С милым рай в шалаше
Шрифт:
– ---
До бабушкиного дома добиралась почти четыре дня на автобусах и маршрутках. Устала жутко. От последнего автовокзала до моей деревни наняла такси. Но до дома меня не довезли. Мы подъехали к речке, а автомобильный мост разрушен, только пешком пройти. Водитель сказал, что до деревни километра два вон по той дороге. Может, кто на телеге подберёт.
Я тяжело вздохнула, делать нечего, надо идти.
Через речку перешла, мост в ужасном состоянии. Руки дрожат, ноги тоже. Села за речкой на свой чемодан и плачу от бессилия.
Так, хватит себя жалеть, путь вижу. Вперёд.
Глава 8
АНДРЕЙ
ВСПОМНИТЬ
Прошло шесть лет с тех пор, как моя жизнь разделилась на "до" и "после". Даже после ранения и контузии я был на коне. У меня были планы, несмотря на инвалидность. Я — военный инструктор, умный, спортивный, с амбициями, стрессоустойчивый, с железной психикой. Я думал, меня ничего не сломит. Сломило. А знаете что? Смерть матери, которая не дожила до моего возвращения два дня. Она умерла от сердечного приступа, когда получила письмо о моём ранении и контузии.
Я вернулся в день её похорон. А дальше я просто смутно помню несколько лет моей жизни. Только головная боль и пьянка. Я даже забыл, почему стал пить. Вспоминал, что был военным, служил в горячих точках. Потом невыносимая боль и "давай выпьем".
Да, я пил. А что, денег хватает, у военного инвалида отличная пенсия, работать не надо. И "друзей" всегда полный дом.
ДОМ. Мамин дом.
Пару месяцев назад я заболел. Сильно. Думал, умру. Все думали, что умру. Пневмония, а врача нет. И сюда к нам не едут, потому что мост разрушен. Соседний мост в десяти километрах от этого. Друзья-собутыльники приходили первые два дня, но я без сознания был, что с меня возьмёшь. Только соседка приходила, тётя Маша, компрессы ставила, травками отпаивала. Сама еле ходит, а ко мне добиралась. Они с мамой дружили с детства.
Приходя иногда в сознание, я слушал рассказы тёти Маши о маме, как она любила этот дом. А теперь дом пустой, мёртвый, хоть и хозяин есть. Мама очень любила порядок, красивые занавески, вязала крючком скатерти и салфетки, вышивала картины и вставляла в рамки. Потом эти картины раздаривала соседям, в каждом доме в нашей деревне есть хоть одна картина, вышитая моей мамой.
В следующий раз моего прихода в сознание она рассказывала обо мне. Каким смышлёным и красивым мальчиком я рос. Мой отец был военным и погиб в горячей точке, защищая границы нашей родины. И я тоже мечтал стать военным. И когда я им стал, тётя Маша сказала, что моя мама очень гордилась мной, всем в деревне показывала мои фотографии в военной форме и зачитывала мои письма. А теперь смотрит на меня с небес и, наверное, очень огорчается.
Следующий рассказ был про мамин огород, какой он всегда был ухоженный, что на нём росло. У мамы всегда были хорошие урожаи, она делилась со всеми соседями. Накрутит консервацию и тоже потом раздаёт, потому что кушать некому, одна ведь жила.
Как-то очнулся, а соседка причитает, как же плохо, что врачей в деревне нет и никакой знахарки не осталось. Вот, баба Катя была, уж лет семь как померла, вот она бы меня на ноги своими травками быстро поставила.
Вот так и лежал, то в бреду, то в сознании.
Очнулся в очередной раз, температуры нет, хочу пить,
Пока так лежал, вспомнил, о чём она мне рассказывала. Осмотрелся, в комнате везде разбросаны вещи, засохшая еда, пустые бутылки. От маминых вещей осталась труха какая-то. Занавесок нет, скатерти и салфетки в непотребном виде, вместо тряпок использовал, что ли? Везде разруха.
И слёзы полились сами собой. Мама, что же я наделал? Во что я превратил то место, которое ты так любила? Мама, во что я превратил свою жизнь? Сколько я уже лежу? Почему ты не забрала меня к себе? Я что-то должен сделать здесь на земле, раз ты меня оставила? Скажи, я сделаю, мама.
Уже пришла ночь, а вот ко мне никто не пришёл. Я уснул. А когда проснулся, то понял, что надо всё менять в своей жизни.
Опять попытался встать, свалился с кровати на пол. Перекатился на живот и стараюсь подняться на руках. Руки дрожат. А когда-то отжимался и подтягивался бессчётное количество раз. От былого военного ничего не осталось.
Я собрал остатки сил и вытянул руки, потом подтянул колени, выпрямил ноги, перехватился за кровать рукой и встал.
Очнулся лёжа на полу, видимо, сознание потерял. Голова болит, ногу крутит. Ещё одна попытка. Опять упал, но сознание при мне. Уже плюс. Ещё раз, встал, крепко зацепился за железную спинку кровати. Стою. Делаю шаг. Голова кружится, меня тошнит. Я — военный инструктор, я в таком аду выживал, сейчас тоже справлюсь!
Дошёл до кухни. Ноги дрожат. Цепляюсь пальцами за любую поверхность. Поесть ничего нет. На столе, прибранном, кстати, стоит заварник и кружка. На плите чайник с водой, а на тумбочке засохший хлеб. Достал тарелку, положил в него сухарь и залил холодной водой из чайника. Поставил чайник на плиту, закипит, чай с травками попью. Заглянул в заварник, почти полный.
Съел размокший сухарь, чай попил. Опять тошнит, но держу всё в себе. Слабость подкашивает.
Вспомнил, что соседка не приходила. Может, что-то случилось? Надо сходить.
Еле дошёл, держась за стены и заборы. Захожу, а тётя Маша лежит в зале на диване, глаза закрыты, но дышит.
— Тёть Маш, вы живы? — а сам прислушиваюсь к её дыханию.
— Андрюша, сыночек, ты встал? Как ты? Не смогла к тебе прийти, давление высокое. Таблеток рядом не оказалось, на полке, на кухне лежат, не могу дойти. Как же так, что же делать?
— Лежи, тёть Маш, сейчас принесу, — и пошёл на кухню, шаркая ногами.
Соседка что-то там причитает, я плохо слышу, опять голова болит.
На полке таблетки нашёл и от головной боли тоже. Сам выпил и тётке отнёс вместе с водой.
— Тёть Маш, я ещё у тебя таблетки от головы нашёл, выпил, можно было?
— Конечно, сынок, можно. Как ты себя чувствуешь?
— Сколько дней я в отключке был? — спрашиваю, сидя у тётки в ногах, прикрыв глаза, — ребята мои были, помогали? Я их не видел, только вас.
— Так, восемь дней, сегодня девятый. Ребятки были в начале, но ушли, не приходили больше, ты ведь без сознания был. Ох, Божечки, ты же голодный. Сейчас встану, накормлю.