С киноаппаратом в бою
Шрифт:
— Ну ладно, я сам расскажу.
И он стал рассказывать так, будто выучил очерк из фронтовой газеты:
— Первого сентября наш отряд получил приказ перейти в контрнаступление на деревню Ассы и занять господствующую высоту. Немцы сосредоточили против нас большое количество пулеметных точек и гнезд автоматчиков. Наш батальон выбил их из деревни. Увлеченные преследованием врага, матросы выскочили на окраину. Домики остались позади. Мы бежали вперед, прочесывая сады и огороды. Неподалеку от меня бежали Ряшенцев и матрос Ружанский. Мы пересекали капустные гряды. Бежать было очень трудно — мешали большие скользкие кочаны. Вдруг
— Да, я услышал, как вы позвали меня, — оживился Костя, — «Ряшенцев, следите за противником — он рядом…» Дальше я ничего не мог разобрать…
— Видимо, мой голос заглушила новая автоматная очередь. Почти одновременно с Ружанским Ряшенцев ответил несколькими выстрелами. Снова наступила тишина…
— А потом Ружанский закричал: «Вижу фрицев. Они ползут к нам, двое… Берегитесь, берегитесь, товарищ комиссар!» — Костя волновался, переживая все заново.
— Автоматные очереди заглушили голос Ружанского, — спокойно продолжал комиссар. — Когда наступила тишина, я стал звать его, но он молчал. Тогда я стал звать Костю. Он отозвался и приподнял голову…
— Хотел увидеть, где немцы, — нетерпеливо вставил Костя.
— Да… Но треск и визг пуль еще плотнее прижали его к земле…
Косте не сиделось на месте, он волновался.
— Ну, и что же дальше, Костя? — спросил комиссар.
Костя с готовностью подхватил рассказ:
— Мне стало страшно, я понял, что, если не придумаю выхода, буду убит, а раненого комиссара возьмут в плен. Что же делать? Где искать выход? Слышу, застонал комиссар. Чуть приподняв голову, я увидел за большим кочаном капусты фрица. Он выглядывал, прицеливаясь в направлении Аввакумова. Я спустил курок и увидел, как дернулась голова фашиста. Неужели попал? Где же другой? А он как даст длинную очередь! Я упал на самое дно грядки, меня присыпало капустной крошкой. Осмотрелся. Слышу, комиссар опять застонал и зашелестел капустой… Фриц замер, наверное обдумывая план действий, а может быть, он решил, что я убит… Надо было перезарядить обойму… Затвор весь забит землей, вдруг откажет… Так мы лежали тихо-тихо, очень долго лежали. Вдруг я услышал шорох и увидел немца. Он стоял боком ко мне, совсем близко и держал автомат на изготовку.
Какая сила подбросила меня, я не знаю. Я вскочил и штыком его. Он упал между вилков капусты. Я бросился к комиссару. Он был жив, но потерял много крови… Неподалеку лежал мертвый Ружанский с простреленной головой…
Костя кончил свой рассказ и опять смутился.
Вот сейчас золотая надпись на ленточке его бескозырки воспринималась нами совсем по-другому.
— Скажите, Костя, вы не будете возражать, если вас переведут в качестве ассистента оператора в нашу Черноморскую киногруппу?
— Если говорить начистоту, то из своего морского батальона я никуда не хочу переходить. Спасибо вам за интересное предложение, но останусь здесь вместе с моими друзьями. — Костя встал, медленно надел каску прямо на бескозырку, отчего его лицо стало еще круглее. — Разрешите быть свободным? — Костя быстро выскочил из блиндажа.
— Жаль, мировой парень, надежный…
— А вы бы ушли из своей части? —
Часа три мы ползали по мелким окопам, ходам сообщения, снимая окопную жизнь.
Не успели немного передохнуть, как началась артподготовка. Немцы пошли в атаку. Вначале мы снимали, как выбивают огонь и пыль пулеметы, как, прищурив глаза, с серыми, как земля, лицами, строчат прильнувшие к окопной насыпи автоматчики. Потом земля стала дыбом. Лежавший рядом, такой же серый, как и все кругом, Димка исчез в облаке пыли. Совсем рядом хлестнул пламенем снаряд.
В ушах с болью лопнула какая-то тонко звенящая нить, и на мгновение я провалился в густую тишину, но только на мгновение. С новой силой закипел, засверкал оглушительный водоворот огня, пыли, треска и воя.
— Дима! Дима! — закричал я. Наконец рукой нащупал его.
Он схватил меня за руку и крепко пожал.
— Ты жив? Ну, слава богу.
Огонь стал затихать. Подувший ветерок унес облако пыли и дыма.
В голове возникла мысль: «Кому я здесь нужен со своими дурацкими съемками? Хоть бы дали автомат в руки, и я бы стал стрелять. А то лежи, прижатый к земле, даже снимать невозможно…» Невольно вспоминаю разговор комиссара перед боем, он коротко проинформировал нас о сводке на фронтах: «Дела плохи. Немцы наступают по всему необъятному фронту и подошли вплотную к Москве».
Морской батальон, в котором не было и половины личного состава, вдруг встал во весь рост, матросы посбрасывали бушлаты, надели бескозырки и в одних тельняшках, с оглушительными криками «ура!» ринулись лавиной в атаку.
Мы бежали вместе с матросами, останавливались, снимали и бежали дальше. Немцы не ждали такого маневра, оставили все и бросились врассыпную. В окопах остались только убитые да совершенно очумевшие немецкие и румынские солдаты. Они дрожали, громко стуча зубами, и невнятно бормотали: «Черная смерть», «Черная туча»… Так прозвали враги нашу морскую пехоту…
Впервые нам удалось заснять боевые трофеи. Но вскоре радость первой победы омрачилась. Комиссар сказал:
— Вам надо уходить отсюда, ребята, ночью мы отступим на более укрепленные и более выгодные рубежи. — Голос его был тверд и чуть насмешлив.
— Мы пойдем с вами! А где же эти рубежи?
Комиссар промолчал.
— Все же разрешите нам остаться дней на пять.
— Как трудно вас убедить в серьезности положения! Мой последний совет: уходите отсюда немедленно, пока еще есть возможность.
5. Сиваш
Комиссар разрешил нам переночевать в километре от передовой, в старом, заброшенном деревянном сарае. Когда мы добрались туда и легли между рядами спящих бойцов, стало темно. Подложив, как всегда, аппаратуру под голову и завернувшись в плащ-палатку, мы моментально уснули…
Я проснулся среди ночи. В черной темени раздавался густой тяжелый храп. Вдруг дверь сарая распахнулась, кто-то вошел и громко сказал:
— Товарищи! Среди вас находится диверсант! Держите его!