S-T-I-K-S. Игры на выживание
Шрифт:
– Голова трещит, сухость, во всем теле слабость. И под ложечкой сосет неприятно, словно я сивухи напился вчера без меры. Я теперь тоже, как Глеб слягу, да? – он с мрачностью и, одновременно, с надеждой посмотрел на Дикаря.
– Пока рано говорить, время покажет. На вот, хлебни, полегчает.
Дикарь сунул ему в руки флягу с живчиком. Нехороших симптомов у него не было заметно, голос не хрипел, взгляд хоть и осовелый, но осмысленный. Остается надеяться, что ему повезет. Мужик этот понравился Дикарю своей основательностью, какой-то природной кондовостью, на таких вот людях, от земли, всегда все держится, они словно прочное основание любому начинанию. К тому же, разведчик умел воевать, а в Улье это всегда полезный навык, он мог пригодиться впоследствии.
– Ох и вонючая же бурда! – он скривился от запаха живчика. Дикарь невольно усмехнулся, вспомнив свою собственную реакцию на главный напиток всех иммунных.
– А где ты видел, чтобы лекарство было вкусным?
– Твоя правда.
Солдат приложился к фляге, с гримасой проглотил и замер, прислушиваясь к собственным ощущениям. По его удивленной физиономии можно сделать вывод, что эффект от живчика он прочувствовал на себе в полной мере. Да и внешне заметно оживился, можно сказать, духом воспрянул.
Между тем, суматоха на позициях советских войск нарастала, там и сям можно было услышать невнятные крики и шум, периодически перемежающиеся со стрельбой. То же самое можно было заметить и в окопах фрицев – там тоже стреляли, правда, криков из-за расстояния не было слышно. Как видно, обращение зашло в финальную фазу, тех, кто стоит на ногах остается все меньше, а вот пустышей становится все больше и они массово набрасываются на своих бывших сослуживцев, на предмет перекусить мясным. Похоже, что этот кластер, с куском Второй Мировой войны на нем, относится к разряду сверхбыстрых, если верить классификации из буклета Холода. На московском кластере все происходило не в пример вальяжнее и неторопливее, на полное обращение людей потребовалось больше суток, и проходил этот процесс с разной скоростью. Здесь же, первые пустыши появились спустя всего пару часов после загрузки, и обращение шло резкими темпами, и было почти одновременным у большинства зараженных, если судить по интенсивности стрельбы. Словно подтверждая мысли Дикаря, за его спиной завозился в путах, невнятно и слабенько заурчал Глеб. Дикарь присел на корточки рядом с бывшим солдатом и заглянул ему в лицо. За прошедшие полчаса тот неузнаваемо изменился – зрачок глаз ненормально расширился, практически поглотив радужку, белок набряк нездоровой желтизной, мимические мышцы расслабились и обвисли, словно намекая на то, что бывший разведчик уже никогда не сможет улыбаться или хмуриться, разве что противно урчать. Антипа тоже привлекло ненормальное поведение его напарника, он приблизился и с нарастающей тревогой принялся его разглядывать.
– Чего это с ним?
– Я же тебе говорил, болезнь это, и болезнь неизлечимая. Нет тут больше Глеба, осталось лишь вот это. Задружиться с ним уже не получится, все, что его отныне беспокоит – это пожевать мяска. Твоего, например, мяска. Видишь, как в твою сторону тянется, понравился ты ему.
– Но как же так, неужто нет способа ему помочь? Я ж его как облупленного знаю, должен быть способ – разведчик понурил голову и бормотал все менее разборчиво себе под нос. Он явно никак не мог смириться с мыслью, что его напарник обратился безвозвратно.
– Ну отчего же, помочь можно. Голову, например, ему прострелить. Не думаю, что он бы обрадовался возможности ходить в обличье тупоголовой людоедской твари.
– Что ты несешь, он же человек, наш, советский, как его убить?! – пожилой солдат вскинулся, вновь вспыхнув гневом.
– Забудь, я же тебе говорил, это необратимо, был человек, да весь вышел. Сам в глаза ему посмотри и поймешь, что я прав. Не помочь тут ничем.
– Но может…
– Не может! Смирись, я говорю. Не хочешь стрелять – оставь так, но как по мне, первый вариант лучше. Справедливей что ли.
