Ржавое золото
Шрифт:
Он рванул на себя дверцу кареты, но она не поддалась, дернул сильнее, но она устояла.
— Если бы вы были более наблюдательным, — сказал де Спеле, — то заметили бы, что дверца открывается в другую сторону.
Контик в бешенстве толкнул препятствие и едва не вывалился в открывшийся проем. Рука Рене вовремя ухватила виконта за шиворот. Раздался пронзительный женский визг, и в карету хлынула черная вонючая жижа, заливая дорогие ковры. Женщины инстинктивно подобрали под себя ноги и принялись лихорадочно спасать юбки. Ноги Контанеля по колено
— Стоять! — рявкнул де Спеле так, что у его спутников чуть не полопались барабанные перепонки.
Карета остановилась, но грязная вода продолжала с бульканьем заливать ее нутро, растекаясь по отсекам и просачиваясь в щели. Рене втащил обратно растерянного Контика, а сам вскочил на дверцу экипажа и, покачиваясь на ней, обозрел унылую болотную равнину с редкими кустиками и чахлыми деревцами. Гагат стоял по брюхо в воде и помахал хвостом, методично разбрасывал стороны куски грязи.
— Скотина безмозглая! — выругался Рене. — Чего тебя сюда занесло?!
Лошадь проигнорировала замечание и ударила копытом, без малейшего труда вытянув ногу из грязи и опустив ее туда же со звучным плеском. Без сомнения, Гагат готов был пересекать болото вброд.
— Отвлек меня пустой болтовней, а какая-то свинья на пути болото подсунула! — с досадой сказал де Спеле Контику.
Таник ничего не ответил. Он смотрел на унылую топь с каким-то странным блеском в глазах и жадно втягивал в себя пропитанный болотными испарениями воздух.
— Разворачивайся! — приказал Рене Гагату и спрыгнул на порожек.
Конь послушно стал забирать вправо, отчего карета колыхалась, и в нее влилась новая порция вонючего субстрата. В этот момент какая-то тень метнулась из глубины кареты и звучно плюхнулась грязь.
— Нель! — Виола ударилась о могучую грудь Рене.
— Хватит одного, — сказал господин де Спеле и через плечо посмотрел на погружающегося в трясину виконта.
На лице Контанеля не было и тени волнения, хотя он угодил в гибельную ловушку болота, напротив, казалось, Контик испытывает удовольствие от того, что трясина затягивает его в свою утробу.
— Вы загнетесь здесь, виконт, — предупредил де Спеле.
— Ну и что? — Нель с наслаждением окунул подбородок в грязь. — Здесь чудесно.
Виола отчаянно зарыдала и забила кулачками окаменевшего де Спеле.
— Рене, спаси его! — подала голос Матильда.
Рене затолкнул Виолу обратно в карету, а сам соскочил с порога и захлопнул дверцу. Карета обернула вокруг своей оси вслед за неутомимым Гагатом и неторопливо повлеклась вон из болота.
Рене прошел до тонущего Контика, не замарав сапог, присел около него прямо на колышущуюся поверхность топи:
— Чего ты добиваешься, виконт?
— Ничего! — Контанель хлебнул жижи и закашлялся. — Ты мне надоел, Рене!
— Ого! — де Спеле одобрительно покачав головой. — Начинаешь повышать голос.
— Ты мне противен. Ты жесток и добр одновременно!
— Все таковы.
— Но
— Мы еще не договорили.
Контанель зашелся кашлем, Болотная жижа лилась у него изо рта и носа, он хрипел и никак не мог отдышаться:
— П-подлец!
— Это я-то? — удивился де Спеле.
— Ты упиваешься своей властью над людьми! Играешь с нами, как кот с мышью! Мы для тебя ничтожества!
— Ты недалек от истины, — холодно усмехнулся Рене. — Хотя вы немногим ничтожнее остальных. В тебе, например, вдруг ни с того ни с сего, проснулось чувство собственного достоинства. К чему бы это, виконт? Дворянская честь заговорила?
— Издеваешься? — Контанель попытался нырнуть, но Рене не дал.
— Издеваюсь. Ты меня забавляешь, сопляк. Ты говорил, отец приказчик? Что-то он тебя воспитал неважно. Гонора больно много.
— Отец всегда был слишком занят. Меня воспитывал Эрнесто Лут, бывший королевский астроном.
— Как же, как же… Встречал я этого старикашку, только, прости, не на этом свете. — И Рене дернул щекой, изображает тик.
Контанель притих в своей луже, и пара светлых капель, сорвавшихся из-под ресниц, утонула в ряске.
— Чтоб ты скис, всезнайка! — наконец вскричал он. — Что ты копаешься в душе?
— Из любопытства. — Рене щелчком пришиб гигантскую пиявку. — Я от природы любознательным уродился. Вылезай из грязи, виконт, это тебя Цепь туда тянет, она в болоте проезжала… долго. А ко мне не цепляйся, я не лучше, чем я есть, и лучшим уже не буду. И вообще! — де Спеле неожиданно рассердился. — Кто к кому в душу лезет, еще разобраться надо, щенок! Вообразил невесть что, а теперь претензии предъявляешь! Нашел жизненный идеал: труп ходячий! Вылазь, я сказал!
Контанель забултыхался, попытался выбраться, но только еще раз хлебнул жижи. Рене схватил его за ворот и рванул так, что Контик пулей вылетел из трясины.
— Топиться он задумал, ящерица болотная! Ты сперва человеком стань, мокрица, а потом топись! Ты мне сперва Ключ отыщи, а потом нырять будешь, звездочет лопоухий! Как до дела дошло, так он топиться надумал? Улизнуть решил? Не выйдет! Ты у меня, как герой-победитель прошествуешь, кучу золота огребешь, детей наплодишь с десяток, а потом топись, чтобы я не видел!
Перемежая свою речь совершенно невероятными ругательствами, господин де Спеле тащил вымазанного наподобие болотного черта Контанеля за собой, да так ходко, что тот не успевал проваливаться в бесчисленные «окна». Просто удивительно, что тяжелая карета прошла здесь, хотя должна была бы утонуть мгновенно.
Водворив истекающего грязью виконта в объятия осчастливленной Виолы, Рене повернулся к Матильде:
— Тильда, сделай милость, прибери немного. Чует мое сердце, неспроста это болото на пути попалось, но деваться все равно никуда. Не хочется мне засвечивается раньше времени.