С чистого листа
Шрифт:
Двадцать минут спустя он припарковался у дома Галь и заглушил мотор. Ночь стояла тихая; дом выглядел уютным и защищенным, теплым гнездышком посреди темноты. Юзи набрал номер Галь. Вызов сбросили. Он выругался и набрал еще раз; и снова без ответа. Едкая досада распустилась в нем и стала опутывать усиками кожу головы. Он начал набирать сообщение, но не мог сосредоточиться. «Делать нечего, — подумал он. — Дома родители или не дома, я иду внутрь».
Когда он уже собрался выйти из машины, открылась парадная дверь. Сначала в узком треугольнике света никого не было видно. Потом появился
— Мне нельзя уезжать надолго, — сказала она на иврите, — нужно много успеть.
— Мне тоже. Садись.
— Это настоящая спортивная машина?
— Нет, девочка, это жилой фургон. Садись.
Галь медленно пересекла параллельные полосы света от передних фар. В следующий миг она уже сидела на переднем сиденье, на расстоянии полувытянутой руки от Юзи; ее ноги изящным изгибом сбегали к кроссовкам. В окне наверху появилось встревоженное лицо матери. Юзи завел мотор и поехал. Они повернули за угол.
— Куда ты меня везешь? — спросила девушка.
— На прогулку. Не знаю. Хотел тебя увидеть.
— Зачем?
— Настроение такое.
— Это твоя машина?
— Нет, я украл ее.
— Классная. Ты теперь, похоже, при деньгах.
— Похоже.
— Что за новая работа? Она как-то связана с Израилем?
— Ты в курсе, что задаешь много вопросов?
— И?.. — раздраженно бросила она. — Что из этого?
Пауза.
— Ты рассказывала обо мне родителям? — спросил Юзи.
— А что тут рассказывать? Что какой-то охранник заходил курнуть и ушел не попрощавшись?
— Мне казалось, ты говорила, что я национальный герой.
Она покачала головой и рассмеялась. Юзи улыбнулся, достал из бардачка косяк и бросил его на колени Галь. Та подожгла его и шумно вдохнула. До Юзи начало доходить, почему он захотел ее увидеть, и ему стало неуютно. Что-то в ее словах цепляло его, коробило, не давало покоя. Но все равно он чувствовал, как по телу разливается теплота, энергия.
— Слушай, — спустя какое-то время сказала Галь, — хватит этой пурги. Терпеть этого не могу. Если хочешь меня трахнуть, так и скажи.
Юзи колебался.
— А если бы я сказал, — проговорил он, — что бы ты ответила?
— Кто знает? — отозвалась Галь. — Это зависит от настроения.
— Ты ребенок, — сказал Юзи.
Галь закатила глаза.
— Мне нужно вернуться через час, — сказала она.
«Порше» к этому времени уже мчал по Хангер-лейн, и Юзи вывернул на трассу А40, в сторону Оксфорда. Поток редел, и машина стала набирать скорость, все выше и выше выжимая стрелку спидометра. Двигатель разогнался до приятного урчания. Галь курила, глядя в окно. Наконец Юзи нарушил молчание.
— Ладно, — сказал он, — для начала отсоси мне.
— Что? Сейчас?
Юзи еще глубже вдавил педаль газа. Галь смотрела на него сквозь клубы дыма, за спиной у нее мелькали огни; потом она капризно пожала плечами и, отстегнув ремень безопасности, легла ему на колени. Ширинку она расстегивала неловко. Юзи видел тонкую полоску кожи там, где ее рубашка вылезла
Голова девушки задвигалась вверх-вниз. Кто знает, какие тайны сокрыты в этом маленьком черепе? Она спрашивала о его новой работе. Она спрашивала, связано ли это с Израилем. Когда Галь нашла свой ритм, Юзи откинулся на спинку сиденья; руль за ее головой казался нимбом. Как-то связано с Израилем. С чего ей об этом спрашивать? «Это не шпионский синдром, — подумал Юзи. — Это по-настоящему». Тот факт, что она с готовностью сосала ему член, только подтверждал его страхи. В конце концов он был у нее дома, когда Бюро вломилось к нему в квартиру. А к тому времени, как он вернулся, его ждали.
Юзи потянулся к бардачку и достал оттуда шприц. Возможно, Бюро наблюдает, но от этого риска никуда не денешься. Стрелка спидометра проползла мимо отметки сто двадцать. Галь стонала, но не нарушала ритма. Юзи поднял шприц, потом замер в нерешительности. Лава затапливала пах, начиная глушить мысли. Сколько этой девочке? Семнадцать? Неужели Бюро могло завербовать семнадцатилетнюю девочку? Возможно, она старше, просто изображает школьницу. Но возраст очень тяжело скрыть. Что, если она невинна? Образ Анны Марии мелькнул перед глазами, потом череда других убийств по приказу Бюро, потом Надим Сам Каакур и Рам Шалев, потом мертвое лицо русского, Абелева, с зияющей дыркой от пули во лбу. Что, если он ошибается насчет Галь? И даже если он прав — стоит ли отнимать у нее жизнь, чтобы сделать свою чуть-чуть безопаснее? Его миссия несравнимо важнее той, какую могли поручить ей, и она мешается у него под ногами. Но неужели он опустится до уровня премьера? Неужели она заслуживает этого?
Он замер, как ему показалось, на целую вечность, зажатый между двумя мирами; потом положил шприц обратно в бардачок. «Порше» летел на скорости сто двадцать миль в час. «Я сохранил ей жизнь, — подумал Юзи. — Я сохранил ей жизнь». Теперь все его тело дрожало, давление становилось невыносимым. Галь издавала тихие гортанные звуки, и это почему-то невыразимо возбуждало. С глухим стоном Юзи кончил ей в рот; по его телу, волна за волной, проходили конвульсии, девушка вобрала его глубоко, заглатывая. Машина, ночь, темнота — все гудело вокруг них, унося вдаль.
27
— Адам? Адам?
Сьюзи Фельдман мягко положила руку на плечо сыну, ожидая, что он сразу отреагирует. Но Адам продолжал смотреть перед собой, на вазочку с мороженым. Потом он слегка вздрогнул и поднял глаза.
— Милый, ты витаешь в облаках, — сказала она. Потом хотела что-то добавить, но передумала. — Ешь мороженое, — пробормотала она. — Растает.
Адам заставил себя улыбнуться, погрузил ложку в снежный пик и принялся есть. Холод пощипывал язык, оживляя чувства, как будто саму жизнь впрыскивали ему в организм. Он проглотил ложку, потом еще одну, представляя, что каждая переносит его на шаг в прошлое и когда вазочка опустеет, он окончательно проснется и будет ребенком.