С Байроном в XXI век
Шрифт:
Мелькнуло: «Поджидают!.. Свадьбы не будет!.. Убьют!»
Участковый милиционер в беседе как-то сказал, предупреждая, что убили одного тут за аулом, а виновного не нашли.
Включив прямую, самую сильную, вторую передачу, дав полный газ, стал быстро-быстро вилять зигзагами меж кустов по пересохшей земле, отъезжать в сторону от этой компании.
В меня полетели обломки кирпичей, темно-красные с острыми углами, один пролетел перед лицом, другой над головой.
Переключаю на первую скорость. Торможу.
Пролетели возле рук. У ноги!
Кручу рукоятку газа до отказа, колесо рвет песчаную землю. Переднее колесо поднимается,
Кирпич попал в выхлопную трубу.
Включаю вторую передачу и газую! Резко торможу.
Кирпич попал в сиденье и отскочил в сторону.
Газую, набираю скорость. Виляю мотоциклом то в одну сторону, то, изменив скорость, в другую.
Кирпичи летят рядом с ухом: сбоку справа, слева…
Я стал удаляться от парней, а кирпичи не долетать. Оторвался! Ни один обломок меня не задел. Мотоцикл спас. – Виталий показал рукой на заросли кустарника тамарикса, саксаула, песчаной акации. – А так бы забили кирпичами и зарыли в песок!.. Нескоро бы хватились. И не нашли бы. Свидетелей нет. И лесники промолчат и вряд ли пойдут искать. Они меня в первый же год по приезде хотели выжить из лесничества. Закон у казахов такой есть: что бы ни происходило, если он даже свидетель, он ничего не видел, не слышал, не знает. Мен бельмейн. Я ничего не знаю. И русские так живут. Я много раз прокручивал в памяти этот эпизод. Понял, почему засаду устроили, кому надо меня из лесничества выдавить. И решил, что теперь уж точно из аула надо уезжать, в это лесничество на работу не возвращаться. Так что рощу из липы, акации, дуба и сад из яблонь и черешни на берегу реки Балатопарки мне теперь не посадить. Не успел.
Вернулся на пасеку, про эту историю родителям промолчал, лег от палящего солнца под деревом в тень на берегу речки и уснул. Ближе к вечеру поднялась температура, под сорок градусов, голова кружится, жар, но я поехал на мотоцикле в больницу. Приняла фельдшер, поставила диагноз «ревматизм сердца» и упекла на сорок дней на койку.
Ольга Камарго
Родилась 10 августа 1980 года в городе Краснодаре, получила образование по специальности «экономист по бухгалтерскому учету, экономическому анализу и аудиту» в Кубанском государственном аграрном университете.
С 2006 года живет в Санкт-Петербурге. В настоящее время является финансовым директором и соучредителем бухгалтерской фирмы.
На «Проза.ру» публикуется с декабря 2015 года под псевдонимом Ольга Камарго. Номинирована на премии «Писатель года» (2015–2018).
Вышла в финал в номинации «Детская литература» в 2016–2018 гг.
Произведения автора публикуются в литературных изданиях «Чешская звезда», «Три желания», «Край городов», в каталоге ММКВЯ (2016, 2018).
Также автор участвует в литературных проектах Интернационального Союза писателей: «Российский колокол», «Russian Bell», «Автограф», «Золотые пески. Русско-болгарский сборник».
Заняла 3-е место на фестивале «ЯЛОС-2017» в номинации «Детская литература». Номинирована на премии имени Владимира Набокова, Антуана де Сент-Экзюпери, М. Ю. Лермонтова.
В 2018 году окончила литературные курсы имени А. П. Чехова и М. А. Чехова при Интернациональном Союзе писателей. Участник международной конференции «Роскон-2018».
Сквайр фантастики и детской литературы по итогам международной конференции «Роскон-2019».
Является членом РСП с 2016 года и ИСП с 2018 года.
Жил-был Белый Кролик. Суетливый, пугливый, нервный, бегал по лесу от кого-то, путая следы. И всё время некто за ним шел, во всяком случае, ему так казалось. И он не останавливался, делая что-то на бегу, не успевая даже понять, получилось ли. А преследовали его еще не выполненные дела и обещания. И он уходил от них, а «хвост» не отставал – вместо одного вроде бы сделанного действия появлялись новые, требующие внимания.
А Белый Кролик всё время боялся опоздать, терял перчатки и веер. Особенно собираясь к Герцогине. Они ведь такие, эти высокопоставленные особы. Знаем мы, куда они ходят!
– Нельзя же так! – увещевала его Сова. – Рано или поздно выдохнешься, силы иссякнут. И что тогда делать?
И вот настал день. А может, утро. А может, вечер. Потому что сам Кролик не понимал уже, какой день и какое время суток, когда он «сгорел». Сел на месте от осознания, что не может больше сделать ни шагу. Он сидел и даже не понимал, что его не догоняют, а лишь не могут дозваться. Словно выпал из жизни, батарейки отключились.
Только день спустя он стал приходить в себя, медленно и верно. Шаг за шагом. Сперва он услышал пение птиц – и уши его зашевелились. Потом увидел Солнце в лесу – как оно пробивается через листву. И постепенно осознал, что сидит под деревом и не может сдвинуться. Сороки, сидевшие на дереве, загалдели, и он очнулся.
Зачирикали синички. Прибежали дальние родственники – зайцы. Пришли бурундуки, застучали дятлы. Прилетела, ухая, Сова.
– Ну что, Кролик, добегался? Я тебя разве не предупреждала, что этим всё закончится?
Кролик всё еще с трудом ловил себя в пространстве, понимая лишь то, что куда-то не успел. И это его нервировало, злило и раздражало.
Зайцы сообщили, что они нашли его перчатки и веер. И даже проведали Герцогиню. Синицы доделали его статью для лесной газеты. Бурундуки натащили еды. Дятел, как глашатай, собрал всех на помощь. И Кролик сможет заниматься делами, но после отдыха и не всеми сразу.
Кролик восстанавливался быстро и мог уже бежать. Да только понял он, что не нужно всё время это делать. Стал он бежать медленнее. Да еще и белки-озорницы подзуживали:
– Как белка в колесе! Совсем как мы!
И вот что странно – медленнее бежит, а успевает больше. И перестал терять перчатки и веер…
Завела себе Мартышка дом. Нашла дерево повыше да пораскидистее и решила в нем расположиться. Натащила веток и листьев, раскинула шатер и пригласила друзей на новоселье.
Пришли белки. Жилье оценили, но заметили:
– У тебя тут высоко. А вдруг упадет вместе с листьями? Надо шатер закрепить получше.
Жираф поздравил, но сказал: