С медведем шутки плохи
Шрифт:
– Какой- то ты, Емеля чудной, – перебил его Тупчий.– Где не надо ты шустёр, без мыла влезешь… А тут такого маху дал.
– Чего, чего? – не понял Емеля.
– Попросил бы мясца у него, – сегодня с ребятами шашлык бы сгандобили.
Емеля ухмыльнулся, шмыгнув носом, помолчал с минуту и продолжил тараторить:
– Мишка умный зверь. Вон в Москве медведи Филатова по улицам ездят на мотоциклах. Кстати, о мотоцикле.
Емеля такой человек, что на любой случай у него есть анекдот, любое слово рождает в его голове какую – ни будь побаску. Он легко переходит с одной темы на другую и так гладко, так незаметно, что нет конца и края его байкам .
– Кстати, о мотоциклах. В Липецке, а я родом оттуда, – для убедительности вставил Емеля, – в Нижнем парке был такой аттракцион-
Удивительная черта у Емели, – вовремя закончить свою байку. Только закончил, и самосвал подкатил к карьеру и по пологому спуску юркнул вниз к бульдозеру.
Оба вышли из кабины и остолбенели: бульдозер был совершенно раскурочен, как тот мотоцикл на мотогонках. Капоты сорваны с петель и измяты словно бумажные. Патрубки и шланги порваны. В кабине, словно Мамай прошёл: сиденья разодраны, ручка газа вырвана “с мясом”, рычаги управления были так изогнуты, словно их кто- то пытался завязать узлом. Медведь явно пытался завести трактор. Не зря же он вчера целый день следил за Емелей, «перенимал» опыт…
Емеля, только что сорокой стрекотавший битых полчаса, потерял дар речи. Чесал затылок и бубнил одно и тоже: ”Ё- моё, ё- моё!”
Тупчий, как мог утешал друга:
– Ты не признал его, дурёха! Это же Липецкий медведь к тебе приходил вчера. Механик.
Неравный бой
Мой хороший знакомый, Семёнычем его звали, работал в детском оздоровительном лагере на Кулу завхозом. Как –то раз ночью спал сладко и безмятежно. На рассвете его словно что-то ужалило, будто кто в бок пнул. Через открытую форточку доносился шорох пустых консервных банок с площадки, где на бетонном полу стояли мусорные баки. Завхоз присмотрелся: огромная туша тенью шастала по кустам вокруг тех баков легко и непринуждённо, словно курица по траве. “Медведь”, – мелькнуло в голове Семёныча.
Такое случается нечасто. Сразу и не придумаешь, что делать. Пугнуть бы чем! Взять на кухне пустую кастрюлю и постучать… Лучше, конечно, позвать охотников с ружьями… Как назло, телефон не работает… Сообщить бы в милицию.
Завхоз по-солдатски вскочил в штаны, взял рубашку со спинки стула и на цыпочках вышел в коридор. Тенью скользнул в комнату Генки-моториста, молодого парня, недавно вернувшегося из армии, работавшего в лагере киномехаником .
– А?.. Что?.. – всполошился спросонья парнишка.
–Тс-сс!
– перебил его Семёныч, – медведь орудует около баков. Скачи на мотоцикле в посёлок. Собери охотников или милиционеров.
–Понял, -отчеканил тот по-армейски, застёгивая на ходу рубашку.
