С первого взгляда
Шрифт:
– Я много лет не был в Лос-Анджелесе. В последний раз летал туда на очень интересную конференцию и читал лекции на медицинском факультете Калифорнийского университета. – Жан-Шарль встал. Уже поздно, а она как-никак его пациентка, и ей пора спать. Все это он ей и сказал, и она в ответ кивнула. Конечно, она утомилась, но как приятно вот так беседовать с ним. – Я приеду навестить вас завтра, – пообещал Жан-Шарль, – и мы вместе решим, когда вам будет можно вернуться в отель. Может быть, в воскресенье, если вы дадите слово хорошо себя вести.
– А как вы думаете, когда мне можно будет вернуться в Лос-Анджелес?
Казалось, прошел целый век, как она улетела оттуда.
– Посмотрим. Может быть, в конце следующей недели или даже в середине, если с вами будет все хорошо.
Джейд предложила Тимми прилететь за ней
– Доброй ночи, Тимми, – пожелал ей Жан-Шарль, взявшись за ручку двери, и она улыбнулась ему в ответ на его пожелание. Потом не без лукавства поблагодарила:
– Очень вам признательна, доктор, за то, что навестили больную.
Он улыбнулся и закрыл за собой дверь.
Она стала засыпать, думая о нем… интересно, какая у него жена, такая же ли утонченная и элегантная, как он, и при этом искренняя и открытая? Как странно в нем совмещаются чопорность и сердечность. Он показывал ей фотографии своих удивительно красивых детей, и Тимми, даже не видя его жену, решила, что она, безусловно, тоже красавица, раз у них такие дети. Тимми и представить себе не могла, что может быть иначе, хотя он очень мало говорил о ней, сказал только, что она по образованию юрист, но никогда не работала, и что они поженились почти тридцать лет назад. На Тимми эта цифра произвела сильное впечатление – шутка ли, такой долгий срок, однако по тому немногому, что она узнала о его жене, было трудно понять, счастливый у них брак или нет.
Что ж, раз они прожили вместе так долго, наверное, счастливый, размышляла Тимми, но ведь он был чрезвычайно сдержан и вообще никак не отзывался о своей жене – ни хорошо, ни плохо. Когда бы разговор ни заходил о ней, он словно бы отстранялся, и одно это побуждало Тимми задумываться о его семейной жизни, о том, счастлив ли он или нет. Он никогда не рассказывал о забавных случаях, в которых принимала бы участие его жена. Говорил о детях, о себе и почти никогда о своей второй половине.
Сколько бы Тимми и Жан-Шарль ни беседовали, какие бы темы ни обсуждали, вплоть до философских, причем часто их взгляды совпадали, в его тоне никогда не появлялось и намека на флирт, и это был для нее еще один повод им восхищаться. Он был всегда деликатен, полон интереса и уважения и никогда не переходил грань. То, что он не пытается флиртовать с ней, давало ей основание думать, что он все еще любит свою жену, хоть и почти не рассказывает о ней, и Тимми считала, что это достойно восхищения. Им трудно было не восхищаться – за его высокий профессионализм, самоотверженность, огромные знания, за его мудрость, образованность, чувство юмора, внимание к больным… Никогда в жизни ни один врач не проявлял по отношению к ней такой заботы, и Тимми уже решила, что перед отъездом сделает ему подарок. Но пока ее не выпустят из клиники и она не вернется в отель, выбрать и купить его она не сможет.
И когда на следующий день утром Жан-Шарль приехал навестить ее в одежде для уик-энда – вельветовые брюки, серый кашемировый свитер, – она снова заговорила о том, что хорошо бы ей переместиться в отель.
– Ну хорошо, хорошо, вижу, вы не оставите меня в покое, пока я не отправлю вас в «Плаза», – шутливо проворчал он. Ей уже достаточно долго делали инъекции антибиотиков, и он решил, что дальше она может принимать их в виде таблеток. Тимми хорошо понимала, что он очень осторожен в своих выводах и действиях и чрезвычайно ответственен как врач. – Перевезем вас в отель завтра, – согласился он, – но вы должны дать обещание, что будете лежать и набираться сил. Думаю, там вам будет удобнее.
Конечно, ей там будет удобнее, но и здесь, в клинике, за ней все четыре дня очень хорошо ухаживали, да и он заглядывал к ней по нескольку раз в день. Он был внимателен, с большой осторожностью применял медикаменты и вникал в мельчайшие подробности.
