С/С том 30. Я сам обманываться рад. Стук стук, кто там? Лягушачий король
Шрифт:
Дрожа, она проснулась, посмотрела на часы: 2.30. Она с трудом встала с постели, прошла в ванную и проглотила две таблетки снотворного.
Сейчас она проснулась снова. Было 9.45. Какой кошмар! Этот кошмарный сон был как предупреждение. Она знала, что потеряет друзей, у нее не будет жизни, если Криспин будет обнаружен.
Она нажала на кнопку звонка, предупреждая Рейнольдса, что поднимается и ей нужен крепкий черный кофе.
Когда она вошла в салон, Рейнольдс дрожащей рукой наливал кофе. Она внимательно посмотрела на него и сразу же поняла, что он сильно пьян.
— Рейнольдс, вы слишком много пьете, — сухо сказал она, усаживаясь.
— Да, мадам, — ответил тот. — Вы позавтракаете?
— Нет. Где он?
— У себя, мадам.
— Он уходил вчера вечером?
— Да, мадам.
— Вы слышали, когда он вернулся?
— Сразу после десяти, мадам.
Кофе немного взбодрил ее.
— Включите телевизор, Рейнольдс, сейчас будет передача Пита Хамильтона.
— Хорошо, мадам.
Она увидела вначале Пита, на заднем плане бунгало Карин Стернвуд, вокруг которого толпилось много полицейских. Затем показали фото Карин и пошел комментарий, который потряс Амелию:
«Маниакальный убийца совершил еще одно преступление. Карин Стернвуд, дочь миллионера, была убита и расчленена.
Это третье убийство менее чем за неделю, совершенное сумасшедшим, — продолжал Пит Хамильтон. Полиция уверена, что кто-то его покрывает. Мистер Джеферсон Стернвуд предлагает награду».
На экране появилось фото. Стернвуда.
«Мистер Стернвуд предлагает двести тысяч долларов всякому, кто сообщит сведения, которые позволят задержать сумасшедшего».
«Двести тысяч долларов! — повторил он. — Все сведения будут использоваться секретно. Всякий, кто может сообщить сведения о личности убийцы, должен только позвонить в центральный комиссариат, он получит деньги незамедлительно. Имя его не будет сообщено».
Хамильтон перешел к изложению других новостей. В комнате было тихо. Рейнольдс выключил телевизор.
Двести тысяч! — думала Амели. — Даже за миллион долларов она не пожертвует своей светской жизнью.
Двести тысяч! — думал Рейнольдс.
Свобода! Нет нужды прислуживать этой старой скотине! Достаточно позвонить в полицию! С такими деньгами он сможет купить маленькую виллу с клочком земли и спокойно провести там остаток жизни, попивая виски.
В этот момент он понял, что Амелия смотрит на него.
— Рейнольдс! — сказал она, подозревая, что он намеревается предать. — Мы не должны ничего говорить. Ни за какие деньги в мире. Подумайте обо мне. Моя жизнь будет кончена. Я рассчитываю на вашу лояльность.
С бескровным лицом тот поклонился.
Какая старая дура! Неужели она действительно думает, что он будет молчать, когда предложена такая награда?
— Да, мадам. Не хотите еще чашечку кофе?
— Нет. Я поговорю с Криспином. Нужно увеличить вам жалованье, Рейнольдс, — сказала Амелия, которая не знала, какому святому молиться. — Будьте мне верны, и я обещаю, что вы не пожалеете.
— Можете рассчитывать на меня, мадам. Я так долго у вас на службе. — Голос Рейнольдса был абсолютно нейтральным. — Еще немного кофе?
— Нет… нет.
— В таком случае я унесу поднос.
Можно ли ему доверять, спрашивала себя Амелия, видя, как он берет поднос и направляется к двери.
— Рейнольдс!
Он остановился.
— Да, мадам?
— Что вы делаете сегодня?
— Я должен приготовить вам обед, а потом, поскольку сегодня воскресенье и хорошая погода, я, может быть, пойду прогуляться.
— Я чувствую себя неважно. Для меня это ужасный удар. Не могли бы вы остаться? Мне не хочется быть одной.
— Разумеется, мадам. Вы же знаете, что я всегда к вашим услугам.
Он слегка поклонился и вышел из комнаты.
На другом конце города Клод Кендрик выключил телевизор. Он сидел в шикарном салоне своей квартиры над галереей. Он только что позавтракал. Прекрасный кулинар, он любил по воскресеньям приготовить что-нибудь особенное, а потом пообедать где-нибудь в городе.
Сегодня он поджарил мясо ягненка с тонкой приправой. Очень крепкий кофе, тосты и апельсиновый мармелад завершили трапезу, но, увы, передача Пита Хамильтона вызвала у него несварение.
Двести тысяч! Он обдумал возможность потребовать награду, но с сожалением пришел к выводу, что у него нет никаких реальных доказательств, что Криспин убийца. Единственным основанием было то, что только Лепски утверждал, что между картиной и убийцей есть связь. Почему он сказал это? Он был уверен, что описание, которое дал Лепски разыскиваемому человеку, соответствует Грэгу, но в Парадиз-Сити тысячи высоких блондинов.
Кендрик потер живот в надежде уменьшить жжение и желудке. А если окажется, что у Грэга есть доказательств, что он не имеет ничего общего с этими убийствами? А если он узнает, что он, Кендрик, его предал? У него было много клиентов, которые рассчитывали на его молчание, когда покупали у него ворованные шедевры. Кто предал — предаст! Нет, несмотря на огромную сумму, все обдумав, он решил молчать. Потом он подумал: Луис де Марии! Захочет ли Луис получить награду? Идиотский вопрос! Конечно да! С трудом поднявшись, он пошел звонить Луису, который жил в большой квартире в пяти минутах ходьбы от галереи.
Луис ответил сонным голосом.
— Немедленно приходи, дорогой, — приказал Кендрик. — Мне нужно с тобой поговорить. И, главное, ничего не предпринимай, пока мы не поговорим.
— Что я должен не предпринимать? — спросил Луис. — Сегодня воскресенье!
Кендрик понял, что тот не видел передачу.
— Быстрее.
Он положил трубку.
Криспин Грэг включил телевизор. Двести тысяч! Глаза у него сощурились. Он совершил опасную ошибку, убив эту маленькую шлюху.
Кто в курсе? Только мать и Рейнольдс.
Мать? Единственное, что ее интересовало, это положение в обществе. Рейнольдс? Да, этот может предать. Рейнольдс со своими алкогольными потребностями, не колеблясь, потребует награду.
Криспин некоторое время сидел в задумчивости, теребя кинжальчик. Затем он поднялся. Стараясь не производить шума, он вышел и оказался наверху лестничной площадки. Он прислушался. Рейнольдс мыл посуду в кухне. Криспин бесшумно спустился по лестнице, подошел к двери его комнаты, открыл ее и вошел. От запаха виски он скривился. Окно, выходящее в сад, было защищено железной решеткой. Так как комнаты были на первом этаже, Амелия настояла, чтобы все окна были заделаны решетками.