С любимыми не расставайтесь! (сборник)
Шрифт:
– У нас купаются в бассейнах, – сказал римлянин.
– Разве можно сравнить бассейн с речкой!
– Вот именно, разве можно сравнить! – сказал мальчик.
– Здесь у тебя товарищи. Не жалко с ними расставаться? Ведь это уже навсегда!
– А там другие товарищи найдутся, не хуже.
– Таких уже не найдешь.
– Почему не найду?
– Они над тобой будут смеяться.
– С чего же они будут надо мной смеяться?
– Уж поверь, что будут.
– Тогда я сам буду над ними смеяться.
– Нет, мальчик, у тебя не получится.
– Все
– Кто ходит, сынок?
– Кто! Иисус.
– Тебе это неприятно?
– А кому приятно…
– Иди, – решительно и горько сказала Мария.
– Мама, если ты не хочешь, я не поеду!
– Хочу я, малыш, хочу.
Слезы вдруг подступили к горлу мальчика.
– Как же ты будешь здесь?.. Одна, без никого.
– Почему одна? Мы с сестрой будем, вдвоем.
– Решайте же что-нибудь, – сказал римлянин. – Если ты хочешь остаться…
– Нет!.. Я не знаю!.. Прости меня, мама! – закричал мальчик.
– Придет время, вы поймете, что это к лучшему, – доброжелательно сказал римлянин.
– Да, да. Тогда уж не тяните, – сказала Мария.
– Я поесть не успел, а она меня гонит, – захныкал мальчик.
– Возьми с собой хлеб и сыр, – не глядя, сказала Мария.
– Ничего, мы в городе поедим, – сказал римлянин. – Вставай, мальчик. Проститесь с ним все-таки.
Мария обняла мальчика, покачивает, словно баюкает.
– Прости, маленький, обидела тебя. Не вспоминай этого! Если там, среди увлечений и веселья, что-нибудь случайно напомнит тебе наш дом, то вспоминай лучше, как мы сидели за столом все вместе. А твой хозяин…
– Не называйте меня так, – сказал римлянин.
– Может быть, он полюбит тебя. А нет – и так проживешь. Нельзя в одном птичнике растить орленка и цыплят. Орленок взлетит и разобьется о крышу, а цыплята разбегутся кто куда.
Она отклонилась, посмотрела на мальчика внимательно и правой рукой – сверху вниз, потом слева вправо – осенила его крестом.
– Ты что? – испугался мальчик.
– Это так, на прощанье… Брата вспоминай, Иисуса. Это – всегда, где бы ты ни был.
– Надеюсь, увидимся, – сказал римлянин.
– Где уж, теперь едва ли.
Римлянин за руку вывел мальчика в темень ночи. На холмах горели костры тех, кто не утратил веру в Марию.
– Пустеет дом, пустеет, – сказала Мария.
– Нашел время, негодяй, когда уходить.
– Я его плохо проводила. Никогда не получается, простишься как попало…
– Ничего, Мария. Я обещаю, что не уйду.
– Лучше, чем дома, тебе нигде не будет. Только и ты уйдешь.
– Куда?
– Уйдешь, чтобы сгореть огонечком. Быстро сгоришь. Мало кому посветишь.
– Нет, что же получается? Значит, они добились своего? Оказалось, достаточно расправиться только с одним человеком! Только Иисуса нет! И все рухнуло. Каждый тащит кусок Его идеи, кому какой по силам. Тошно, Мария, тошно. Он говорил – надо радоваться жизни. Ему хорошо было, тогда. А сейчас? Чему радоваться… Должна сказать, Мария, что люди молодые, наше поколение, не все понимают в Его учении. Мы, например, не собираемся подставлять другую щеку! Мы не хотим ждать, когда все само собой образуется.
– Погибнешь, сестра моя, погибнешь. Все равно ничего не изменить.
– Кто знает.
– Много крови прольется…
– Я тут должна сходить, в общем, меня там ждут. Если кто-нибудь зайдет, будет меня спрашивать, скажи, ушла по делу. Ничего, что я ухожу? Я ненадолго. А ты отдохни пока.
Костры на холмах все горели.
– Иди, иди. Я действительно пока отдохну… Видишь, Сын мой, что творится. Вот и сестра моя побежала куда-то. В какое-то место. Знаю, почему она бежит отсюда. Чтобы я не увидела ее погибель. Хорошо, что не увижу… Не увижу, как Твой брат будет торговать Твоим именем. Не увижу, как другой Твой брат станет потешать римлян. Не увижу… Получается, что фарисей был прав. Все ушли, осталась я одна. В пустом доме, точно. Пошлет сюда людей, чтобы посмотрели на меня. Как я живу в пустом доме. И будут говорить: а фарисей это предсказал. Что делать, надо жить. Надо ждать. Может быть, они еще и вернутся… Может быть, и Ты вернешься? Вспомнишь дорогу в родной дом? Неведомы Твои дела. Все равно знай, я жду Тебя. Я долго могу ждать, сколько нужно. Явишься – а я дома, я здесь…
Дульсинея Тобосская
Селенье
Декабрь. 1615 год. Селенье Тобосо. В зажиточном крестьянском доме, за пустым дощатым столом, сидели: Альдонса, девушка двадцати шести лет, ее отец, ее мать, ее жених и Санчо Панса, худой человек с выпуклыми светлыми глазами. Отец сказал:
– А я думал, что вы полнее.
– Раньше я был полный, а теперь худой, – объяснил Санчо.
– И в книге написано, что Санчо Панса полный, – подозрительно заметил жених.
– Но потом я похудел.
– Когда же это с вами случилось? – поинтересовался отец.
– Недавно.
– Что-нибудь со здоровьем? – спросила мать.
– Горе у меня было. Неприятность. Беда.
Все закивали головами:
– Да…
– Да…
– Да…
Только Альдонса не сказала «да». Она была не то злая, не то сонная.
Отец сказал:
– Говорят, это был прекрасный человек.
– Цвет рыцарства, гордость Ламанчи, – подтвердил Санчо.
– Да и одной ли только Ламанчи!
Санчо с горечью произнес:
– Теперь, когда его нет, мир наполнится злодеями. Потому что все злодеяния будут оставаться безнаказанными.
– На улицу не выйдешь, – поддержала мать.
Санчо привычно проговорил:
– Смиренный со смиренными, гордый с надменными, он смотрел опасности прямо в глаза. Он не унывал в бедах. Он был влюблен ни в кого.
Мать не поняла:
– Вы изволили сказать, что он не был влюблен ни в кого?
– Он был влюблен ни в кого.
Отец обратился к жениху: