Ржевский 7
Шрифт:
Чиновник не поленился и лично спустился вниз, чтобы поискать под окнами небоскреба тело.
К сожалению, трупа Ржевского-младшего почему-то не обнаружилось, хотя по ночному времени никто не должен был успеть убрать.
Загадка. С другой стороны, помер Максим — и чёрт с ним.
К себе на этаж Игорь Фёдорович Валентинов поднимался в неожиданно хорошем настроении.
Глава 12
— Вечер в номер! — вежливо здороваюсь, заходя в огромное и дорого обставленное
По крайней мере Мадина говорит, апартаменты в этом гостевом крыле дворца Далии именно так и называются. Номера.
— Здоров и ты, коли не шутишь, — отвечает с огромной двуспальной кровати отец Шурик.
Поскольку жёны-близнецы дали мне все доступы как у них самих, после неудачного посещения Обер-прокурора я мотнулся в генеральное консульство Эмирата в Столице и оттуда — дипломатическим порталом сюда. Сразу, без пауз.
Священник валяется в горизонтальном положении, забросив руки под голову и глядя какое-то маго-видео из жизни животных пустыни.
При моём появлении он резко поднимается и сбрасывает ноги с кровати:
— Можешь распорядиться, чтобы меня из этой кутузки выпустили?! Домой не пускают! Сказали через удалённого переводчика, только по твоему разрешению отсюда выйду. Что за…?
— Мадина и Далия полностью в курсе всех моих проблем дома, — поясняю. — А человек ты непоседливый, отец Шурик.
— Моя непоседливость — не твоя забота!
— Жёны боялись, ты опять в какое-нибудь приключение вскочишь, едва отсюда выбравшись — и снова в летальное. Да такое, что на второй раз ног не унесёшь.
— А им, иноверцам, какая с того тягость? — сварливо ворчит церковный иерарх, жадно присасываясь к большому кувшину с местным экзотическим фруктовым соком. — Хотя кормят и поят похлеще, чем у нас иной раз — царя-батюшку, — признаёт он тут же непоследовательно и нехотя. — Или даже главу церкви. Последний, как известно, пожрать ещё больше любит. Даром что в пост… — последнюю фразу он бормочет на грани слышимости и в сторону.
Пошевелив пальцами в воздухе, старик подхватывает полоску вяленого мяса с одной из многочисленных тарелок, которыми уставлены добрые пять квадратных метров.
На прочей посуде находятся колбасы, несколько сыров, хлеб, зелень, овощи, фрукты, цитрусовые.
Есть чем червячка заморить.
— Слушай, хотел бы я вместо тебя в такой кутузке посидеть! — не могу не возмутиться в ответ чужой неблагодарностью. — И думаю, что не я один.
Дальше без спроса подхожу к сервировочной поверхности и прикладываюсь к разносолам:
— Не возражаешь? — спрашиваю у соотечественника, сооружая себе сложный бутерброд.
— Да Христа ради. Хоть всё съешь, — дед забрасывает в рот несколько кусков овечьего и козьего сыра. — Видимо, твои девки распорядились: стол меняют раз в два часа. Ещё бы винца красного…
— А-га-га-га-га, отец Шурик, а ты, как я погляжу, нестеснителен! — хороший, кстати, сыр.
Особенно вон тот, светловатый и твёрдый, который ножом колется на манер льда, а не режется.
Даже занятно, что подобную прелесть обычные людишки приготовить сумели. Хм, а ну, ещё кусочек.
— Чего это я нестеснителен? — озадачивается церковник. — Под юбку пока ни к кому не лез, как твой дед. Ем, что дают; целительские издевательства переношу стойко. Чего это ты меня хамлом завуалированно называешь?!
— Не пьют они здесь вина и ты это знаешь.
— Да я не в претензии, — отмахивается он, разламывая на две части огромный бархатный персик и протягивая половинку мне. — Так, брюзжу по-стариковски, можешь не слушать… Ты меня отсюда выведешь?
— А что лечащий врач говорит?
— Да хрен её знает! Она не по-нашему говорит, а я, в отличие от тебя, языкам Залива не обучен! Только один раз и сподобилась через браслет кого-то вызвать, кто по-нашему волочёт, — он примеривается к апельсину, но берёт в итоге банан. — Тогда и узнал, что я здесь на положении арестанта: без твоего слова шагу наружу нет. Нестыдно? — религиозный деятель укоризненно смотрит на меня, продолжая налегать на резаные ананасы с дыней.
— Как ты целителя зовёшь, если что? — разумеется, беспочвенный упрёк игнорирую.
— Вон маго-кнопка. — Церковник без напряжения, словно и не было тяжёлого ранения, делает несколько шагов к противоположной стене и хлопает рукой по виртуальному красному кружку.
Голограмма, которая здесь зовётся маго-граммой.
Из стенки, с места крепления магического интерфейса мгновенно раздаётся голос матери Мадины:
— Я в соседнем крыле, сейчас буду. Подождите, пожалуйста; не пройдёт и минуты.
— И вот так каждый раз, — жалуется старик, совсем не по-стариковски подпрыгивая в воздух, отталкиваясь при этом обеими ногами от белого мраморного пола и спиной влетая со всей дури в мягкую-премягкую кровать.
Чёрт, хоть завидуй!
— Что «каждый раз»? — в первую секунду искренне не понимаю сути его претензии. — Вызываешь мать моей жены; после этого подпрыгиваешь, как козёл и спиной на тончайшие пуховые перины?!
Кстати, женщина в самом соку, проносится в голове на автомате. И мужу своему буквально позавчера то ли пожизненное впаяла без права амнистии, то ли вообще, мой меч — твоя голова с плеч.
— Тьху на тебя, что непонятного?! Каждый раз она в ответ вот так непонятное бормочет! — епископ возмущённо тычет пальцем в стенку и в красную кнопку на ней. — Потом приносится меньше чем через минуту галопом! Что-то делает, но я не понимаю что — и обратно уходит!
— Прикольно. Не знаю, что сказать.
— Вот и я не знаю! Хотя подлатали знатно, — признаёт он и это. — Откровенно говоря, с такими ранами, — Шурик хлопает себя по животу, — в родной обители я был бы не жилец. А у нас целители дай бог, получается, здесь ещё лучше…