«С Богом, верой и штыком!» Отечественная война 1812 года в мемуарах, документах и художественных произведениях
Шрифт:
«Я прежде соглашусь перенести столицу мою на берега Иртыша и ходить в смуром кафтане, чем заключу теперь мир с разорителем Отечества!»
Так отвечал монарх на предложение о мире. Слух о сем дошел к нам в армию. Такие изречения государей подслушивает История и с благоговением передает отдаленнейшим родам.
Мой друг, настоящее повторяется в будущем так, как прошедшее – в настоящем! Пройдут времена, лета обратятся в столетия, и настанет опять для некоего из царств земных период решительный, подобный тому, который ныне покрыл Россию пеплом, кровью и славой.
22 ноября
Город Борисов
Ушла лисица, только хвост в западне остался!..
Никакой человеческий
Все эти дни погода была самая бурная и ненастная. Морозы достигали до 20 градусов. Мы шли проселочными дорогами. Артиллерия наша прорезывала пути по глубоким снегам, пехота и конница пробирались дремучими лесами, и при всем этом несколько переходов сделано по 40 верст в день. Не забудь, что в зимний день!
Дух великого Суворова, конечно, веселился, взирая с высот на столь быстрое шествие победоносных россиян. Сбылся стих великого поэта:
Где только ветры могут дуть,Проступят там полки орлины! [75]75
Цитата из «Оды на взятие Хотина» М. В. Ломоносова (1739).
Жаль, однако ж, что все наши труды были напрасны!.. Наполеон уже за Березиной!.. Граф Витгенштейн тем же самым громом, который бросал на Клястицких полях, отбил у переправлявшегося неприятеля один из задних его корпусов, и 12 тысяч, увидев себя окруженными, положили оружие.
Мы остановились в разоренном и еще дымящемся от пожара Борисове. Несчастные наполеонцы ползают по тлеющим развалинам и не чувствуют, что тело их горит!.. Те, которые поздоровее, втесняются в избы, живут под лавками, под печьми и заползают в камины. Они страшно воют, когда начнут их выгонять. Недавно вошли мы в одну избу и просили старую хозяйку протопить печь. «Нельзя топить, – отвечала она, – там сидят французы!» Мы закричали им по-французски, чтоб они выходили скорее есть хлеб. Это подействовало. Тотчас трое, черные, как арапы, выпрыгнули из печи и явились перед нами. Каждый предлагал свои услуги. Один просился в повара, другой – в лекаря, третий – в учителя! Мы дали им по куску хлеба, и они поползли под печь.
В самом деле, если вам уж очень надобны французы, то, вместо того чтоб выписывать их за дорогие деньги, присылайте сюда побольше подвод и забирайте даром. Их можно ловить легче раков. Покажи кусок хлеба – и целую колонну сманишь! Сколько годных в повара, в музыканты, в лекаря, особливо для господ, которые наизусть перескажут им всего Монто; в друзья дома и – в учителя!!! За недостатком русских мужчин, сражающихся за Отечество, они могут блистать и на балах ваших богатых помещиков, которые знают о разорении России только по слуху! И как ручаться, что эти же запечные французы, доползя до России, прихолясь и приосанясь, не вскружат головы прекрасным россиянкам, воспитанницам француженок!.. Некогда случилось в древней Скифии, что рабы отбили у господ своих, бывших на войне, жен и невест их. Чтоб не сыграли такой штуки и прелестные людоеды с героями русскими!..
‹…›
28 декабря
«Выступил, ушел, вырвался, убежал!» из Отечества нашего новый Катилина! Наполеон за Неманом! Уже нет ни одного врага на земле Русской! Александр Первый готов положить меч свой, но Европа, упадая перед ним на колени и с воздетыми к небу руками, молит его быть
‹…›
Ц. Ложье
Великая армия
15 ноября
Всю ночь провел император наблюдая за переходом войск, заставляя ускорять шествие и восстановляя на местах ежеминутно нарушаемый порядок. Когда ему приходилось хотя бы на короткое время удаляться, его заменял Мюрат, Бертье или Лористон.
Ночью Ней переправился через реку, утром Клапаред присоединился к нему на правом берегу.
Бесконечные переходы последних дней сделались гораздо затруднительней, вследствие усилившегося холода, и слабые силы войска вновь подверглись испытанию, так что количество солдат все уменьшалось, а число беглецов прибавлялось. В ночь с 14-го на 15-е нужда обратила людей в варваров. Люди чуть не насмерть дрались за краюху хлеба, за щепотку муки, за кусок лошадиного мяса или за охапку соломы. Когда кто-нибудь, весь продрогший, хотел подойти к огню, его грубо отталкивали, говоря: «Пойди, сам тащи себе дров!» Иной, страдая от жажды, тщетно вымаливал у товарища, который нес целое ведро воды, хоть один глоток, получая в ответ оскорбительные слова и отказ в самой грубой форме. И все это происходило между людьми порядочными, которые до сих пор питали друг к другу чувство искренней дружбы! Надо сказать правду, что этот поход (в чем заключался весь его ужас) убил в нас все человеческие чувства и вызвал пороки, каких в нас раньше не было!
Среди ночи мы должны были покинуть высоты Неманицы. Большинство отставших, будучи слишком слабы, чтобы следовать за нами, разбежались и принуждены были остаться, а потом уже присоединиться к дивизии Партоно. Эта дивизия должна была выйти из Лошницы и быть теперь следом за нами, на пути в Борисов…
В час пополудни Наполеон, в сопровождении своего штаба, императорской гвардии, дивизионов Жирара и Денделя и корпуса Виктора, перешел мост и перенес главную квартиру в маленькую деревушку Занивки, лежавшую среди леса, в одной миле от моста и поблизости от дороги на Борисов.
Благодаря тому, что эти войска вышли из расположенной налево от дороги деревни, многие хижины освободились, и в одной из них вице-король устроил свою главную квартиру, в остальных же постарался разместить оставшихся в полках солдат.
В 3 часа дня прибыл Даву и занял на возвышенностях ту позицию, которую мы только что покинули. Наши солдаты мирно отдыхали, как вдруг, около 4 часов дня, на дороге к Дубену появился отряд из корпуса Витгенштейна, с несколькими пушками позади, и внезапно стал надвигаться на тяжелую артиллерию Виктора, стоявшую на равнине под нами. Мы бросились к оружию и, кинувшись навстречу неприятелю, после короткой и сильной схватки, стоившей жизни многим храбрецам, победили. После этого мы возвратились в наши хижины, но они оказались занятыми толпой беглых, и только при помощи кулаков нам удалось отвоевать себе место для отдыха.
Во время этих споров наступила ночь.
Эта новая битва, а главное – далекое расстояние, в каком находилась от нас дивизия Партоно, сильно обеспокоили императора, который боялся за безопасность мостов. Он вернул на левый берег дивизию Жирара и поручил Виктору организовать для охраны перехода очередное дежурство и разослать по всем направлениям сторожевые пикеты, во избежание всяких неожиданностей. Вице-король подошел уже близко и возвестил через своего штабного офицера, что 4-й корпус может перейти мост, приблизительно около 8 часов вечера. Приказ этот не был объявлен во всех хижинах, так что многие по неведению, а другие по лени и беспечности остались.