Видно было, что слова Дикаря пришлись Антипу не по нутру, но спорить он прекратил. Остается лишь надеяться, что он не выкинет какую-нибудь глупость.
Беседа была прервана грубым образом – из траншеи к ним выбрался уже знакомый красномордый НКВДшник. Выглядел он намного более пугающим, чем в прошлую встречу – лицо теперь было не просто красным, а багровым, глаза безумно сверкали в заплывших жиром щелках. К тому же он был обильно заляпан чьей-то кровью, а в руке сжимал свой маузер. И держал он его явно не для устрашения, сразу же взяв их на прицел. Дикарь оказался застигнутым врасплох и не успел среагировать на неожиданное и неприятное появление особиста.
– Прячетесь тут, значит, суки?! Там людей живьем едят, а вы тут отсиживаетесь, словно крысы! А ну встать, твари!
– Товарищ лейтенант, успокойтесь, мы же на боевом задании, как мы тут все бросим? Лучше объясните что происходит!
Разведчик явно надеялся добиться до благоразумия от особиста. А вот Дикарь на этот счет иллюзий не питал – тот уже явно был на грани обращения. Хрипящий, как у больного злейшей ангиной голос, речь с неправильными паузами, плавающий, дикий взгляд – все симптомы налицо, здравомыслия от этого субъекта ждать не стоит. И тот своими дальнейшими действиями подтвердил самые худшие опасения. Он вскинул пистолет, целясь в голову разведчику. Дикарь понял, что времени ему отведено доли секунды. Он рывком поднял с земли урчащего Глеба и толкнул его на НКВДшника, благо его нынешняя сила это позволяла. Пустыш своим весом навалился на противника, повалив на землю. Даже со связанными руками, он смог вцепиться зубами в мясистую, красную шею ГБшника и принялся ее рвать. Треснули два выстрела, Дикарь почувствовал, как пуля пронеслась в каком-то десятке сантиметров от его головы, обдав потоком воздуха. Он прыгнул к возившейся на земле парочке, схватился за пистолет, который судорожно сжимала рука особиста, и кое-как вырвал маузер из его хватки. Прицелился и выстрелил в затылок пустыша, после чего откинул его в сторону.
Особисту помощь уже не понадобилась – его горло заливала кровь из разорванной сонной артерии, он уже начал закатывать глаза, натужно хрипел и сучил ногами.
– Что ты наделал? Ты же их убил, черт дурной! Нам же теперь гаплык, за такое высшая мера, по законам военного времени.
Разведчик явно потерял всякое самообладание и пораженно таращился на развернувшуюся перед ним драматическую картину. Ну, для него это драма, а в Улье такое происходит сплошь и рядом. И ему либо придется с этим смириться, либо умереть.
– Что, лучше бы, что этот полоумный тебя пристрелил? Он уже как раз примерялся, как тебе половчее вышибить мозги. Забудь уже, вся твоя прошлая жизнь осталась позади, если ты еще этого не понял.
Между тем, агония лейтенанта НКВД постепенно сошла на нет. Дождавшись, когда тот окончательно затихнет, Дикарь расстегнул его портупею и неловко сдернул с него кобуру. Рефлексы человеческого тела неистребимы, он так и норовил подсобить себе изувеченной культей, одергивая себя раз за разом. Охлопал карманы, выудив на свет божий три запасных обоймы на семь патронов, в сапоге нашел ножну с финкой, явно трофейной – инкрустация в виде фашистский креста на наборной ручке ножа не оставляла других вариантов.
– Ты что это делаешь?
– А сам не видишь что ли. Ему оружие уже ни к чему, а вот нам может скоро пригодиться.
– Падальщик!
Антип сердито сплюнул на землю и демонстративно отвернулся от Дикаря, всем своим видом демонстрируя, насколько ему противны его действия. Дикарь его не винил, с точки зрения человека, провалившегося в Улей из совсем другой эпохи, грамотно обработанного советской пропитанной моралью пропагандой, объединявшей помыслы и устремления всего народа к победе, его действия и впрямь выглядели не лучшим образом. Вот только самого Дикаря это заботило мало. Если разведчик сможет выжить и немного проникнется реалиями Улья, то обязательно поймет, почему он так поступает. Сейчас, главное, чтобы он глупостей не наделал, а остальное не так уж и важно.