Перед тем как уйти, Жан-Шарль сказал ей, что уезжает на уик-энд с детьми. Вместо него остается его коллега. Тимми он напомнил, что у нее есть номер его мобильного телефона, и если возникнут какие-то затруднения, пусть она сразу же звонит ему. Она вспомнила,
– Завтра, когда я вернусь, я загляну в «Плаза Атене», навещу вас, – пообещал он, и она знала, что он сдержит обещание. Он всегда держал слово. Вот человек, на которого можно положиться! Сильный, надежный. – Я еду в Перигор, у моего брата там дом. Мы с детьми любим там бывать.
Он ушел, и только тогда Тимми сообразила, что он ни слова не сказал о жене, ее это удивило. Что ж, может быть, она в отличие от них не любит Перигор или не слишком ладит с его братом. Все может быть, ведь люди прожили вместе столько лет. У каждого свои привычки, кто-то идет на уступки, а кто-то отказывается встречаться с друзьями или родственниками жены или мужа, которые им несимпатичны. Жан-Шарль не объяснял, почему он никогда не говорит о жене. А Тимми чувствовала, что спрашивать не нужно, хотя они делились друг с другом своими сокровенными мыслями о самых разных предметах, – от политики до искусства, от аборта до воспитания детей, хотя именно этого опыта у нее было очень мало, ведь ей так недолго довелось быть матерью. Размышляя обо всем этом, Тимми вдруг осознала, что завидует ему, потому что он проведет субботу и воскресенье со своими детьми. Как им повезло, что у них такой замечательный отец.
Вечер, когда он не приехал навестить Тимми, прошел очень тихо, она включила телевизор, который стоял у нее в палате, и посмотрела новости по Си-эн-эн. Никаких сенсационных событий не произошло. Звонили из Нью-Йорка Джейд и Дэвид, рассказывали, что дела идут хорошо. В понедельник и вторник у них запланированы несколько встреч, а во вторник вечером они полетят в Лос-Анджелес. Тимми надеялась, что к концу следующей недели она тоже вернется домой, и заранее ужасалась тому колоссальному объему работы, который скопился за время ее отсутствия, и в особенности за те дни, что она болеет. Бог даст, она наберется сил к возвращению домой и со всем справится. А пока еще она чувствовала большую слабость – шутка ли, у нее ведь начинался перитонит, – и в воскресенье, собираясь переселяться из клиники в отель, она с великим трудом оделась и даже пожалела, что отказалась от предложения Жан-Шарля взять с собой сестру, убедила его, что в отеле для нее будут делать все, что необходимо. За ней приехал Жиль, сказал, что она отлично выглядит и он страшно этому рад, привез огромный букет красных роз, завернутых в целлофан. Выходя из клиники с этим букетом, но все еще на не слишком твердых ногах, она чувствовала себя чуть ли не кинозвездой или оперной дивой. А оказавшись снова в «Плаза Атене», она в очередной раз обрадовалась – как же ей здесь хорошо. Она словно вернулась домой, в ее роскошных апартаментах все было так знакомо и привычно, горничная заботливо помогла ей разобрать вещи и устроиться.
Тимми приняла душ, Жан-Шарль сказал, что уже можно, заказала себе в номер обед, прослушала оставленные на автоответчике сообщения, прочитала посланные Джейд и Дэвидом факсы – никаких событий чрезвычайной важности не произошло, они просто сообщали, что все идет своим чередом. И наконец Тимми блаженно легла в постель, застланную хрустящим, тщательно отглаженным бельем. Какое счастье снова оказаться здесь, ничего роскошнее и придумать невозможно! Конечно, в клинике все проявляли к ней величайшее внимание, заботились о ее удобствах, были любезны и предупредительны, но для нее, Тимми, не было на свете другого такого замечательного места, как отель «Плаза Атене».
Под вечер, когда она, блаженно лежа в постели, пила чай со своими любимыми шоколадными конфетами, позвонил швейцар и сообщил, что к ней пришел доктор Вернье, и через несколько минут Жан-Шарль вошел в ее номер. Вид у него был отдохнувший, он явно радовался встрече с ней. И сразу же сказал, что она выглядит гораздо лучше.
– Наверное, это от шоколада, – улыбнулась она и предложила ему конфету, но он отказался, проявив силу воли, какой у нее не было. – Хорошо отдохнули с детьми в Перигоре? – спросила она, но не призналась, что ей его не хватало, она и сама этому удивлялась. Со вчерашнего утра, когда он пришел в клинику проведать ее перед отъездом, ей не с кем было поговорить, она скучала по интересному собеседнику.