком торопится. Словно на ярмарку. Да ты садись, садись. — Вера Петровна подвинула стул. — Было время, когда бригадиры каждое утро ходили от дома к дому, от окна к окну и заставляли, упрашивали людей выходить на работу. Теперь сами чуть не бегом бегут на работу. А наряды такими же остались — часами высиживают. Пока по всякому пустяку не договорятся. Сколько уж раз с Потапом Сидорычем спорила: планерка, а не заседание. Ни в какую!

— Я это, Вера Петровна, одним объясняю, — поддержала секретаря парткома Таня: — Никому он не доверяет. Как же! Если сегодня наряд не проведет — в колхозе все остановится. Привык: все сам да сам. Будто не видит: люди-то другие стали!

— Верно, Танюша, верно! Смотри, сколько у нас молодых специалистов, почти все с вузовским образованием. Доверия им больше надо. Самостоятельности. А не пальцем им на все указывать. — Вера Петровна прошлась по кабинету, снова остановилась возле Тани. — Вчера вот из «Инерки» приезжала комиссия. Смотрели, как мы подготовились к уборке. Все вроде прошло гладко. Правда, отметили кое-какие недостатки, так, по мелочи. На твоем комбайне, кстати, не оказалось ножей. Никакого внимания гости на это не обратили — тебя-то не было. Мол, приедет, поставит. Потап Сидорович мрачней тучи ходил. Вот человек!

Упоминание о ножах снова покоробило Таню.

— Досталось мне из-за этих ножей уже вчера вечером! Не успела из Атямара вернуться, как опять разнес. — Опуская подробности, Таня рассказала, как встретилась с Потапом Сидоровичем, чем закончился ее нынешний поход к Директору.

— Подумать только, Вера Петровна, в какое положение я попала! Выходит, поделом досталось мне!

— Да, с ножами некрасиво получилось, — согласилась Вера Петровна. — Кто-то из комбайнеров свою грязь оставил тебе. Но больно-то не кручинься. И забота вся — написать в Сельхозтехнику требование да получить новые.

— Только бы требование было, за ножами сама бы поехала. И купила бы за свои деньги.

— Зачем же за свои деньги? Ты же не виновата. Поедет механик в Атямар и привезет.

— Вера Петровна, очень прошу: не делайте этого! Лишь бы требование было. — Таня рывком поднялась со стула. — Сама уплачу, сама привезу, сама ему под нос суну. Только после этого успокоюсь.

Вера Петровна засмеялась, согласилась — знала она Танин характер: что задумала — сделает.

— Ладно, Танюша, — пообещала она и, положив руки на ее плечи, заглянула в глаза: — Ну как, Таня?

— Что как, Вера Петровна? — не поняла Таня.

— Как вчера на станции?.. Сердечко успокаивается или еще волнуется?

Лицо Тани залилось краской.

— Проводили, уехал…

— Ничего, Танюша. Теперь жди письма.

— Уже жду, — все так же розовея, призналась Таня, большие синие глаза ее глянули на Веру Петровну смущенно и доверчиво.

2

В открытое окно ворвался треск мотоциклов. Это после окончания наряда торопились по своим местам специалисты колхоза. «Отошла обедня», — усмехнулась Вера Петровна.

Она и сама хотела уйти, но в кабинет вошел Миша Назимкин, сияющий и нетерпеливый. Ворот его спортивной куртки был раскинут, из-под него синела полосами матросская тельняшка. Широко улыбаясь, он шел навстречу, закидывая назад густые белесые волосы, которые тут же, как крыло чайки, падали вниз, закрывая половину лба и нос с горбинкой.

После службы на флоте Миша Назимкин окончил зоотехнический факультет Мордовского университета и приехал работать в свой колхоз. Предлагали ему должность главного зоотехника в большом совхозе, но он отказался: словно магнитом тянула та, к которой он сейчас зашел и которую полюбил еще тогда, когда впервые увидел в своем селе молоденькой учительницей.

Миша чувствовал себя уже счастливым от того, что Вера Петровна до сих пор не вышла замуж. Ждала приезда Миши? Об этом Назимкин не знал. До службы их встречи бывали короткими, случайными, тогда Миша боялся даже заговорить о любви: она — учительница, окончила университет, а он, Миша, всего-навсего учетчик со средним образованием. В общем, как бы там ни было, Вера Петровна до сих пор живет одна. В более молодые годы не торопилась выйти замуж, потом целиком захватили ее школьные дела, а позже — партийная работа. Правда, однажды у нее назревала перемена, но за несколько дней до регистрации брака будущий муж по пьянке тяжело избил незнакомого человека и оказался вдалеке от Сэняжа. Видимо, и это заставило Веру Петровну призадуматься, с кем ей связать свою судьбу.