Ржавчина в крови
Шрифт:
Федерико потёр глаза, что-то пробормотал, потом отчётливо произнёс, что поднимется ровно через секунду, ещё через одну, ещё через мгновение, чтобы проснуться счастливым. Я оставил его в постели, выскользнул в коридор и на цыпочках подошёл к двери Лавинии.
Стукнул только один раз, опасаясь разбудить мисс Бернс, и прислушался. Уловил лёгкий шорох, скрип створки, шёпот, и наконец дверь открылась. Лавиния появилась на пороге в ночной рубашке и посмотрела на меня сонными глазами, склонив голову к плечу.
— Ферруччо? — Она как будто удивилась. — Что случилось?
— Night's candles are burnt outt [81] —
Лавиния в удивлении подняла брови. Значило ли это, что я всё видел?
— Let те in [82] , — сказал я, продолжая улыбаться.
81
Ночные свечи погасли (англ.).[Реплика, которую Ромео произносит в пятой сцене третьего акта, когда сообщает Джульетте, что пропел жаворонок, ночь любви окончена и ему нужно бежать в Верону. — Авт.]
82
Позвольте войти (англ.).
— I… [83] И замолчала. Отступила на шаг, на лице появился лёгкий испуг, глаза опустила в пол, покраснела.
И тут мне пришлось поздороваться с Френсисом, появившимся из-за шкафа в майке наизнанку, со взъерошенными волосами и виноватым видом, что отнимало у него по меньшей мере лет десять, превращая в ребёнка, озорника и проказника. Он почесал себе щёку, не зная, как держаться со мной, сглотнул и не отважился посмотреть на меня.
83
Я… (англ.).
— I think we should talk. Come on [84] .Присядем здесь, на кровати, — сказал я, подзывая их.
Я долго смотрел на них, но они так и не смогли поднять на меня глаза, как бы подтверждая, что смущены и чувствуют свою вину. Наконец я ласково приобнял их за плечи и слегка потормошил. Что они устроили? Им что, захотелось неприятностей, вздумали всех нас подвести? Но в глубине души как же я счастлив был узнать, что юность взяла своё, как благословлял любовь, благословлял любящих.
84
Думаю, нам нужно поговорить. Пойдём (англ.).
Наконец Лавиния посмотрела на меня.
— Мисс Бернс? — прошептала она.
Френсис тоже поднял глаза, он выглядел как осуждённый на смерть, который ждёт приговора и не знает, что лучше — броситься на землю и молить о пощаде или сохранить достоинство, принять вердикт безоговорочно и с честью лишиться жизни. Все молчали, только у меня неистово стучал пульс. И тогда я объяснил, что ничего не скажу мисс Бернс, что не собираюсь гасить пламя любви, это было бы опаснее, чем позволить ему спокойно гореть. Я хотел только убедиться, что никто не обжёгся, что осторожность следует за ними по пятам, как тень, и что в пепле, оставшемся от неожиданной радости, не таится искра трагедии.
— Дети мои, — сказал я, теперь уже полностью входя в
Оба поблагодарили меня, смеясь, обняли и на всё согласились. И тотчас же воспользовались отпущением грехов, чтобы кинуться друг к другу и у меня на глазах поцеловаться, забыв о неловкости.
— Love moderatelyI [85] — негромко произнёс я. — Ребята, ребята! Ну а теперь надо идти!
85
Любите друг друга, но спокойно (англ.).
Я развёл их в стороны, но потом опять позволил сблизиться, чтобы они попрощались у закрытой двери. Рассвет завершался, и уже без всякого жаворонка мы понимали, что настало утро и каждому пора вернуться в свою комнату.
И вот так в один миг я стал кредитором их счастья, родившегося под литературной звездой в силу кинематографического заговора, и сделался должником доверия Эвелин, которая иногда звонила мне, желая узнать, как тут её дочь, как идёт это итальянское приключение.
И я вдруг обнаружил, что пришлось надеть на себя монашескую рясу исповедника, непрестанно лгать, всё время рассеивать подозрения мисс Бернс и режиссировать два фильма на одной съёмочной площадке.
Двадцать первого июня, в день летнего солнцестояния, события вдруг стали стремительно развиваться. Быстрее, чем мы ожидали, желтели пшеничные колосья, к жаре добавилась влажная духота, а чувства ликовали, тайком росли и возносились в городе души, словно башни.
Мы каждый день снимали на площадях и в переулках Сан-Джиминьяно, мешая туристам любоваться панорамами, отстраняя горожан, не спеша отыскивая лучший план.
Федерико так загорел, что в своих белых льняных брюках и голубой рубашке походил на индуса, прислуживающего какой-нибудь английской семье, ему недоставало только тюрбана.
Леда, напротив, обгорела на солнце и ходила теперь с зелёным листиком на носу по чьему-то совету, возможно, этого сумасшедшего Джеральда Конноли, который подобно брату Лоренцо верил в целебную силу трав.
Потом, в начале июля, солнце устроило нам небольшую передышку. Целую неделю шли дожди, это вынудило нас приостановить съёмки, замкнуться в пансионе и наслаждаться немилостью небес с монашеской или светской сосредоточенностью, в зависимости от точки зрения.
Чтобы убить время, Алек и Бартоломью организовали турнир по пинг-понгу, составляя и распуская команды. Однажды стали настаивать, чтобы я тоже сыграл хоть одну партию, но я передал предназначенную мне ракетку отнекивающейся мисс Бернс, чем рассердил сразу всех, и удалился в свою комнату.
Френсис и Лавиния занимались итальянским языком в столовой, но время от времени непременно исчезали, удаляясь на второй этаж, не вместе, конечно, а друг за другом, под разными предлогами: внезапная головная боль, усталость, желание спокойно почитать свою роль.
Часто манёвр не удавался: мисс Бернс поднималась с кресла и предлагала проводить Лавинию, составить ей компанию или хотя бы помассировать виски, чтобы снять головную боль.
Со временем я обнаружил, что Мэб летала над кроватями почти всей группы. Только Леда и chaperon,возможно, спали по ночам глубоким сном или, если не спали, бодрствовали самое большее в обществе книги или тучи комаров, которые становились всё злее. У нашей хозяйки были две дочери и племянник, приезжавший из Сиены помочь ей с гостями, который уделил особое внимание Китти Родфорд.