С детьми в лесах. Педагогическая флоэма с элементами осмоса и космоса.
Шрифт:
Костер. Душистый чай, сразу два котла. Иначе на всех не хватает. Беседы и песни. Торжественная ночь вокруг нас, с соснами, застывшими по берегам и с далеким криком совы. Но постепенно всех морит усталость, народ расползается по палаткам. Кто-то идет умываться и чистить зубы перед сном. Вода парит, теплая, мягкая. В ней отражаются звезды. И вдруг – яркий прочерк, и в воде, и на небосводе! Метеорит! Затем – еще один. Кто-то уже бежит к палаткам с новостью – и вскоре на берегу собирается почти вся группа. Все напряженно вглядываются в темноту над головами.
– Вот он, летит! Шикарный! – А вон там, на западе – еще! Ого! Вот это да! Вон еще! Какой хвостище!
Народ взволнован. Сон как рукой сняло. Многие видят поток Персеид впервые!
Это экскурсия мгновения. Её нельзя запланировать и предусмотреть. Она может быть очень хрупкой, её можно легко нарушить, разбить, в ней можно легко потерять очарование. С ней необходимо быть очень бережно. Она – спонтанна. Как спонтанны и чувства, охватившие сейчас ребят. Они, эти эмоции и чувства, драгоценны. Это – экскурсии для души. Они скоротечны, но имеют длительное послевкусие. И долго потом, даже через много-много лет, словно росчерк метеорита, в памяти многих будут всплывать ярко и четко – эта ночь, таинственный крик совы, этот костер на берегу, эти песни с друзьями… Мама, мы видели Персеиды! А помните, как мы смотрели метеориты на Киркидееве в пятнадцатом году, в августе?!
Потом они покажут их своим детям.
– А где Орион? – А его еще нет.
– А когда он будет?
– Зимой приходите!
Все четыре типа вышеуказанных экскурсий можно использовать в зависимости от сиюминутных или долгосрочных целей и задач, а также от качества и состава собственно экскурсионной группы, варьируя и гибко заменяя, где нужно, один тип экскурсии на другой. В этом и состоит настоящее искусство «гида по природе». Нередко получается и так, что в одну и ту же экскурсию получается соединить части (случайно ли, преднамеренно) разноплановых экскурсионных типов.
ЛЕСНОЙ КРАЙ
Внутри моей страны – еще одна страна.
И даже джип туда не доезжает.
Там нет дорог. Там только тишина.
И озеро осоку отражает.
Туда пройти возможно лишь пешком,
Чащобы и ручьи превозмогая.
По горизонту частым гребешком
Там синь лесов от края и до края.
Больших лосей и крошечных синиц
Тот край в своих чертогах прячет,
Пугая чужака огнем зарниц
В ручьях текучих, в старицах стоячих.
Там много таинств, что не знаешь ты,
И истин, так мучительно искомых; -
Когда ночами бледные цветы
Влекут к себе роскошных насекомых.
Там нет людей. Болотам и борам
Там поклоняются другие виды
древнее нас. Как в небывалый храм
Зайди туда – и, помолившись, выйди!
У КАЖДОГО ИЗ НАС СВОЯ АННАПУРНА
В дикой природе современный человек пребывает, по сути, в одном из трех состояний. Первое – самое обычное для горожанина – тревожное, некомфортное, полное опасений за свою жизнь. В нем человек признается самому себе, что побаивается природы и мало знает о её законах и тайнах. Начиная свои скитания и путешествия (если, конечно, они действительно начинаются, а не составляют редкие, раз от разу, посещения загородных парков), человек может приобретать известный вкус к «общению» с природой. Он начинает многое понимать в ней и в себе. Происходит некий пересмотр ценностей – как материальных, так и духовных. Природа становится ближе. Хотя по-прежнему представляет собой трудность, препятствие, преодоление, вызов. Отвечая на который, человек путешествующий растет. Эволюционирует. Это – второе состояние. Оно может продолжаться довольно долго по времени, так как носитель этого состояния еще и сам толком не решил – в кого же он превращается: остается ли любящим прогулки пытливым горожанином, либо же матереющим знатоком, уже не ведающим своей дальнейшей жизни без погружения в дикую природу. Этот процесс – упоителен. Но совершенно не каждому человеку его нужно проходить, испытывая себя. И – для каждого человека он индивидуален.
Наконец, некоторые скитальцы постигают дзен. Они становятся апологетами странствий и путешествий. Они «подсели на иглу». Их жизнь практически становится частью дикой природы, с редкими выходами к «людям», в цивилизацию. Матерые путешественники давних времен, все – от Арсеньева и Роборовского до Амундсена и Фосетта – ярко описывают это свое внутреннее состояние, не позволяющее им уже никоим образом изменить стиль жизни и упасть на мягкий диван в халате и тапочках.
«…И умру я не в летней беседке
от обжорства и от жары,
а с небесной бабочкой в сетке
на вершине дикой горы».
(В.Набоков, вольно цитируя Н.Гумилёва, 1972).
Человек, попавший (впавший) в это третье состояние – довольно редок. Это и понятно: чтобы прийти к такому, необходимо время, опыт, мастерство. И даже – мощное здоровье. Порой диву даешься, читая дневники полузабытых путешественников – какие трудности они преодолевали, какие лишения терпели, какие проблемы решали?! Уж мыслимо ли такое? Под силу ли такие потуги современному туристу? А уж тем более – современному школьнику?
Еще более восхищает и пугает (у прославленных и не очень первооткрывателей) то обстоятельство, что чудовищные (по размаху географии, по бедствиям, выпадавшим на их долю, по невзгодам и полуголодному существованию) походы свои они нередко совершали практически в одиночку или с одним-двумя товарищами-помощниками! Упомянем хотя бы для примера Сэмюэля Хирна (исследователя Крайнего Севера Канады), Вильялмура Стефанссона, Владимира Арсеньева, мужественную исследовательницу Тибета Александру Давид-Неэль, покорителя Аннапурны (первого покоренного человеком восьмитысячника!) Мориса Эрцога, того же Перси Фосетта. Какими же выносливыми, терпеливыми и крепкими здоровьем кажутся нам эти личности сейчас!
Однако, какую прелесть можно находить в скитаниях на грани жизни и смерти, где за каждым перевалом, поворотом реки или снежной горой тебя ждут новые испытания холодом, голодом, болезнями, истощением душевных сил, одиночеством, наконец?! Однако, эту прелесть подобные люди – находят! И, мало того, не могут категорически без неё жить! Вот что пишет в своих дневниках великий Пржевальский, преодолевавший тысячи километров на верблюдах, лошадях и просто пешком в «грязном, оборванном белье», угнетаемый гнусом, в окружении враждебных (и часто стреляющих по экспедиции) туземцев, когда все питание группы состояло из «соломенного чая и дзампы с прогорклым салом яков»: