С любовью, Рома
Шрифт:
Я любила его своей ненормальной любовью, и как бы мне ни хотелось, чтобы расставание хоть что-то изменило между нами, вышло всё наоборот. Осознание того, что это всё, конец, — с каждым днём лишь усиливало мою тоску по нему.
Оставалось только выть и идти кидаться с десятого этажа, чего делать как раз не хотелось.
Это был тупик. Полный и абсолютный. Мой самый сладкий грех, моя нирвана, моя мышеловка, моя зависимость. Поэтому и говорить ему ничего не хотелось: он бы не отпустил, а уйти сама ещё раз… я бы просто не смогла.
Молчала,
Он здоров. Он будет жить.
И у меня опять наворачивались слёзы на глазах. На этот раз от счастья, болезненного, безрадостного, но всё-таки счастья.
Я запуталась. В своей лжи. В своей правде. Не понимая больше ничего в этой истории, повторяла как мантру: «Он здоров. Он будет жить. Он в безопасности…»
И вот с разговором было покончено. Ромка обернулся, утыкаясь в меня своим тёмным взглядом. Сколько же всего было в этих глазах цвета шоколада… Всё, кроме смирения.
Он покачал головой, словно отметая какие-то свои мысли, и быстрым шагом направился ко мне, на ходу велев:
— Садись в машину.
— Ром, мне нужно ехать… у меня завтра экзамен.
— В машину, — буквально прорычал он, обходя капот и отворяя дверь авто. — Ты мне задолжала, не кажется?
Мне так не казалось. Но и просто уйти никак не получалось. Ноги будто бы приросли к месту.
— Я сейчас уеду, — глухо сообщил Чернов. — С тобой или без тебя.
Дважды повторять ему не пришлось.
То, что мы ехали к «морю», которое озеро, я поняла как-то сразу. Где же ещё расставлять финальные точки над «i», как не там, где вам когда-то было хорошо?
В салоне автомобиля стояла угнетающая тишина, которую он нарушил лишь однажды:
— Кто из них сказал про врача?
— Кир…
Глава 21
За пару лет до начала основных событий
Соня
Жизнь — это череда событий, каждое из которых по отдельности редко является чем-то судьбоносным, но, выстраиваясь вместе в одну путаную линию, создаёт причудливый узор в общей картине бытия.
После Ромкиного отъезда в Питер мы будто бы оба успокоились. Две параллельные прямые, которые пересекались несколько раз в год. Телефонные разговоры ночи напролёт и миллионы отправленных сообщений. Но так было и вправду легче. Любили, скучали, страдали, но справлялись.
Вдали от семейных волнений и вечно беспокойных взглядов, Ромео будто бы расправил крылья, почувствовав свободу. Его мышление всегда отличалось нестандартностью и оригинальностью, а там, в благодатной творческой среде Питера, ему было бы просто преступно сидеть на одном месте и ничего не делать. Поэтому уже с первого курса Чернов оказался участником множества мероприятий, о которых здесь он даже и помыслить не мог. Не то чтобы он настолько уж стремился к общению, но его неугомонная натура попросту не могла усидеть на месте.
Я тоже не теряла времени даром, учась самостоятельности. Здесь, наверное, стоит объяснить: всю жизнь я плыла по течению, завися от взрослых и чужой милости. Пусть Черновы вполне искренне старались мне помогать, но бабушкина смерть показала мне, насколько всё зыбко в этом мире. Дело тут было не в гордости или гордыне. Просто это был единственный доступный мне способ почувствовать контроль над происходящим. Когда твоё детство проходит как на пороховой бочке, с вечным ощущением надвигающейся катастрофы, сложно встречать каждый следующий день с уверенностью, что всё будет хорошо.
Мы действительно научились быть на расстоянии, не теряя чувства единения и понимая друг друга с полуслова.
***
Первым событием, заметно изменившим рисунок нашей жизни, стало известие Сашек о том, что в семействе Черновых в скором времени появится ещё один представитель.
Меня там не было, поэтому врать не буду, что знаю наверняка об эмоциональном накале встречи, но Рома ко мне пришёл накрученный донельзя.
— Ну и нахрена, — вздыхал он мне в тот вечер на ухо. — Им что, нас мало?
— Вы уже взрослые, — мягко напомнила я, — живёте в других городах…
— Ну и что?! — фыркнул Ромео. — Просто я не понимаю, что им мешает просто жить для себя?
Я задумчиво провела рукой по волосам, откидывая их с лица.
— А что они сами говорят?
— Что их любви хватит на всех, — закатил он глаза. — И вообще, вот скажи, зачем люди добровольно заводят детей?
Закашлялась, удивлённая неожиданной постановкой проблемы.
— Тебе не кажется, что это несколько странный вопрос для вашей семьи?
— Для нашей семьи это как раз вполне закономерный вопрос…
Только потом до меня дошло, что все его возмущения были вызваны сильнейшим чувством тревоги за мать. Но на тот момент всё, что было подвластно Ромке — это злиться и хмуриться.
Те полгода пролетели почти незаметно. Ромка жил в своём излюбленном режиме: то здесь, то там, а то и вовсе в Москве, вынося мозг Стасу.
Я же смогла вновь поступить в университет, выбрав журналистику. Никакой великой миссии я в этом не видела, но мне до ужаса хотелось иметь диплом о высшем образовании, хотя бы для того, чтобы не отставать от Чернова. Да и в работе копирайтера это было бы не лишним. Пока что я подрабатывала написанием мелких статей, но глубоко в душе мне хотелось чего-то более глобального.