С первого взгляда
Шрифт:
– Какое слушание? – спросила она, чувствуя, как ее охватывает паника.
– Чтобы им позволили оформить временное опекунство и взять мальчика к себе. Они живут в одном из пригородов Чикаго и, как выяснилось, уже несколько лет пытаются взять над ним опекунство. Но всякий раз как их дочь вызывают в суд, она уверяет всех, что завязала с прежней жизнью, и судья не может забрать у нее Блейка. Все они несокрушимо стоят на том, что дети должны оставаться со своими родителями, пусть даже все мы приходим в ужас от того, в каких условиях те живут. Да вы и сами все знаете. Не знаю, что решит судья, согласится ли вывести его за пределы системы социального призрения сирот. Я рассказала о вас социальной работнице.
Все произошло так быстро, что Тимми пока не успела подумать о формальностях. Ей казалось, что времени впереди так много, и вот теперь оказывается, что в понедельник дело будет разбираться в суде,
– А я могу пойти на слушание?
– Я сразу подумала, что вы захотите там присутствовать, и спросила социальную работницу, возможно ли это, она сказала, что, конечно, возможно. Не думаю, что вам придется сражаться за право взять Блейка под опеку. За наших детей никто не сражается.
Да, такие дети никому не нужны, но вот сейчас Блейка будут оспаривать друг у дружки две семьи, вернее, два лагеря. И Тимми была полна решимости выиграть спор.
– Можно привести с собой адвоката?
– Может быть, даже нужно. Не уверена, что судья даст вам слово. Ведь разбирать будут их дело, это они хотят обратиться с ходатайством. Но я рассказала социальной работнице, кто вы и что вы серьезно настроены взять его под опеку. Признаюсь, мне пришлось открыть ей, что приют Святой Цецилии существует на ваши средства. Я хотела склонить ее на нашу сторону всеми возможными средствами, – виновато сказала сестра Анна, и у Тимми немного отлегло от сердца.
– Хорошо, что сказали.
Что ж, Тимми одинокая женщина, и к тому же гораздо старше большинства супружеских пар, которые усыновляют детей или берут на патронатное воспитание, хотя может обеспечить мальчику сказочное благополучие.
– Вы знаете что-нибудь о бабушке с дедушкой? – спросила Тимми, холодея от ужаса. Она чувствовала себя так, будто у нее отнимают ее родного ребенка. Она и считала его родным.
– Дедушка – врач, работает в одном из пригородов Чикаго, она домашняя хозяйка. У них еще трое детей, все учатся в университетах, кажется, мальчик и две девочки-близняшки. Ему сорок шесть лет, ей сорок два. Судя по всему, вполне приличные люди, а мать Блейка – паршивая овца. Больше мне ничего не известно. Да, еще социальный работник сказала, что трое их детей учатся в Новой Англии, в университетах Лиги плюща. Мальчик, по-моему, в Гарварде, а девочки-близняшки одна в Стэнфорде, другая в Йеле.
– Молодцы ребятишки, – пролепетала Тимми. Такого ужаса, как сейчас, она не испытывала еще никогда в жизни.
– Борьба предстоит серьезная, – деликатно сказала сестра Анна, сожалея, что приходится это говорить. Им с Тимми оставалось только надеяться, что, каков бы ни был исход этой борьбы, он принесет благо Блейку. Его дед и бабушка были людьми, от которых не так-то легко отмахнуться. Она волновалась за Тимми.
Тимми провела выходные словно в тумане. После обеда она приехала в приют и пробыла до самого вечера с Блейком. За ужином он не вставал возле ее стула, но несколько раз высовывал из-под стола голову и улыбался ей. Она кормила его с ложки фрикадельками и равиоли, и он хотел еще и еще. Она осталась с ним до самого конца дня, рассказывала ему что-то, потом уложила в постель, поправила подушку и одеяло. Сестра Анна, проходя мимо, с минуту помедлила возле них. Лицо у нее было встревоженное. Не только Тимми привязалась всем сердцем к мальчику, но и он тоже начал привязываться к ней, это было видно. Если суд удовлетворит ходатайство его деда и бабушки, ему снова будет нанесена травма. Сестра Анна надеялась, что деду с бабкой откажут, она была уверена, что Тимми станет для него прекрасной матерью. Она увидела Тимми с совсем другой стороны, о которой раньше знала очень мало. Тимми уже любила Блейка так же самозабвенно, как любила бы собственного ребенка. Сестра Анна волновалась за нее. Если дед с бабкой заберут мальчика, для Тимми это будет жестоким ударом. Она знала, что Тимми потеряла маленького сына. Блейку не грозит смерть, но если суд в понедельник примет решение в пользу родственников, и Тимми, и Блейку будет очень тяжело. Им оставалось только молиться.
