С Евангелием в руках
Шрифт:
Анна Франк ничего не знала ни о Терезе, ни о Симоне Вайль, ни об Эдит Штайн. Эдит не знала ни об Анне, ни о Симоне, но все они каким-то удивительным образом делали одно и то же – верою «стремились к лучшему, то есть к небесному; посему и Бог не стыдится их, называя Себя их Богом» (Евр 11: 16). Читая дневник Анны Франк, видишь, насколько ничтожно, несмотря на всю свою мощь и силу, зло и насколько бесконечна ценность жизни, вопреки всей ее хрупкости и быстротечности. И понимаешь, до какой же степени ответственны все мы друг за друга, совершенно независимо от того, кто мы – sive reges, sive inopes, erimus coloni, то есть «цари ли мы или бедные поселенцы», как говорил некогда Гораций.
Арестованная в Амстердаме, Анна попала сначала в пересыльный концлагерь Вестерборк (за два года до нее здесь была Эдит Штайн), потом – в Освенцим, затем – в Берген-Бельзен. Мы ничего не знаем о том, как сложилась ее жизнь в концлагере, ибо дневник остался в Амстердаме. Однако в Берген-Бельзене в то же самое время находилась другая еврейская девочка – двадцатилетняя тогда Хедике Жмук, оставшаяся в живых и известная теперь как Хеди Фрид. Свою историю она описала в книге «Осколки одной жизни», вышедшей на русском языке в переводе С. Завражиной и при участии самой Хеди Фрид, в Москве, в том же издательстве «Рудомино», которым было предпринято издание «Убежища».
«Мы опять в товарном поезде, – пишет Хеди Фрид. – Неужели они в конце концов отравят нас газом?.. Прошли еще день и ночь. На третье утро мы остановились. Открылась дверь, и яркое солнце ослепило меня. Я услышала пение птиц и, когда глаза привыкли к свету, увидела яркую зелень. Широкие поля, трава, деревья… Живы ли мы еще?» Хеди действительно не знала тогда, жива она или уже находится в лучшем мире. Тот ад, через который прошли она и ее подруги, был много страшнее, чем описанный у Данте, однако и отсюда есть выход.
Выход этот – любовь. Именно ей, но никак не ненависти учат нас эти удивительные судьбы. Любовь к Богу и людям, любовь к тому миру, где поют птицы и светит солнце. «Если человеку страшно, если он одинок и несчастен, пусть поедет за город, туда, где он будет совсем один, наедине с небом, природой и Богом. Только там, только тогда он почувствует, что всё так, как должно быть, и что Господь хочет видеть людей счастливыми.» Так писала Анна Франк, которой на пороге третьего тысячелетия было бы всего лишь семьдесят лет.
Русские странницы
«Призрак голода страшен. Он выворачивает наизнанку внутренности и не дает заснуть. Просыпаясь по утрам, при виде маленькой корзинки на расшатанном стуле я думала со страхом, будет ли у меня сегодня достаточно еды. Такой страх можно победить только молитвой. Я становилась на колени у постели, как ребенок, и говорила Богу: Господи, прости, что я спросонья сомневалась в Тебе». Так пишет в «Историях русской странницы» баронесса и монахиня в миру Екатерина де Гук-Дохерти (1896–1985).
Эта книга, написанная по-английски, впервые вышла в переводе на русский в 1999 году (сначала в Магадане, а потом в Москве, где была напечатана в типографии журнала «Истина и Жизнь»). Ее автор Екатерина Колышкина-Дохерти родилась в России, близ Нижнего Новгорода, затем оказалась в Екатеринославе, в детстве жила с родителями в Греции, а потом в Египте, где блестяще освоила греческий и арабский. Бывала на Святой Земле, познакомилась с жизнью бедуинов, а на улицах Александрии и Каира узнала, что такое нищета, оспа, проказа и так далее. И чуть было не стала женой египетского паши.
В ранней юности вместе с родителями Екатерина перебралась в Париж, потом вернулась в Россию, в Тамбовскую губернию, где узнала жизнь русской усадьбы. Пятнадцати лет от роду вышла замуж за барона Бориса де Гука и таким образом стала баронессой. 1914 год застал де Гуков в Риге (там находилось их родовое поместье), где Екатерина окончила курсы сестер милосердия; затем вплоть до революции она служила в действующей армии, отвечая за солдатскую кухню и зону отдыха.
После революции де Гуки попадают под домашний арест в собственном имении неподалеку от Выборга, местные коммунисты заявляют, что они «должны умереть голодной смертью», и морят их голодом. «Распухшая и худая, я выглядела смехотворно. Потихоньку таяла. Волосы стали выпадать прядями. Голова покрылась проплешинами… Время от времени приходил кто-нибудь из деревенских жителей и бил по лицу». Затем барона и его жену освобождают – начинаются годы странствий, безденежья и жизни вдали от родины: сначала в Англии, потом в Канаде и во Франции. В Париже Екатерина знакомится с Маритэном, Жильсоном, Мунье и Бердяевым.
В Канаде ей сначала приходится трудно: она бедствует и работает в прачечной, но потом становится известной и, путешествуя по всей стране, читает лекции, собирающие множество слушателей. «И когда я опять разбогатела, – пишет Екатерина, – мечта вернулась вновь». Ее мечта – стать бедной не в силу печальных обстоятельств, но добровольно. Распродав все вещи и раздав деньги нищим, русская баронесса поселяется среди бездомных, люмпенов и чернорабочих и полностью разделяет с ними все трудности их жизни. Становится одной из них.
Живя в трущобах, Екатерина не чувствовала себя чужой среди канадцев, поскольку ее бабушка (дочь художника-анималиста Верне) была француженкой и в их семье было немало католиков. Поэтому в условиях, где не только не было ни одного православного, но вообще никто не знал, что такое православие, она естественно становится католичкой. В полной тишине и незаметности она служит тем, кому совсем плохо. Ее задача – не только помочь этим беднякам, но и каким-то образом показать, что помочь им может не коммунистическая идея, но верность Иисусу и Его Евангелию.
В 1939 году Екатерина оказывается в Варшаве, где, вспомнив о своей квалификации, полученной в годы Первой мировой войны, работает в городском госпитале, спасая жизни искалеченным в результате бомбардировок старикам, женщинам и детям. «Врачи непрестанно продолжали требовать нитки, иглы и так далее. Времени на молитву не было. И до сих пор, когда я слышу в новостях сообщение о какой-нибудь трагедии, я мысленно кричу: прекратите!» Из Польши она попадает в Венгрию, оттуда в Чехословакию и только затем (благодаря канадскому паспорту) возвращается домой, в Торонто.