С именем ветра
Шрифт:
Шейн появился, неся в руках вино и две кружки, в зубах был штопор. Он сел в кресло и начал возиться с бутылкой.
Ты упал в море?
– На улице вообще-то дождь, - ехидно ответил Шейн.
От дома до дома не больше трехсот футов.
– Я возвращался за вином.
И так сильно промок?
– Господи! –
Шейн не сразу обратил внимание на неестественную тишину. Наконец пробка поддалась, и он поднял взгляд на Миледи. Она сидела неподвижно, глядя на Шейна немигающим взглядом. До него дошло. Он соскользнул на пол, и на коленях прошел к дивану.
– Боже, Эм, прости! Прости, прости, прости! – он схватил Миледи за руку, и всунул в неё открытую бутылку. – На, запей. Или вылей мне на голову, только не смотри такими глазами.
Мира взяла бутылку и сделала большой глоток из горлышка. Она снова ожидала, что её захлестнёт щемящее чувство боли, но его снова не было. Вместо этого ей и правда, захотелось вылить вино Шейну за воротник, но ведь он извинился. Несколько раз.
Шейн же продолжал тараторить.
– Я решил сходить в магазин за вином, потому что мне надоел чай. Дождя еще не было, а потом он вдруг полил сплошной стеной воды, я пулей бросился сюда, но всё равно промок. Так какое у тебя было дело?
Мира махнула бутылкой в сторону ковра. Только сейчас Шейн замети, что у него под ногами разбросаны маленькие деревянные блоки.
– Откуда у тебя дженга?
Нашла.
Шейн снова поднял голову и умоляюще посмотрел на Миледи снизу вверх.
– Ты меня простила?
Я думаю.
– Поиграем, пока ты думаешь?
Мира неопределенно пожала плечами, но всё-таки сползла на пол рядом с Шейном. Они начали складывать здание и доставать из него блоки, чашки были забыты, бутылка просто передавалась из рук в руки. Соперники были равны, стройка продолжалась долго, башня стремилась всё выше и выше и не желала падать. В комнате стояла напряженная тишина. Никто не желал сдаваться, но вот Шейн сделал неосторожный жест, в очередной раз передавая бутылку, и башня неспешно, как в замедленной съемке, стала падать. Раздался грохот, блоки разлетелись в разные части комнаты, один угодил в камин и тут же вспыхнул.
Мистраль вскочила с ковра и закружилась по комнате.
– Я не проиграл! – возмутился Шейн. – Я задел её уже после того, как мой ход закончился.
Просто признай и гордо прими свое поражение.
Мира швырнула телефон в кресло и снова закружилась. Шейн хотел было возразить, но зрелище развивающихся по воздуху волос совершенно его заворожило. Опомнился он только когда Мистраль, накружившись, упала в кресло вслед за телефоном.
– Так кто же ты? – тихо спросил он, и добавил, откашлявшись: – В смысле, чем ты занимаешься, когда не зависаешь на краю света в компании малознакомых, подозрительных личностей?
Миледи задумалась.
Режиссер-постановщик танцевальных шоу. Хореограф. Пишу
Она хотела добавить в конце списка слово «пою», но решила, что это будет неправдой. Она больше не пела, по крайней мере, пока. И не известно, запоет ли ещё когда-нибудь, голос мог вернуться не таким сильным, каким был раньше. Вместо этого она дописала
…играю на гитаре и фортепиано.
Шейн удивленно смотрел в экран телефона.
– Ты ведь не могла быть какой-нибудь заурядной секретаршей или официанткой, правда, Эм? Ты всего-навсего человек-оркестр. Я рядом с тобой начинаю чувствовать себя ущербным. Но! – он поднял вверх указательный палец.
– Я умею художественно выбивать ритм, если это тебя впечатлит.
Мира прыснула и вопросительно поняла брови.
– Что? Ну-ка найди мне какую-нибудь приятную песенку на латиноамериканский манер. У тебя должно быть много музыки, раз уж это твоя работа.
Брови Миледи не опустила, но всё-таки стала шарить в телефоне. Тем временем Шейн скрылся на кухне, послышался грохот, звук открывающихся шкафчиков, звон кастрюль. Он вернулся с пустым пластиковым ведром.
– Нашла что-нибудь? Включай!
Шейн сел на прежнее место, перевернул ведро дном вверх, зажал его между колен и приготовился. Заиграла гитара, мужской голос запел на испанском. Шейн несколько секунд вслушивался в ритм, а потом стал выстукивать его о дно ведра, двигая плечам и покачивая головой в такт музыке.
Мира смотрела на его плавные движения, и вдруг подскочила с места, схватила со спинки кресла широкий цветастый палантин, в который любила кутаться, и обвязала его вокруг бедер как юбку. И принялась танцевать. Танец был похож на что-то цыганское и испанское одновременно. Шейн решил, что такой танец был бы уместен на ночном южном пляже, возле костра, песок должен лететь из-под босых ног, а рядом непременно должен быть мужчина с гитарой. Это был одновременно шуточный и очень личный танец. Он говорил о степени доверия, потому что перед чужим человеком невозможно было бы так раскрыться.
Мистраль же просто получала удовольствие. Как же давно она, оказывается, вот так не танцевала. Просто потому что хорошо, весело и момент подходящий. Мира принялась беззвучно подпевать испанцу. Она взмахивала своей «цыганской юбкой» и притопывала ножкой. Шейн впервые видел её такой. Живой, веселой, с горящими глазами, плавными манящими жестами и непокорными волосами. Вот она, настоящая Миледи. Такая, какой она была до предательства парня. Сейчас Шейн желал избить идиота за то, что погасил в ней этот огонь. Но другая его часть хотела поблагодарить неизвестного. Если бы не он, Шейн никогда бы не узнал Миледи.
Песня закончилась, Мира упала на диван и засмеялась.
– Ты очень артистично подпевала, как будто знала смысл песни. Знаешь язык?
Мистраль кивнула и взяла телефон.
Класс испанского в школе.
– И о чём песня?
Своим взглядом Мистраль выразила всё, что думает о мужском интеллекте.
О женщине, конечно!
– Ну конечно. О чем же еще может быть песня под гитару на испанском…