С первого взгляда
Шрифт:
Тимми побрела обратно, радуясь своей покупке. Вот наконец и отель, она прошла по вестибюлю и поднялась к себе в апартаменты – наконец-то она дома, какое облегчение… Короткая прогулка – всего-то час времени! – отняла у нее все силы. Это был ее первый выход на улицу после операции. Она перекусила, немного поспала, и после этого ей стало лучше.
А вечером, когда Жан-Шарль зашел, по обыкновению, навестить ее, она чувствовала себя уже совсем хорошо, и он заметил, что в лице ее заиграли живые краски. Она рассказала ему, что совершила небольшую прогулку по авеню Монтень, но о покупке умолчала.
Пока Жан-Шарль сидел у нее, ему несколько раз звонили по мобильному телефону, и было понятно, что несколько его пациентов находятся в тяжелом состоянии. Он сказал ей, что не сможет сегодня посидеть и поболтать. А вечером позвонил, желая еще раз справиться о ее состоянии. Она заверила его, что чувствует себя отлично. А наутро так оно и оказалось – силы прибывали не по дням, а по часам. Она снова прогулялась по авеню Монтень и, вернувшись в отель, легла вздремнуть. Сегодняшняя прогулка оказалась для нее благотворной. Даже Жан-Шарль порадовался, глядя на нее, когда пришел навестить во второй половине дня. И даже не пожурил, узнав, что прогулка была довольно долгой.
– Если завтра вы еще немного удлините свой маршрут, думаю, можно будет считать, что вы достаточно окрепли, чтобы в четверг лететь домой.
Именно так они и планировали.
Из-за операции Тимми пришлось прожить в Париже лишнюю неделю, но как же ей было грустно покидать любимый город, хотя каждый день у нее был на счету и она, конечно же, предпочла бы остаться здесь по более приятной причине. К тому же здесь она познакомилась и подружилась с доктором Вернье, и ее чрезвычайно заинтриговали его отношения с женой. Было несомненно, что его семейная жизнь – это цепь компромиссов, на которые он идет ради детей и считает, что эти компромиссы оправдывают себя. Догадавшись о чем-то подобном из его высказываний, когда они беседовали во время его воскресного визита, она сейчас окончательно убедилась, что он несчастлив в браке, но намерен сохранять его до самого конца. Тимми считала, что он поступает глупо, но разве не меньшую глупость совершает она, вступая в недолгие отношения с недостойными ее мужчинами из страха одиночества?
Когда Жан-Шарль говорил о своих детях, его лицо словно бы освещалось изнутри, и Тимми это трогало. Иногда очень глубоко. И несмотря на все это, между ними не проскользнуло и тени чего-то неподобающего, двусмысленного взгляда, слова, намека. Он не пытался ни увлечь ее, ни понравиться ей. Она видела лишь очень много работающего, порой одинокого, страстно преданного своему делу врача. Но была уверена, что нравится ему не только как приятная пациентка, что он любит разговаривать с ней, обсуждать самые разнообразные темы.
В последний раз он пришел навестить ее в среду, в пять вечера. Он был со своим докторским чемоданчиком, в серых брюках и блейзере, на шее очень красивый галстук от Гермеса. Выражение лица профессионально серьезное, глаза грустные. Интересно, подумала она, у него что-то случилось, или он так же огорчен ее отъездом, как она необходимостью расстаться с ним и с любимым Парижем?
– Когда вы теперь опять приедете в Париж? – спросил он, садясь на кушетку. Ее подарок лежал на столе, но ни он, ни она не произнесли по этому поводу ни слова. Футляр был завернут в простую темно-синюю бумагу и обвязан золотой бумажной ленточкой в завитках.
– Только в феврале, – ответила она. – Привезем очередную коллекцию прет-а-порте. Но я буду ее представлять только в Париже и Милане, ну и, конечно, в Нью-Йорке. В Лондон не поеду. Мои помощники и без меня справятся. Четыре города – это многовато, поверьте. Нынешнее турне чуть не доконало меня, я выдохлась еще до того, как взбунтовался мой аппендикс.
– Надеюсь, наши пути когда-нибудь еще раз пересекутся, – вежливо сказал он, и она огорчилась. Он уже стал чуть-чуть другой. Сдержанный, скованный, словно чувствовал себя неловко в ее апартаментах наедине с ней, озабоченный, казалось, его мысли заняты чем-то другим. Она знала его недостаточно хорошо и потому не осмелилась спросить, чем он так озабочен.
Они очень мило побеседовали сколько-то времени, и наконец он сказал, что ему пора. Его ждет пациент, он и так уже к нему опаздывает, потому что заболтался с Тимми. Неужели они сейчас простятся и расстанутся? Сердце ее сжималось. Она знала, что когда увидит его в следующий раз, их отношения изменятся еще больше. Возникшая между ними непринужденность объяснялась в значительной мере тем, что она осталась в Париже совсем одна и заболела. Это позволило им познакомиться друг с другом поближе и даже подружиться.
Ей было приятно думать, что в Париже у нее остается друг, но она не была уверена, что Жан-Шарль именно друг. Да, он ее доктор, лечил ее, заботился о ней, был очень внимателен. И как бы ей хотелось, чтобы он стал добрым другом! Она надеялась, что когда они снова увидятся в феврале, их отношения упрочатся, но кто знает, хочется ли того же ему, может быть, она была для него всего лишь очередной пациенткой, а его внимание – всего лишь профессиональным отношением хорошего врача?
Он встал и сделал шаг к двери, и тут она протянула ему завернутую в синюю бумагу коробочку. Он остановился в недоумении и растерянно посмотрел на нее.
– Что это?
– Знак благодарности за вашу доброту ко мне, – тихо сказала она. Она открыла ему душу, рассказала то, чем никогда до сих пор не делилась ни с кем. Доверилась ему и как доктору, и как доброму другу. А он ничего от нее не ждал, ему было довольно того, что они могли проводить время вместе. Сама возможность разговаривать с ней казалась ему подарком. И он несказанно удивился, увидев протянутую ему коробочку, даже помедлил минуту, прежде чем взять.
– Никакой доброты не было, – сдержанно ответил он, – я просто выполнял свой долг.
Просто долг? Нет, для Тимми он сделал гораздо больше. Он поддержал ее, вдохнул в нее силы, терпеливо и заботливо выхаживал ее, никто и никогда раньше так не заботился о ней. Она чувствовала, что от него исходят неиссякаемое тепло и сострадание, и ей хотелось поблагодарить его за все, подарить вещицу, которая бы напоминала ему об их искренних, задушевных беседах.
– Очень тронут, – сказал он, переложив подарок в левую руку, в которой держал чемоданчик, и протянул правую для рукопожатия.