Тимми не спала всю ночь. Чем кончится слушание, что решит судья? Эта мысль неотступно билась у нее в голове. Кончилось тем, что она не поехала в понедельник утром к себе в офис, но и повидаться с Блейком тоже не поехала. Она почему-то чувствовала, что не надо этого делать, лучше подождать, как все завершится. Она уже так прикипела к нему, что не могла и представить себе, каково было бы его потерять, но знала, что такое возможно. Стараясь не думать об этом, она надела черный костюм и туфли на высоких каблуках, чтобы ехать в суд, перехватила резинкой рыжие волосы на затылке. Слушание было назначено на два часа дня. В выходные она позвонила своему адвокату и
Она встретилась со своим адвокатом возле здания суда без четверти два, и они молча прошли в зал заседаний. Дедушка и бабушка Блейка уже сидели там – приятные, солидные, добропорядочные, респектабельные жители Среднего Запада. На бабушке были юбка и блузка, которые, как угадала Тимми, были разработаны ее фирмой; по внешнему виду дедушки можно было сразу определить, что он врач, на нем были блейзер, рубашка с галстуком и брюки, ботинки прекрасно начищены. Оба выглядели строго и элегантно и моложе своего возраста. И глядя на них, Тимми вдруг осознала, что они моложе ее, и к тому же они муж и жена – семья. В каком-то смысле они были более подходящими кандидатами на опекунство, чем она, к тому же они кровные родственники. А она могла дать Блейку только свою любовь, себя и очень благополучную жизнь, которая им, возможно, не доступна. Но, судя по их виду, они люди далеко не бедные.
Судья появился ровно в два часа и положил на стол дело Блейка. Утром он с ним ознакомился, прочел и ходатайство, и просьбу дедушки и бабушки. Все было оформлено как положено, представлено более чем достаточное число рекомендаций и отзывов от лица первых лиц города. Найти какие-то основания для отказа было трудно. Социальная работница также прислала судье письмо, в котором рассказала, почему Тимми проявила интерес к мальчику, и о том, кто она такая. На судью все это произвело должное впечатление, в особенности то, что Тимми полностью спонсирует приют Святой Цецилии, который он хорошо знал и в который направил немало детей в последние несколько лет. Он восхищался, что она проявляет по отношению к Блейку столько заботы и что приняла такое участие в судьбе этого мальчика.
Судья довольно долго расспрашивал дедушку и бабушку Блейка. Бабушка плакала, рассказывая о том, как дочь еще подростком пристрастилась к наркотикам и у нее сразу же начались проблемы с законом. История была душераздирающая. Трое других детей их только радовали, прекрасно учились и имели достойную цель в жизни. Потом судья стал разговаривать с дедушкой, но перед этим коротко представил присутствующим Тимми и тепло ей улыбнулся. Она тоже улыбнулась ему, хотя душа ее давно была в пятках, а руки дрожали. Поблагодарила судью за добрые слова, в которых он выразил ей благодарность за помощь приюту Святой Цецилии и дал высокую оценку его деятельности. Несомненно, он относился к монахиням и их труду с большим уважением. Потом судья обратился к дедушке, который выглядел очень внушительно на свидетельской кафедре. Спокойный, с прекрасной речью, мудрый и, несомненно, честный человек, и он, и его жена глубоко преданы своей семье, местному сообществу, образцовые прихожане. Ни к чему не придраться, все было идеально. Но ведь и у Тимми тоже! Беда в том, что она оказалась вне игры, и когда слушание дела подходило к концу, судья уже твердо знал, у кого должен жить мальчик. Ему необходимо вернуться в свою семью, там он будет расти в окружении родного дедушки и родной бабушки, своих родных тетушек и родного дяди, они будут заботиться о нем, с ними он обретет и физическое, и душевное здоровье.
В конце слушания судья снова посмотрел на Тимми и сказал, что, конечно, она все поймет, он в этом уверен. Он восхищается тем, какое участие она приняла в судьбе мальчика, и не только восхищается, но и глубоко растроган, однако не сомневается, что и она тоже хочет, чтобы он вернулся в свою семью, где ему и следует расти, тем более что его родные больше всего на свете хотят подарить ему тепло дома, которого у него никогда не было. Тимми кивнула, но по ее лицу катились слезы. У нее было такое чувство, будто ее ранили в самое сердце. Она понимала, что судья принял правильное решение, но ей было непереносимо больно. Когда слушание закончилось, она подумала, что надо поговорить дружески с бабушкой и дедушкой Блейка. Бабушка ее со слезами обняла, все плакали – и дедушка, и адвокат Тимми, даже на глазах у судьи выступили слезы. Он ужаснулся, узнав, в каком состоянии находится мальчик и что он не говорит. Он надеялся, что в обретенной семье, где Блейка будут любить и должным образом о нем заботиться, он скоро начнет говорить. Жизнь, которую он вел с матерью, его чудовищно искалечила.