С голубого ручейка...
Шрифт:
К этому времени на город успели спуститься сумерки - было то время, когда фонари на улицах ещё не горят, но ясно, что вот-вот зажгутся. И снова я стоял на обочине, пытаясь поймать машину, и снова Полина пряталась за моей спиной, вцепившись в брючный ремень. Вот только водители в этот час были сама нелюбезность. Ехать предстояло по Кольцу, через весь город, так что можете представить, какую цену они ломили...
Уже за полночь, когда за окнами сгустилась непроглядная темнота, слегка разрываемая слабым светом уличных фонарей далеко внизу, мы наконец-то оказались дома. Только не подумайте, что до появления Полины у меня был живописный беспорядок с разбросанными там и сям носками и
Просто полгода назад, ранней весной, выписав в риэлтерской конторе чек на известную, заранее оговорённую сумму, подписав необходимые бумаги и получив у симпатичной девушки заветную связку ключей, я впервые переступил порог этой квартиры уже не как гость, не как возможный покупатель, а как законный, полноправный владелец. Нищий владелец - с долгом, который мне предстояло выплачивать добрых два года. От прежних хозяев мне достались только сломанная кровать без спинки, и колченогий, шатающийся от малейшего прикосновения обеденный стол, так что прошло две недели, прежде чем я смог поселиться здесь по-настоящему, а на ремонт, на настоящий ремонт с перекладыванием паркета и переклеиванием обоев пока не было ни денег, ни времени.
А сейчас в этой самой квартире, в большой комнате стоит у стенки босая черноволосая девушка и с интересом, и не без лёгкого страха всё это рассматривает. И выцветшие обои, два окна, скрытые за занавесками, и выходящую на балкон дверь. И накрытый скатертью обеденный стол - тот самый, который я сумел починить и использую теперь в качестве письменного. На столе лежат несколько книг и придавленный ими огромный, развёрнутый рулон бумаги, а рядом - выключенная пишущая машинка с поднятым экраном. Та самая статья, над которой я работал. А над столом висит на стене огромный фотоколлаж - иглолёт, летящий в солнечном синем небе, среди белых облаков, так высоко, что земли не видно. Подарок коллег по работе на день рождения, который они мне сделали года два тому назад.
Ну, а мне сейчас совсем не до статьи. Надо девушку покормить - голодная ведь, после всех этих треволнений и беготни. И уложить спать - или здесь же, в большой комнате на диване, или на тахте у себя в маленькой, а самому переселиться сюда, в большую. Её бежевый чемодан притулился здесь же, у стены, а серо-коричневый рюкзачок примостился сверху, на чемодане. А что свои домашние тапочки она забыла в общежитии - это мы только что выяснили.
Она не проснулась утром, когда я вставал, собирался на работу и завтракал. После недолгого колебания я всё же устроил её в большой комнате на диване, а перед тем, как уйти, заглянул к ней. Смотрю - посапывает на боку, положив ладошку под щёку, разметав по подушке чёрные волосы. Одеяло сползло чуть ли не на пол, и я решил подойти, чтобы его поправить - и тут под ногами предательски хрустнул паркет, и видимо, это её и разбудило. Она вскинулась, натянув одеяло чуть ли не до подбородка. А я, улыбнувшись, положил рядом на стул две красненькие бумажки - на хозяйство. А сверху - запасную, бесполезную до того связку ключей.
Уже на улице, торопясь на работу, я не без удовольствия подумал, что на кухне её ждёт ещё один сюрприз: горячий чайник и два блинчика с мясом, остывающие на сковородке - всего было пять, но три съел я сам. Конечно, у девушек порой есть все основания для того, чтобы опасаться нас, мужчин. Но иногда им стоит получать и приятные сюрпризы.
Зато следующим вечером сюрприз, тоже приятный, ждал меня самого. Накануне, в метро, а потом в кафе и на берегу я видел её растрёпанной и заплаканной. А после, во время всей этой беготни и вовсе не особенно её рассматривал. Зато вечером следующего дня, когда я впервые позвонил в дверь своей квартиры...
Волосы. Иссиня-чёрные, словно ночное небо, слегка вьющиеся, чуть длиннее плеч и при этом невероятно пышные и густые. Словно языки пламени, охватившие милое лицо. Само лицо, вроде бы оставшееся прежним, но в то же время неуловимо похорошевшее. Носик маленький, изящненький, брови тоненькие, дугой. Глаза тёмные, карие, на удивление глубокие - кажется, будто в них светятся маленькие звёздочки. И улыбка. Невозможно описать, какая у неё улыбка. От такой улыбки должны звёзды зажигаться, точно.
Она отступила в сторону, явно довольная произведённым эффектом. На ней были тоненькие тренировочные брючки - как я понял, "для дома", белая в красную клетку рубашка навыпуск, маленькие тоненькие часики-браслетик на левом запястье... Когда я вошёл, протянув букет из трёх розовых роз, который до того держал в опущенной руке, милое лицо буквально осветилось:
– Это мне?
Вот так, почти год назад всё и началось. С нашего первого настоящего ужина в тот вечер. И с моего возвращения на следующий день, когда я нашёл свою квартиру до того прибранной и вымытой, что входить страшно было. С нашей первой совместной прогулки по городу в ближайшие выходные. И с первой поездкой в аэроклуб где-то месяц спустя, когда я прокатил её над городом на лёгком одномоторном "Фальке". Если вы хотите покорить сердце девушки - покатайте её на маленьком самолётике, сделав несколько не слишком сложных фигур. Если бы вы видели, как сияли глаза Полины, когда мы приземлились.
И с нашего второго визита в Университет примерно через неделю - сначала в кабинет к ректору, а потом и в другое общежитие, мужское. В этот раз с нами был участковый офицер полиции и двое городовых, и я не без удовольствия посмотрел, как на двух хамах, лазающих по ночам в девчачье общежитие, защёлкнули наручники. Те, кто любит ругать Федеративную Республику за косность и неповоротливость, как правило, не читают законов и не задумываются над тем, что machine d'Йtat (государственная машина - фр.) устроена не так уж плохо. Надо просто знать, как действовать в таких случаях. Не скажу, что всё было легко и просто - но большая проблема, свалившаяся на маленькую девушку, перестала существовать.
А наши с ней лыжные прогулки за город - месяца через два, когда наконец-то выпал долгожданный снег. Танцы вечером в "Лесной поляне", в зале перед камином, в котором так весело потрескивают горящие поленья. Первая сессия Полины в университете, которую она сдала на "десять" и "двенадцать", с гордостью продемонстрировав мне табель с оценками. И наша первая настоящая ссора - когда однажды, уже после сессии, вполне намеренно вернувшись из командировки несколько раньше, обнаружил у себя в комнате двух миленьких светловолосеньких подружек за ужином, который они накрыли прямо на полу, на расстеленном покрывале. Очень мило накрыли - в углу пел-заливался приемник, а на самом покрывале, в центре даже бутылочка стояла.
– Анатолий, познакомьтесь, - сказала заметно смутившаяся Полина.
– Это мои подруги по институту, Наташа и Юля. Помните, я вам рассказывала?
– Очень приятно, - ответил я, прихлопывая музыку.
– А теперь, Наташа и Юля, сию же секунду вон отсюда!
Ссора у нас тогда вышла знатная. И почему только девушки, когда злятся, становятся такими красивыми? И кто будет говорить, что удержать бешеную кошку легче? На меня кричали - как только потолок не рухнул. Меня били - маленькими кулачками по груди. "Ты ничего не понимаешь!.. Это - мои подруги, они мне помогают!.. А ты - дурак, дурак, дурак!.."