С любимыми не расставайтесь! (сборник)
Шрифт:
– И что, они сидели за столом и слушали?
– Да, они сидели и слушали, человек пятьдесят, не меньше, а потом, когда все танцевали, невеста нашла меня и плакала!
Дочь смотрела на него молча, сочувствуя, жалея и злясь на то, что он так переживает сегодняшнюю встречу. Она-то знала, чего это ему стоит.
– Верю, что это было так, – вздохнула она. – Но пойми, папа, у них у всех свои дела, своя жизнь, так же пылать ответными чувствами они не могут. Не сейчас, так через год они тебя забудут, это естественно. Они, наконец, окончат институт
Послышалась музыка.
Фокусник обернулся и стал вглядываться в просвет арки.
Там стояла женщина и смотрела прямо на них. Солнце светило с улицы, и ее неподвижный контур, осененный круглым нимбом ворот, был отстранен от городской суеты. Беглого взгляда было достаточно, чтобы почувствовать, что она хороша собой.
Фокусник отвел глаза.
– Кто это? – опросила дочь.
– Черт возьми, как звать, как звать, забыл, дико неудобно, мы же знакомы, она обидится.
Женщина подошла к ним. У нее был необыкновенный цвет кожи: где нужно белый, где надо розовый, где надо голубоватый. Глаза? Разумеется, серые. Волосы? Разумеется, золотые. Губы? Разумеется, полные. Нос? Разумеется.
– Здравствуйте, – улыбнулась прекрасная женщина.
10
– Здравствуйте… Познакомьтесь, это моя дочь.
– Очень приятно. А как меня зовут? – спросила она неожиданно.
Фокусник сделал вид, что вдруг в эту минуту забыл.
– Постойте… Я помнил.
Женщины рассмеялись. Дочь смеялась, как флейта, красавица – как виолончель.
– А я ему не скажу! – воскликнула знакомая. – Пускай сам вспомнит.
– Никогда в жизни, – заливалась дочь.
– Что же мы здесь стоим? – сказала женщина. – Пошли в садик.
И они оказались в садике. Фокусник сидел на скамье посередине, а флейта и виолончель – справа и слева.
– Я плохо знаю вашего папу, но мне кажется, он из тех людей, кому удобней, чтобы проходили через его комнату и мешали ему, чем проходить через чужую и мешать другим.
– Мы как-то жили за городом. Он поздно вернулся, побоялся будить хозяев и всю ночь бегал по улице в одной рубашке.
Женщины говорили, словно его здесь не было: одна – как флейта, другая – как виолончель.
– Но студенты наши: и мальчишки и девчонки – все! – они ведь никого ни во что не ставят, а за вашего папу – я что-то посмела сказать – они мне ухо готовы были откусить.
– Правда? – удивилась дочь. – Смешно.
– Я из-за этого к вам и подошла, что мне захотелось еще раз посмотреть нa этого человека.
Все это было так странно и женщина так весело улыбалась, говоря о нем, что фокусник перестал улавливать подробности разговора и теперь уже слышал только звуки флейты и виолончели поочередно. Инструменты о чем-то пожужжали шепотом, женщины встали и пошли. Фокусник с чемоданом заторопился за ними.
На углу вдруг, не сговариваясь, они разошлись в разные стороны. Он растерялся, не соображая, за кем следует идти, но тут обе музыкально рассмеялись и обернулись.
– Несчастный, мы загадали, за кем ты пойдешь, – объяснила ему дочь. – Я с вами прощаюсь, у меня дела.
Фокусник и женщина, которую звали, оказывается, Елена Ивановна, очутились посередине пустынной площади.
Был ли в вашей жизни такой разговор, изложить который кому-либо другому невозможно? Отдельные фразы можно вспомнить, но почему вдруг речь зашла об этом или о том? И как вы оказались у Зоологического сада? И как попали на вокзал?
– Вы любите абстракционистов? – спросила Елена Ивановна.
– Люблю, – ответил фокусник.
– Неужели вы действительно любите абстракционистов? – удивилась она и даже остановилась от удивления.
– Собственно говоря, абстракционистов – не очень, – сознался фокусник.
– Я почему-то была уверена, что вы не любите абстракционистов, – с облегчением сказала женщина. – И давайте всегда говорить правду, иначе ничего не получится…
– Чего не получится? – не понял фокусник и быстро взглянул на спутницу. Она шла мраморная, серьезная. Она сдула со лба светлую прядку волос. Прохожие смотрели на нее пристально. Сначала на нее, потом на него.
– Пошли на вокзал? – предложила она. – Вы любите ходить на вокзал?
– Люблю.
– Вы же обещали говорить правду, – опять остановилась она.
– Нет, серьезно… Я вообще-то не ходил так специально, но почему бы и нет?
– Пойдемте.
На вокзале было все, как обычно. Правда, если смотреть с интересом, то становится интересно. Они стояли на платформе. Фокусник боялся, что не поддерживает разговор, но Елена Ивановна как будто и не собиралась разговаривать. Тогда и он успокоился.
Провожали, толпились у вагонных дверей, рисовали на окошках буквы. А вот девушка стоит одна, плачет.
– Плачет – провожает или сама себя оплакивает? – заинтересовалась Елена Ивановна.
Фокусник хотел тоже высказать какое-нибудь наблюдение, но не нашелся.
– Надо бы как-нибудь летом поехать по старинным городам, – сказала Елена Ивановна. – Переяславль, Суздаль… Вы любите церкви, древность?
– Вообще-то нет.
– Полюбите.
Фокусник неуверенно пожал плечами, выражая тем надежду.
Вскоре и он заметил интересное: женщина в платке стояла перед вагонным окном и улыбалась.
– Надо издать указ, чтобы женщины все время так улыбались, – сказал он.
Елена Ивановна посмотрела, закивала головой и тоже улыбнулась, да еще лучше. Он тут же подтвердил:
– Да, да, так.
Она отвернулась, стала смотреть вдоль перрона, но фокусник уже не мог остановиться.
– Знаете, когда я буду помирать, я напишу просьбу, чтобы у моего гроба стояли красивые женщины. Или просто симпатичные. Пускай откуда-нибудь приведут.