С голубого ручейка...
Шрифт:
Где-то на полпути я попытался скосить глаза - проверить, действительно ли спит Полина. Она и в самом деле спала, но стоило мне пошевелиться, подняла голову, потёрлась носом о мою щёку. Теперь, уже не боясь разбудить, можно было тихонько шепнуть ей на ушко:
Мчим стрелой над облаками,
Нас трясёт на вираже.
Ну, прощай, Столица! С нами
Не увидишься уже...
Тучи-ветры вниз уплыли,
И темнеет небосвод.
В океане звёздной пыли
Продолжается полёт.
– Толик, что это?
– тихим шёпотом спросила Полина.
–
– Просто придумались.
Слева от прохода, на один ряд впереди сидел толстяк с двумя подбородками, читая глянцевый журнал с роскошной кинодивой на обложке. Почувствовав мой взгляд, поднял голову, посмотрел на нас - и снова уткнулся в своё чтиво.
Слева яркая обложка,
Глянь: сосед на нас глядит...
Со мной рядом у окошка
Диво-девушка сидит.
Её волосы темнее,
Чем ночные небеса.
И, любых других нежнее
Смотрят карие глаза.
– Толик, да ты - сумасшедший!..
– зашептала Полина.
– Просто влюблён. Все влюблённые - поэты, а я безумно люблю одну маленькую черноволосую девушку, которая никак не хочет поверить в то, что любима...
– Нет, ты точно сумасшедший. Только маме не читай, не поймёт...
Так мы летели. Я разжал пальцы - и выпущенная авторучка медленно опустилась на откинутый столик. Тем временем Полина снова устроилась на моём плече и снова задремала. Долог путь до города у моря. Хотя тогда он пролетел для меня в одно мгновение.
Зато посадка была далеко не мягкой. Мы входили в атмосферу, здорово потряхивало, тот самый толстяк потянулся к пластиковому пакету, впереди у одной пассажирки заплакал ребёнок, а Полина, как всегда, крепко-крепко сжала мои пальцы. Я обнял её за плечи, притянул к себе - запрещено, ну да бог с этим, я-то знаю, что не так страшен чёрт, как его малюют, и шепнул на ушко несколько ободряющих слов. Всё равно мои пальцы она выпустила только тогда, когда мы, покачиваясь, выруливали к зданию аэровокзала. За иллюминатором медленно проплывали бетонные полосы, стоящие "ёлочкой" вдоль полосы воздушные суда с поджатыми крыльями, крошечные фигурки в чёрном и оранжевом далеко внизу, серые брезентовые рукава втянутых в стену трапов. Потом обзор закрыла и сама стена, сложенная из толстых бетонных плит, в стыках между которыми кое-где росла травка.
Мы вышли последними - терпеть не могу этой толкотни, когда все торопятся так, будто опаздывают на пожар или на свадьбу. Как всегда, Полина шла рядом, крепко, словно боясь потерять, держа меня за руку - но стоило нам оказаться в полном народа зале, как она заволновалась, запрыгала. А потом и вовсе, высвободив руку, бросилась вперёд, прямо на шею симпатичной даме в очках.
– Мама, мамуля, мамочка!..
А они и в самом деле похожи - мама тоже невысокая, тоже черноволосая, с маленьким прямым носом и с приятной улыбкой, пусть и не такой нежной и чарующей, как у дочки. Впрочем, на то она и мама, на то она и несколько старше. И очки носит.
– А вы, значит, и есть Анатолий?
– спросила мама, высвобождаясь из дочкиных объятий.
– Очень приятно!
Отпустив ручку клетчатого чемодана на колёсиках - того самого, с которым Полина когда-то переехала ко мне, я поклонился, ловко поймал мамину руку и поднёс к губам. Маленькая придумка, когда-то давно, до того, как в моей жизни появилась Полина, очень нравившаяся знакомым девушкам. Правда, мама от такого "галантного реверанса на все случаи жизни" слегка опешила.
– Ой, что вы!
– воскликнула она.
– Нет, спасибо, конечно, Анатолий, только у нас по-простому...
На просторной, выложенной серыми плитами площади перед зданием аэровокзала было много людей и много машин. Фырчали моторами автобусы, зазывали пассажиров таксисты, стояла очередь перед кассами следующей в город электрички. Мама нас торопила - ехать долго, почти час, и она хотела, чтобы мы смогли занять места поудобнее. Знать бы ей, что эту маленькую проблему я решил ещё дома, в Южно-Российске. Оставив маму с дочкой на ступеньках перед главным входом и сбросив с плеч рюкзак, я быстро взбежал на выложенный полированным камнем парапет. Кажется, вслед мне что-то кричали. Но, не успев ответить, я уже видел в стороне у стены симпатичного парня в куртке и шофёрской фуражке, державшего на длинном шесте плакат с моей фамилией.
– Напрасно вы так, Анатолий!
– пеняла мне мама минут через пятнадцать, когда новенький таксомотор мчал нас по широкому шоссе в город.
– Мы, конечно, вам очень благодарны, но вы и так много для нас сделали. И так много тратите.
Я оглянулся. Маму с дочкой я пустил назад - не виделись без малого год, так пусть уж наговорятся. Правда, это означало, что я не могу, как привык в таких случаях, посмотреть в глаза или нежно сжать тонкие пальчики. Шанс выплатить долг за покупку квартиры уже в будущем году стремительно сокращался - это правда, но не скажу, что я так уж сильно об этом жалел. Но, всё же, наверное, не следовало выдавать вслух ту глупость, какую тогда сказал я:
– Поверьте, она того стоит.
Город начался неожиданно. Мне казалось, что мы ещё долго будем мчаться среди зелёных лесов, в которых преобладали тополя и берёзы, и не менее зелёных лугов и виноградников почти без признаков жилья, если не считать таковыми время от времени попадающихся маленьких, сколоченных из сероватых, потемневших от времени досок, сарайчиков. Как вдруг на высоком бугре появилась треугольная стела с крупными белыми буквами: "Лермонтов". И вот уже, обгоняя неспешно ползущие троллейбусы, таксомотор мчится по широкой улице, обсаженной деревьями по обеим сторонам. Справа и слева стоят невысокие дома - в один, в два, редко когда в три этажа. Широкие тротуары выложены разноцветной узорной плиткой, то справа, то слева мелькают поперечные улочки и скверики, где растут каштаны и липы, а над витринами магазинчиков, которых довольно много в первых этажах, висят полосатые тенты.
А как позабавил меня полосатый серо-дымчатый котёнок, гревшийся на солнце на чугунной решётке тротуара, прикрывавшей корни росшего на улице дуба. Таксомотор остановился напротив рубленного трёхэтажного деревянного дома с балконами и резными наличниками. И, пока я расплачивался с водителем и принимал у него вещи, Полина заметила этого котёнка. Подошла, присела на корточки, погладила мягкую серую шёрстку кончиками пальцев:
– Привет.
Оказалось, что она с родителями живёт на третьем этаже этого самого деревянного дома. Прежде о таких домах мне лишь приходилось слышать - видел же я такой впервые. И в самом деле, настоящий многоквартирный дом со всем, что положено - с просторным подъездом, ведущей наверх скрипучей лестницей и дверьми квартир, выходящими на лестничные площадки. Даже с обязательными почтовыми ящиками между вторым и третьими этажами. Нет-нет, почтовые ящики здесь вовсе не были деревянными. Напротив, они оказались вполне современными, из стекла и металла.