–Только мухой! Одна нога тут, другая там, – шёпотом наставлял Семёныч парня, –
Семёныч через запасную дверь столовой незаметно прошёл на кухню. Отсюда площадка с мусорными баками, как на ладони. Завхоз глянул в окно через тюлевую занавеску. Медведь стоял на задних лапах, перегнувшись всей тушей через край металлического бака. Шерсть на боках его лоснилась и блестела. Передними лапами он доставал со дна бака консервную банку и языком вылизывал из неё оставшиеся крохи. “За тушёнку или сгущёнку медведь на ДОТ кинется”, – вспомнился Семёнычу рассказ геологов, отражавших с ружьями набеги медведей на их склады. Эта мысль подтолкнула завхоза к дальнейшему действию. Семёныч достал из картонных коробок несколько банок тушёнки и сгущёнки. Надрезал их ножом аккуратным образом, чтобы не вывалить содержимое, когда будет бросать медведю. Расставил банки на столе в рядок, как солдат гранаты перед боем. Горько ухмыльнулся, оглядывая “боеприпасы”, как бы соизмеряя свои возможности с непредсказуемой силищей зверя. Сила эта ему известна ещё со студенческих лет, когда в далёком Ленинграде он заходил в зоопарк. Перед глазами и сейчас таблички на клетке с медведями: ”Камчатский бурый медведь” и “Канадский рыжий медведь”. Оба почему-то жили в одном вольере. Не смотря на возраст, целыми днями играли меж собой, валяли друг друга. Когда они, ”играючи”, падали на пол, то вся земля и сам павильон вздрагивали, аж лампочка гасла. Глупые обезьянки в соседних клетках испуганно таращили глаза при этом и всякий раз вскрикивали, боясь, что это начало землетрясения.
Медведь Колымский в кустах у баков мало чем уступал тем, ленинградским, ни в росте, ни в весе. Не дай Бог такому в башку втемяшится какая дурь, так он двухэтажный спальный корпус, где спят триста детишек, по брёвнышку раскатает, и не надо никакого землетрясения. Семёныч, не спуская глаз с медведя, отодвинул от окна лишние столы и стулья, чтобы не мешали замахиваться, когда он будет кидать “гранаты”. Открыл шпингалеты на обоих створках рамы, потянул створки на себя- они легко подались. К “бою” всё было готово. Дело за супостатом, который продолжал старательно вылизывать пустые банки.
“Знал бы, какой ему презент приготовлен…”– мысль Семёныча не успела созреть, как медведь, будто подслушав думку завхоза, заковылял на своих четырёх в сторону спального корпуса. Не раздумывая, Семёныч первой “гранатой” чуть не угодил косолапому в бочину. Тот остановился, подозрительно посмотрел на “приманку”. Шкура на носу его, ноздри и губы вдруг дёрнулись, задвигались, как гуттаперчевые, придавая Мишке глуповатое выражение, будто он в уме таблицу умножения учит. Аромат “приманки”, этой манны небесной, неожиданно пахнул ему в нос, и косолапый принялся за лакомство.
Чёрные, как смоль, усы Семёныча нервно вздрагивали, весь он напрягся, всё в нём натянулось, как струны на гитаре. Завхоз готов был все съестные запасы отдать медведю, лишь бы отвести беду от детишек. Всей душой, всем существом своим ушёл он в этот поединок. Доставал новые банки, надрезал их: “Ешь, ешь, миленький, ешь1 У меня их вон сколько..”. Надрезав бросал их прожорливому гостю.
Увлечённый Семёныч не слышал, как зашуршала придорожная галька, скрипнули тормоза. Милицейский “газик” ткнулся в кусты и замолк. По задворкам лагеря, пригнувшись, пробежал сержант с автоматом Калашникова. За ним Генка и ещё один охотник с ружьями наперевес. Спаренные дуплеты грохнули рядом с открытым окном кухни, опрокинув медведя в кусты. Семёныч вздрогнул и обмяк – внутри оборвались натянутые струны. Обмяк всем телом, будто те пули прошили его, а не медведя. Семёныч прикрыл глаза рукой, присаживаясь на подоконник. Такой развязки он не ожидал. Когда угроза ребятишкам миновала, вдруг нестерпимо жалко стало медведя. Жалко и стыдно перед зверем. Слишком не равным получился бой. За что? За желание полакомиться- получить пулю?!. Что скажешь теперь детям? Как глянешь им в глаза?. Они вон уже все высунулись из окон: ”Кто стрелял? Кого убили?”