С любимыми не расставайтесь! (сборник)
Шрифт:
Жених расхохотался.
– Прошу прощения, Санчо, но тут уж начинается какая-то путаница, – сказал отец.
– За что же вы возводите на нее напраслину? Девушка послушная, проворная. Утром – другие еще кофе пьют – она уже на рынок, продаст зелень – бегом обратно, подоит корову – в город с молоком, – поддержала его мать.
– И сошьет, и побелит, и медную посуду почистит.
– За что же вы ее порочите!
– Если вам что-нибудь нужно, – скажите, не обеднеем, у нас и козы доход приносят, и с виноградом не внакладе.
Санчо
– Вы отказываетесь от этой чести? Вы отказываетесь от этой славы? Ради сеньоры Дульсинеи мой господин набрасывался на сотню вооруженных людей, как мальчишка на спелые дыни! Перед смертным боем он поручал свою жизнь защите прекрасной Дульсинеи! Знаете ли вы, чурбаны, что если бы она не вливала силы в его десницу, то он не убил бы и блохи! Это доблесть Дульсинеи избрала его руку своим орудием! Она сражалась в нем и побеждала! Чтобы угодить Дульсинее, он забирался в горы, как дикарь, и, голый до пояса, каялся. Спал на земле, во время трапезы обходился без скатерти, не чесал бороды, плакал и благословлял судьбу!
Только сейчас заговорила Альдонса:
– Что же это он ни разу не заходил увидеться с нею?
– С кем – с нею? – не сразу понял Санчо.
– Ну – со мной, вы говорите.
– Слышали? Вот о чем она спрашивает! Зачем тебе было видеться с ним, поганка! – возмутился жених.
– Что ты привязался к девочке? Ну спросила из любопытства. В кои-то веки ухажер объявился, – сказала мать.
– Да ведь не увиделись же! Не виделись они, не виделись, нудный ты парень! – поддержал ее отец.
– Это мы еще выясним. За столько лет ни разу не повидались. Трудно поверить, – настаивал жених.
Санчо снова увял:
– Благородный Дон Кихот не увиделся со своей госпожой, потому что она не ответила ему на письмо.
– А! Значит, еще и письмо было! – побагровел жених.
– Давай сюда письмо, – потребовал отец у дочери.
– Письма у ней нет, потому что я его не отдал ей, – объяснил Санчо.
– Поверим. Что же там было сказано? Ваш господин наверняка с вами поделился, – настаивал жених.
– К чему говорить о письме, если нет его, – сказала Альдонса.
– Почему же – не к чему? Именно есть к чему.
– Нет, вот именно и не к чему.
– А по-моему, дочка, раз уж зашла об этом речь, лучше пусть расскажет. Такой кабальеро не мог написать ничего дурного, – сказала мать.
– Санчо, только от себя, уж пожалуйста, ничего не прибавляйте, – добавил отец.
– К чему прибавлять-то? И прибавлять-то не к чему. Не было письма! Не давал он мне ничего! Неужели трудно понять, – вскричала Альдонса.
– Но ведь тогда этот балбес еще хуже будет тебя подозревать!
– Пусть подозревает, если балбес.
– Вот как. Ничего, сиротой не останемся. Шестнадцатилетние девочки бегают без дела, – обиделся жених.
– А такое хозяйство там бегает? – сказал отец.
– Хозяйство – дело наживное. Но сперва давайте разберемся до конца. Забыли вы письмо. Значит, передали его на словах?
– Не передал я его на словах, – сказал Санчо.
– Почему же?
– Не повидал я сеньору Дульсинею. Не добрался до нее.
– Даже не добрался! Так далеко от вашего села до нашей Тобосы?
Санчо виновато обратился к Альдонсе:
– Дело в том, госпожа, что именно к этому времени мой господин нацелился на королевский трон – я имею в виду принцессу, которую он собирался спасти и жениться на ней.
– На ком это он там жениться собирался? – вскинулась Альдонса.
– В том-то и дело, что не собирался он жениться, у него и в мыслях этого не было! Но я-то, грешным делом, рассчитывал, что коль скоро это сбудется, то он и меня женит. Потому что я к этому времени уже овдовею – и сосватает мне какую-нибудь знатную даму. Вот какие чудовищные мысли бороздили мою голову! И потому я ему наврал, что видел вас. И будто вы просеивали зерно. И потому я не передал вам его любовное письмо. И все это я говорю, чтобы вы поняли, какой я негодяй и чего я стою.
– Так что он там – женился, нет?
– Как же он мог жениться, если владычицей его души была Дульсинея! Когда же я из-за своей гнусности не стал разыскивать Дульсинею и вернулся ни с чем – господин принялся меня расспрашивать: «Вот вручил ты письмо. Чем была в это время занята царица красоты? Вернее всего, низала жемчуг?» – «Никак нет, – сказал я, – она просеивала зерно у себя во дворе».
– Почему же ты так сказал?
– Я иной раз потешался над своим господином. А зачем – не знаю… Тогда он спрашивает: «Что же она сказала, когда прочитала мое письмо?» – «Она, мол, сказала, что страх как хочет с вами повидаться».
– Ну, братец, вы такие петли мечете, что вас трудно понять. Если она ничего этого не говорила, зачем же вы это говорите? – возмутился отец.
– Я говорю не то, что было, а только то, что я говорил.
– А раз говорил, так и говори до конца: когда ты сказал, что я зову его прийти, – что он тебе на это сказал? – спросила Альдонса.
– Вот она и созналась! Все слышали? Значит, ты все-таки звала его прийти? – торжествовал жених.
– Да ведь сказано тебе, что он наврал? – вступился отец.
– Что он наврал?
– Все наврал!
– Так, может быть, и то наврал, что все наврал?
– Почему же, Санчо, твой Дон Кихот и на этот раз не пришел ко мне, когда я сама его позвала? – спросила Альдонса.
– Да потому, что по законам рыцарства он сначала должен был выполнить свое обещание и спасти принцессу от великанов! А потом уж думать об удовольствиях! Разве не так?
– Не знаю ваших дел. А кто она была, эта принцесса, о которой вы все время тут толкуете?
– Эта сеньора, которая выдавала себя за принцессу, оказалась такая же принцесса, как моя супруга Тереса.