С этим я справлюсь

Грэм Уинстон

– Расскажите мне о вашем муже. Вы его любите?

– А как же? – ответила я самым беспечным тоном, потому что молчание было бы красноречивее слов.

– Что для вас означает любовь?

Я не ответила. Прошло минут пять, прежде чем я сказала:

– Привязанность, поцелуи… нежность, дружеская поддержка… кухня с горящим очагом, куда приходишь после дождя. Бог так любил этот мир, что отдал своего единственного сына… Фьюри узнает меня по шагам. Кошка прячет своего котенка. Дядя Стивен идет по улице, чтобы встретить меня. Достаточно?

– А секс?

Я

зевнула.

– Мужское и женское. Мужчина и женщина… Адам и Ева. Тисканье, непристойности, разврат. Дам по твоей мерзкой морде, если ещё подойдешь хоть раз… – Я замолчала.

Опять возникла томительная пауза. Ничего, могу и подождать.

Прошло минут пять.

– С чем ещё связан секс?

– Еще с психиатрами, которые норовят удовлетворить свое грязное любопытство, – отрезала я.

– С чем для вас связан брак, замужество?

– Ну, сколько можно? – вспылила я, – мне надоело. Ясно вам? Надоело.

Было так тихо, что я слышала, как тикают часы на руке.

– С чем для вас связано замужество?

– Свадебные колокольчики. Шампанское. Старые башмаки. Старые вонючие башмаки. Одолженные у знакомых вещи. Что-то синее, печальное. Подружка невесты. Конфетти.

– Вы говорите скорее о свадьбе, а не о браке.

– Вы просили говорить все, что придет в голову! – опять разозлилась я. – Мне и так нелегко говорить все это. Чего ещё вы ждете? Если этого мало, я…

– Не волнуйтесь, если вам неприятно, можем перейти к чему-нибудь другому.

Так и пошло. В следующий вторник у нас произошла настоящая стычка. Потом я замолчала и за полчаса не издала ни звука. Притворилась, что задремала, но Роумэн не поверил. Тогда я принялась считать про себя и дошла до тысячи семисот.

– Какие ассоциации вызывает у вас слово «женщина»?

– Женщина? Ну… просто женщина и все.

Я расслабилась и стала представлять, как беру препятствия, преодолеваю с Фьюри барьеры.

– Женщина, – повторил он, когда прошло довольно много времени. – Неужели это не вызывает никаких ассоциаций?

– Вызывает… Венера Милосская. Сука. Самка… Корова. Однажды я видела, как на улице сбили собаку. Я первая подбежала к ней, и она разорвала мне рукав зимнего пальто, а на тротуаре кругом была кровь, и парень, который вел хлебный фургон, все твердил, что не его вина, а я кричала ему «Твоя, твоя, нужно лучше смотреть!», а бедная дворняга сдохла у меня на руках, ужасно было, когда она вдруг обмякла, просто обвисла, как тяжелая мокрая тряпка, я не знала что делать, и оставила её там, затащив за мусорный ящик, чтобы потом вернуться, но когда пришла домой, мне так досталось за порванное пальто и руки в крови! Странно, как вам удается выкапывать из моей памяти такие вещи.

Роумэн промолчал. С каждым разом он говорил все меньше и меньше…

– Вы хотели знать о сексе, – не унималась я. – Ходите все вокруг да около, а интересует вас только это. Это вообще единственное, что интересует людей вашей профессии. Ну, так вот, могу вам сказать, что меня это совсем не интересует. Марк потому меня к вам и отправил,

что я не хочу с ним спать! Он ведь вам так и сказал, верно? Так оно и есть. Но я не хочу, чтобы меня рассматривали под микроскопом, как урода, всем на посмешище… только потому, что мне не нравятся то, что нравится другим! Понятно? Что бы я ни говорила, вы стремитесь вывернуть и истолковать в одном смысле. Я вас раскусила. У мужчин мозги набиты только грязными мыслями, но психоаналитики дадут все сто очков вперед! Господи, не хотела бы я быть вашей женой! У вас есть жена?

После паузы он спокойно сказал:

– Продолжайте, говорите только то, что думаете. Но постарайтесь расслабиться. Не зажимайте себя, запомните, меня это не шокирует.

Не шокирует? Как бы не так! Я такое могу наговорить, если разойдусь. Непристойные стишки, например, которым меня учила Луиза. Он и половины их не слышал.

– Скажите, миссис Ротлэнд, не считая того, что вы не испытываете влечения к своему мужу, счастливы ли вы в других отношениях?

На этот раз я сумела заткнуться.

– Я хочу сказать, получаете ли вы удовлетворение от полноценной жизни?

– Почему нет?

– Ну, я бы очень удивился, если это так.

– Это только ваше мнение.

– Я полагаю, большую часть времени вы живете в странной изоляции, не испытывая настоящих человеческих чувств. Нет, иногда вы чувствуете, поскольку полагаете, что должны это чувствовать, а не потому, что действительно вас охватывают эмоции.

– Мне лучше знать.

– Не обижайтесь, я хочу вам помочь. Не чувствуете ли вы временами свое превосходство над другими людьми, которые не могут справиться со своими эмоциями? Не стыдитесь, когда сами даете им волю?

Я пожала плечами и покосилась на часы.

– И не является ли это чувство превосходства над другими попыткой подавить более глубокую первичную реакцию, вызванную завистью?

– А вам нравятся истерички? Мне – нет.

– Я говорю не об истерике, а о нормальных естественных чувствах, очень важных для свободного человека.

Я поправила бретельку на плече, которая вовсе не соскакивала.

– Истерию вылечить легче, чем ваше состоянием – продолжал он. – Вы нарастили такую прочную защитную оболочку, что если не постараетесь из неё выбраться, она будет твердеть до тех пор, пока ваше собственное «я» не задохнется.

– И вы считаете, что эти разговоры помогут?

– Да, но только при определенных условиях. Нарушая обычное правило, я сам вам объясняю ваши проблемы, хотя время ещё не пришло. До сих пор, миссис Ротлэнд, если не считать одной-двух редких вспышек, как сегодня, вы все время следили за каждым своим шагом. Как только на кончике вашего языка оказывалась действительно свободная ассоциация, вы немедленно умолкали. В этом нет ничего необычного, особенно для такой восприимчивой женщины, но я прекрасно вижу разницу между невольной сдержанностью и сознательным подавлением эмоций. Психоаналитик может помочь пациенту только в том случае, если тот сам старается себе помочь.