С мыслями о соблазнении
Шрифт:
потребность в Дейзи, а не в кокаине, заставила его забросить печатную
машинку. Страсть к женщине, даже если эта страсть не находит
удовлетворения, все же предпочтительнее страсти к наркотику. Однако
проблема в том, что Лондон в августе не столь волнующ, чтобы хоть от чего-
нибудь отвлечь, а в особенности от эротических фантазий о рыжеволосой
прелестнице с совершенной грудью, длинными ногами и соблазнительной
попкой. Вскоре у Себастьяна вошли в привычку очень
очень холодные ванны.
Но шли недели, и август сменился сентябрем, а Себастьяну никак не удавалось
избавиться от мучившего его желания. Что бы он ни делал и куда б ни шел, все
напоминало ему о Дейзи. Только-только начавшая опадать с вязов листва
навевала мысли о ее пламенеющих волосах. Выставка полотен Моне в
Национальной галерее воскрешала в памяти яркие зеленовато-голубые глаза.
Даже поход по магазинам на Бонд-стрит не помог выкинуть ее из головы.
Мельком взглянув на одну из витрин, Себастьян остановился как вкопанный.
Он сделал шаг назад и, еще раз посмотрев сквозь витринное стекло, застонал от
досады. Черт возьми, неужто он даже не способен прогуляться по лондонским
улочкам без того, чтобы его не мучила тоска по ней? Прижавшись ладонями к
витрине, граф смотрел через стекло, но более не видел того, что привлекло его
внимание. Как не видел собственного отражения и названия магазина,
написанного золотыми буквами на стекле. Нет, он видел лишь ее лицо – милое,
невинное, веснушчатое лицо, изумленно вспыхнувшее от эйфории ее первого
оргазма.
Боже всемогущий. Ему захотелось разбить голову о стекло.
Отвернувшись, Себастьян потер глаза. Ни к чему хорошему это не приведет,
напомнил он себе. Он понимал, что играет с ее целомудрием, невинностью,
вероятно, даже с сердцем. Но что там, его, подлеца, это мало заботило. Только
благодаря ей он вновь стал писать. И не мог от этого отказаться. Не мог
отказаться от нее. Не теперь. Когда днем и ночью его терзала страсть, не
оставляя ни на минуту.
Зачем же бороться с ней?
Выругавшись, Себастьян рывком открыл дверь и вошел внутрь.
Дейзи старалась не считать дни, минувшие с отъезда Себастьяна, но не могла
сдержаться. Она скучала по нему. Каждый вечер уныло смотрела на пустующее
место во главе обеденного стола. Каждое утро спускалась по лестнице в
надежде обнаружить его за письменным столом, но всякий раз оказывалась
разочарована. Каждый день она гуляла по территории Эвермора, возвращаясь в
те места, где они побывали.
Она бросила полпенни в колодец желаний и загадала, чтобы Себастьян
вернулся. Осмотрела дугу Осборна, пытаясь понять, как кому-то может
показаться забавным выдергивать бедную беззащитную форель из ее домиков.
Прошлась по лабиринту, в то время как в ушах звенел его голос, цитирующий
стихи. Ее терзали воспоминания о том, что случилось в павильоне, и спустя
месяц после отъезда Себастьяна она вновь оказалась там. Дейзи глядела на ту
самую каменную стену, где он так неописуемо ласкал ее, и на нее вновь
нахлынули тот голод и отчаянная потребность, что она испытывала тогда. Ей
страстно захотелось, чтобы он вернулся и вновь проделал с ней все эти
беспутные вещи.
Минувший месяц показался ей вечностью, и не было ни намека на то, когда он
собирается вернуться. Если вообще собирается. Матильда получила от
Себастьяна письмо, в котором сообщалось, что он подыскал для Эвермора
новых арендаторов, так что к концу ноября она должна обратно переехать в
летний домик, а вот Дейзи не получила ни единой весточки.
Вероятно, думала она, покинув павильон и направившись к дому, ей следует
написать ему в город и прямо спросить, когда он намерен вернуться. Всегда
можно сослаться на сроки, напомнить, что у него осталось меньше тридцати
дней, и спросить, как продвигается книга. Идя через террасу к ведущим в
библиотеку французским дверям, Дейзи убеждала себя, что имеет полное право
справиться о нем.
Войдя в библиотеку, она стащила соломенную шляпку и перчатки. До вечернего
чаепития оставался всего час. Пора уже перестать слоняться без дела и сесть за
работу. Бросив шляпку с перчатками на ближайшее кресло, Дейзи направилась
к столу, но вдруг остановилась, пораженная увиденным.
Это был «Крэнделл» – прекрасный, блестящий, совершенно потрясающий
черный «Крэнделл».
Вскрикнув от удивления и восторга, Дейзи бросилась к письменному столу. Она
даже потрогала машинку, чтобы убедиться, что ей не мерещится. Но прочный
металл под пальцами уверил, что это не плод ее воображения. По всей
видимости, новая, более усовершенствованной, чем у Себастьяна, модели.
Перламутровая инкрустация была расписана красными розами. Машинка была
прекрасна.
Но откуда она взялась? Кто…
Подняв глаза, Дейзи заметила, что старая потертая машинка Себастьяна вновь
заняла свое законное место. Он вернулся.
Радость взорвалась в ней вспышкой фейерверка. Она сделала шаг, собираясь
сразу же отыскать его, но вновь нечто привлекло ее внимание, заставив
остановиться. Возле нового «Крэнделла» лежала записка с графским гербом.